– Подходит или не подходит, не имеет значения, потому что я не намерена выходить замуж за кого-либо, если этого можно будет избежать. Сумею продержаться еще два года, то получу находящееся у опекунов наследство по завещанию моей бабушки. Этих денег мне бы хватило на долгое время, чтобы самой справиться. Беда в том, что до тех пор я не могу свести концы с концами без дядиной поддержки, а он почти каждую неделю грозит лишить меня ее. Если я хотя бы внешне не приму этот его сумасшедший план, то, не сомневаюсь, он именно так и сделает.
– Элизабет, – осторожно сделала попытку Алекс. – Я бы могла помочь, если б ты позволила. Мой муж…
– Не надо, пожалуйста, – прервала Элизабет. – Ты знаешь, я никогда не смогу взять у тебя деньги. Кроме всего прочего, я не смогу вернуть их. Наследства хватит только покрыть расходы по Хейвенхерсту, да и то еле-еле. Сейчас для меня самое главное выбраться из той каши, которую заварил мой дядюшка.
– Чего я не могу понять – это то, как твой дядя может считать этих двоих подходящими женихами, когда они совсем тебе не подходят. Ни чуточки!
– Мы понимаем, – сказала Элизабет, морщась и наклоняясь, чтобы сорвать травинку, пробивающуюся между каменными плитами под скамьей, – но, очевидно, мои «женихи» не понимают, и в этом все дело.
Когда она произносила эти слова, в ее голове начала зарождаться идея, пальцы гладили травинку, и она застыла в полной неподвижности. Алекс вздохнула, как бы собираясь заговорить, затем остановилась, и в это мгновение мертвой тишины в их изобретательных головах родилась одна и та же идея.
– Алекс, – выдохнула Элизабет, – все, что мне нужно…
– Элизабет, – прошептала Алекс, – все не так плохо, как кажется. Все, что тебе нужно сделать…
Элизабет медленно выпрямилась и повернулась.
В эту долгую минуту молчания две старинные подруги, сидя в розарии, глядели зачарованно друг на друга. Прошлое возвращалось к ним, и они снова были девочками, лежащими без сна в темноте, поверяющими свои мечты и беды, изобретая планы, которые всегда начинались с «Если бы только»…
– Если бы только, – сказала Элизабет, и улыбка засветилась на ее лице, а Алекс ответила ей точно такой же улыбкой, – я смогла убедить их, что мы не подходим друг другу.
– И это совсем нетрудно сделать, – воскликнула Алекс с энтузиазмом, – потому что это правда!
Радостное облегчение от того, что есть план, что можно управлять ситуацией, которая несколько минут назад угрожала размеренному ходу ее жизни, заставило Элизабет вскочить на ноги, ее лицо сияло от смеха.
– Бедный сэр Фрэнсис, – хихикнула она, с восторгом смотря то на Бентнера, то на Алекс, которые улыбались ей. – Я очень боюсь, что его ждет наинеприятнейший сюрприз, когда он поймет, какая… – Элизабет запнулась, думая о том, что больше всего старому распутнику может не понравиться в будущей жене, – я законченная ханжа.
– И, – добавила Алекс, – какая ты ужасная мотовка!
– Точно! – согласилась Элизабет, почти закружившись от радости. Солнце играло в ее золотистых волосах и озаряло ее зеленые глаза, когда она в восторге посмотрела на своих друзей.
– Я обязательно постараюсь дать ему яркие доказательства того и другого. Теперь, что касается графа Кэнфорда…
– Какая жалость, – сказала Алекс с преувеличенной грустью. – Ты не сможешь показать ему, как мастерски ты владеешь удочкой.
– Рыба? – проговорила Элизабет, притворно вздрогнув. – От одной только мысли об этих чешуйчатых существах можно упасть в обморок.
– Исключая ту превосходную рыбу, что вы поймали вчера, – вставил с ухмылкой Бентнер.
– Ты прав, – ответила она, ласково улыбнувшись человеку, научившему ее ловить рыбу. – Найди Берту и сообщи ей, что она едет со мной. К тому времени, когда мы вернемся в дом, Берта должна закончить свою истерику, и я уговорю ее.
Бентнер заспешил прочь, полы его потертой черной ливреи трепыхались позади него.
– Остается только третий претендент, у которого надо отбить охоту, – удовлетворенно сказала Алекс. – Кто он, и что мы о нем знаем? А я его знаю?
Наступил момент, которого боялась Элизабет.
– До того, как ты вернулась несколько недель назад, ты о нем ничего не слышала, – с усилием произнесла она.
– Что? – спросила Алекс растерянно.
Элизабет глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и в волнении провела руками по бокам своей голубой юбки.
– Я думаю, – медленно произнесла она, – мне следует рассказать тебе все, что произошло полтора года назад с Яном Торнтоном.
– Нет никакой необходимости рассказывать, если тебе больно говорить об этом. И как раз сейчас мы должны думать о третьем мужчине…
– Третий мужчина, – перебивая, прошептала с усилием Элизабет, – Ян Торнтон.
– Господи, – ахнула от ужаса Алекс. – Почему? Я думаю…
– Я не знаю почему, – призналась Элизабет с возмущением, – он принял предложение дяди. Или это какая-то страшная ошибка, или шутка, но ни то, ни другое не имеет смысла.
– Шутка! Он погубил тебя. Торнтон, должно быть, страшное чудовище, чтобы сейчас считать это забавным.
– Последний раз, когда я его видела, он не считал ситуацию забавной, поверь мне, – сказала Элизабет и усевшись, рассказала всю историю, отчаянно пытаясь контролировать чувства так, чтобы сохранить способность ясно мыслить, когда они с Алекс будут разрабатывать свои планы.
Глава 9
– Берта, мы приехали, – сказала Элизабет, когда их дорожный экипаж подъехал к богатому имению, принадлежащему сэру Фрэнсису Белхейвену. Уже час, как глаза Берты были плотно зажмурены, но Элизабет видела по часто и неровно поднимающейся и опускающейся груди, что она не спит. Берта была в ужасе от предстоящей ей роли тетки Элизабет, и никакие увещевания или обещания ничуть не уменьшили ее страхов за последние несколько дней. Она не хотела ехать и теперь, будучи здесь, все еще молилась об избавлении.
– Тетя Берта! – с беспокойством сказала Элизабет, когда парадная дверь большого беспорядочно построенного дома распахнулась. Дворецкий отступил в сторону, и лакей поспешно направился к экипажу. – Тетя Берта! – с беспокойством повторила Элизабет и в отчаянии протянула руку к плотно сжатому веку горничной. Она подняла его и заглянула прямо в испуганный коричневый глаз. – Пожалуйста, не поступай так со мной, Берта. Я рассчитываю, что ты будешь изображать тетю, а не пугливую мышь. Они почти подошли к нам.
Берта кивнула, проглотила слюну… и выпрямилась на сиденье, затем разгладила свои черные бомбазиновые юбки.
– Как я выгляжу? – озабоченно прошептала Элизабет.
– Ужасно, – сказала Берта, взглянув на строгое, закрытое, черное полотняное платье, тщательно выбранное Элизабет для этой первой встречи с предполагаемым мужем, которого Александра описала как развратного старого повесу. Чтобы усилить свой монашеский вид, волосы Элизабет были зачесаны назад, заколоты в пучок «а ля Люсинда» и покрыты короткой вуалью. На платье она надела единственную «драгоценность», которую намеревалась не снимать за все время пребывания здесь, – большое безобразное железное распятие, позаимствованное из семейной часовни. – Совсем ужасно, миледи, – повторила Берта уже не таким слабым голосом.
После исчезновения Роберта Берта предпочитала обращаться к Элизабет как к хозяйке, а не так фамильярно, как прежде.
– Прекрасно, – сказала Элизабет, ободряюще улыбнувшись. – И ты тоже.
Лакей открыл дверцу и опустил ступеньки, Элизабет вышла первой, за ней последовала «тетушка». Она пропустила Берту вперед, затем повернулась и посмотрела на Аарона, сидевшего на козлах. Дядя разрешил ей взять из Хейвенхерста шестерых слуг, и Элизабет выбрала их очень тщательно.
– Не забудь, – лишний раз предупредила Аарона Элизабет, – смело сплетничай обо мне с любым слугой, готовым тебя слушать. Ты знаешь, что сказать.
– Ага, – сказал он с издевкой. – Мы им всем расскажем, какое вы скаредное чудовище, такая строгая и праведная, что от страха сам дьявол будет жить, как святой.
Элизабет кивнула и с неохотой повернулась к дому. Судьба сдала ей карту, и она хотела разыграть ее, как можно лучше. С высоко поднятой головой и дрожью в коленках она пошла вперед, пока не поравнялась с Бертой. Дворецкий стоял в дверях, разглядывая Элизабет с откровенным интересом. Ей показалось, что он старается разглядеть ее груди под бесформенным черным платьем. Дворецкий отступил от двери, чтобы пропустить их.
– Мой хозяин с гостями и скоро присоединится к вам, – объяснил он. – Тем временем Курбес проведет вас в ваши комнаты.
Его взгляд перешел на Берту и загорелся от восхищения, остановившись на ее пышном заде, затем он повернулся и кивнул старшему лакею.
Сопровождаемая бледной с крепко сжатыми губами Бертой, Элизабет поднялась по длинной лестнице, с любопытством оглядывая мрачный холл и красный ковер на ступенях. Ковер был толстый и пушистый по краям, подтверждающим его первоначальную ценность, но протерт под ногами и требовал немедленной замены. На стене висели позолоченные бра со свечами, но они не были зажжены, и лестница с верхней площадкой тонула во мраке. Так же темна была и предназначенная ей спальня, когда лакей открыл дверь и ввел их внутрь.