— Вот что, — медленно сказал он. — Я хочу вас кое о чем попросить.
— Еще кофе? — негромко спросила она.
— Нет. Уделите мне хотя бы десять минут вашего времени. — Эдвин подарил ей чарующую улыбку. — Пожалуйста. Я хочу вам кое в чем признаться.
— Ладно, — неожиданно услышала Долорес собственный ответ. — Десять минут, не больше. Встретимся в библиотеке.
3
Как всегда бывало в пору листопада и зимой, в большом камине, облицованном песчаником, пылал огонь. По обе стороны камина стояли удобные кресла. Эдвин сидел с бокалом виски, а Долорес потягивала ликер. Сладкое успокаивало, а она очень нуждалась в успокоении. Нервы были на пределе, и это вызывало у нее досаду.
Никого из постояльцев не тянуло погреться у камина, и Эдвин с Долорес остались наедине в уютной, мягко освещенной комнате с полками, набитыми книгами и изящными безделушками.
— Ну, спрашивайте, — сказал Эдвин. — О чем угодно.
С чего Оливер взял, что ей есть до него дело? Уверен, что все женщины от него без ума, раз он красивый, богатый и лихо водит это синее спортивное чудище?
— У меня к вам нет никаких вопросов, — спокойно ответила она. — Вы сами хотели поговорить со мной.
— Вопрос был. Вы хотели знать, почему я назвался старьевщиком.
— Мне все равно, кто вы есть, — продолжала стоять на своем Долорес. — Я только не люблю, когда меня обманывают.
— Я и не обманывал. Просто ради шутки немного драматизировал ситуацию. Не будьте такой серьезной, Долорес. Улыбнитесь.
Она бросила на него сердитый взгляд.
— Послушайте, я несколько часов провела на ногах, весь вечер работала, устала, и у меня не то настроение, чтобы сидеть с вами и перебрасываться шутками!
— Жаль. Судя по внешности, шутка пошла бы вам на пользу.
Кровь ударила ей в голову. Да что же это такое? Сначала Кора заявляет, что ей не мешает взбодриться, а теперь этот человек говорит, что у нее слишком кислая физиономия…
Она немолодая, усталая, скучная женщина без чувства юмора… О Боже, неужели это правда?
Долорес посмотрела на Эдвина, красивого, энергичного и вовсе не скучного, и холодно проронила:
— Благодарю вас, но я сама решаю, когда и с кем мне следует веселиться.
— Чем вы обычно занимаетесь в свободное от работы время? — спросил Эдвин с таким видом, будто это его действительно интересовало.
Она проводила досуг, читая приключенческие романы. О людях, пробирающихся сквозь джунгли, спускающихся на каноэ по Амазонке или пересекающих на верблюдах смертельно опасную Сахару. Эти экзотические места возбуждали, заставляли мечтать и будили фантазию. Очень приятно читать о том, как другие рискуют жизнью, в то время как сама сидишь в уютном и безопасном сельском домике. Но Долорес не собиралась говорить Эдвину, что тоскует по романтике. Сделав еще один глоток ликера, она напомнила:
— Вы хотели поговорить со мной десять минут. В чем-то признаться…
Он кивнул.
— Верно. Я хочу объяснить, почему два дня назад пришел к вам в таком виде.
— Это не мое дело.
Его улыбка была ленивой и лукавой.
— О нет… Тогда вы думали совсем по-другому. Вы боялись, что я не смогу заплатить по счету. Затем вы решили, что деньги у меня наверняка краденые. А потом — бац!
Она сжалась в кресле, и Оливер рассмеялся. У него был чудесный смех — теплый, искренний и мгновенно восстанавливавший душевное равновесие собеседника.
— Неужели это было так заметно? — невольно спросила Долорес.
— Боюсь, да. Вы были очень вежливы, но для того, кто разбирается в физиономистике, ваше лицо — открытая книга.
Это не утешало. Мало того, что ее лицо — открытая книга, этот человек настаивает, что умеет читать по нему!
— Так почему же вы ничего не сказали?
— Мне захотелось пошутить.
— Пошутить? — За последние три минуты он воспользовался этим словом трижды. Ясно, ему нравилось шутить. Богатый бездельник, белоручка, живущий для собственного удовольствия. О Господи, сегодня вторник, а он торчит здесь и бьет баклуши…
Оливер кивнул.
— Попытаться стать другим человеком. Играть чужую роль и видеть, что люди воспринимают тебя совершенно по-другому. Это так забавно. И поучительно.
Да, можно себе представить… Она сделала еще один глоток ликера.
— А почему вы выглядели так, словно только что выбрались из болота?
— Потому что так оно и было, — усмехнулся Эдвин. — Я помог двум парням вытащить грузовичок, задние колеса которого съехали в пруд. Эти люди ловили рыбу. Во всяком случае, так они сказали. Типы были слегка подозрительные, но я все равно протянул им руку помощи. Один из этих парней был бородатый, темноволосый…
— Вы хотите сказать, — перебила она, — что это и был тот мужчина, которого разыскивала полиция?
— Правильно. Он ограбил бензоколонку.
Треснуло полено, и в воздухе заплясали искры.
— К сожалению, словесный портрет, который сообщила мне полиция, очень совпадал с вашим, — сказала она, отнюдь не собираясь извиняться.
— Когда вчера днем в мой офис нагрянули полицейские, я сильно удивился. Моя секретарша была вне себя. — В его голосе звучал смех. — Самое забавное, что неопрятного вида полиции оказалось достаточно, чтобы заподозрить человека в ограблении автозаправочной станции!
— Не только это, — принялась защищаться она. — Вы носили деньги в сумке для сандвичей! У вас были ужасные волосы, не брились вы неизвестно сколько дней. Можно было подумать, что вы беглый каторжник!
Он кивнул и сделал глоток виски.
— Это верно. Мои документы хранились в пластиковой сумке, потому что во время героического сражения за вызволение грузовичка я поскользнулся, упал в пруд и промочил бумажник.
Оставалось непонятным, что заставило его ехать через глушь в разбитом фургончике, нагруженном туристскими принадлежностями, и почему у него были волосы почти до плеч. Но ей это безразлично. Это не ее дело. Она смотрела на его гладко выбритый подбородок, смеющиеся глаза и знала, что морочит себе голову. Ей вовсе не безразлично. Он разжигал в ней любопытство. Она хотела знать об Оливере как можно больше. В этом мужчине было нечто такое, чему бесполезно сопротивляться. Нечто не дававшее ей покоя.
— Я возвращался из отпуска, проведенного в горах с шестнадцатилетним сыном. Нам редко удается побыть вместе, поэтому когда выдается такая возможность, я стараюсь придумать для мальчика что-нибудь необычное.
Долорес пришлось признаться, что этот рассказ произвел на нее сильное впечатление и что она с нетерпением ждет его продолжения.
Эдвин поведал, что на это время он забрал сына из школы, потому что учеба — далеко не всегда самое главное. Успеваемость у мальчика хорошая, так что недельный перерыв в занятиях не мог повредить ему. Эдвин отправил сына домой самолетом, а сам решил вернуться домой в автофургончике ради собственного удовольствия.
— Так вот почему вы были небриты, а волосы были такими длинными, что через неделю упали бы вам на плечи?
— Вам не нравятся мои волосы?
Она пожала плечами.
— Это бросилось мне в глаза, вот и все. Мужчины могут делать со своими волосами все, что им нравится. Женщины делают то же самое.
— Но тем не менее вы решили, что такой внешний вид отражает мои преступные наклонности, и натравили на меня копов.
— Извиняться я не собираюсь, так что оставим этот разговор.
Оливер учтиво поклонился, но его глаза заискрились от смеха.
— Длинными волосами и недельной щетиной я обзавелся на пари, поспорив с дочкой. Она сказала, что я «чересчур прилизанный» и что мне надо «слегка расслабиться». На ее языке это означает отрастить волосы и бороду. Ей четырнадцать лет.
Долорес вспомнила, что Кора сказала ей самой примерно то же самое, но промолчала. Не следовало привлекать внимание этого человека к тому, что ей не хватает «трепета», сексуальности и всего остального, что делает женщину женщиной…
— Значит, вы сделали это на спор? — поинтересовалась она. — Как это вышло?
— Она стала дразниться и заявила, что я слишком консервативен и никогда не решусь на то, чтобы изменить свой внешний вид. — Оливер добродушно усмехнулся. — Что мне оставалось делать? Позволить ей думать, что я струсил?
Долорес засмеялась. Она тоже ничего не могла с собой поделать.
— И что же она подумала, когда вы вернулись из похода бородатым и длинноволосым? Ей понравилось?
— Она сказала, что я выгляжу весьма импозантно.
— Достаточно импозантно, чтобы послать за вами полицию, — сухо напомнила Долорес.
— Она и про полицию сказала, что это круто.
Долорес не то застонала, не то засмеялась.
— О Боже! Ну и детки!
— Сегодня днем я получил большое удовольствие от разговора с вашей дочерью. Очень симпатичная и толковая девочка.
Лукавый огонек, горевший в его глазах, заставил Долорес насторожиться. Она вспомнила, что совсем недавно Эдвин назвал Кору прямой и открытой, и встревожилась. Что ему наговорила эта болтушка?
— Подозреваю, что моя симпатичная и разговорчивая дочь описала вам все мое печальное прошлое, — покоряясь судьбе, вздохнула она.
— Далеко не все. Остальное я домыслил.
— И что же она вам сказала?
— Только самое главное. Что вы шесть лет как в разводе и что вы самая замечательная мать в мире.
— Что ж, приятно слышать. А она — самая замечательная дочь в мире. — Ее переполнила материнская гордость.
Эдвин коварно улыбнулся.
— А еще она сказала, что вам сорок два года, а ведете вы себя так, словно вам восемьдесят и ваша жизнь кончена.
Теплое чувство моментально улетучилось.
— Я убью ее! — прошептала Долорес.
Эдвин рассмеялся и поспешил ее успокоить, заметив:
— Ну и зря. Кора желает вам добра. Вы что, действительно думаете, что жизнь кончена?
— Нет! — огрызнулась Долорес.
— Тогда почему ваша дочь говорит, что вы ведете себя как старуха?
Потому что я не занимаюсь ежедневным сексом, подумала она и небрежно пожала плечами.
— Коре девятнадцать. Она учится в колледже, ходит на вечеринки и рок-концерты, ездит на раскопки и занимается еще многими вещами. Я вдвое старше ее, занимаюсь тем, что зарабатываю нам на жизнь, а в Сан-Франциско, хотя до него всего сорок миль, я бываю крайне редко. Конечно, она считает меня чем-то вроде мумии.
Оливер кивнул.
— Моя дочь тоже считает меня занудным старикашкой. Обвиняет в том, что я веду слишком скучную жизнь, и говорит, что мне надо чаще бывать на людях.
Да неужели, хотелось спросить Долорес, но она опять отмолчалась, поскольку беседа начинала принимать слишком интимный характер. И все же она была уверена, что этот человек кто угодно, только не занудный старикашка. Конечно, подростку могло так показаться, но перед ней сидел энергичный, сексуальный мужчина, который без труда нашел бы себе любовницу, если бы стремился к этому.
Оливер, внимательно смотревший на нее поверх бокала, неожиданно улыбнулся.
— Я так и не рассказал, в чем заключаются мои обязанности старьевщика… Вам интересно?
— Вы говорили, что слегка драматизировали ситуацию.
— Да. На самом деле мы занимаемся не старой одеждой и мебелью, а подержанной медицинской техникой вроде рентгеновских аппаратов. Для компании эта деятельность является побочной. Она не дает прибыли, но зато служит на благо людей. Мы ремонтируем все это, а потом продаем по дешевой цене больницам развивающихся стран…