Его боль передалась и ей.
– О, Сакис!
Он покачал головой:
– Ешь,
. И скажи мне, что прощаешь меня.
– Я прощу тебе все на свете, если ты и дальше будешь так меня называть.
Всю ночь они не сомкнули глаз. Оба были ненасытны в любви.
– Ты кричишь от наслаждения,
, – прошептал ей на ушко Сакис. – А ведь в доме нет ни одного блинчика. Значит, я был прав, говоря, что это только начало.