То, что он назвал их гостями, а не родственниками, заметила не только я, но и леди Холлидей. Она вскинулась, чтобы что-то сказать, но под взглядом капитана сникла и пошла помогать мужу подняться с пола.
– Ну что Вы, – произнесла, слегка покраснев, прежде чем призналась. – Стыдно говорить, но похоже, я получила удовольствие от увиденного.
Мой кивок в сторону стонущего мужчины стал красноречивым намеком на то, что именно мне понравилось.
– Не могу вас в этом винить, – поддержал меня капитан. – Сам грешен.
Лорд Холлидей что-то мычал, сломанная челюсть не позволяла большего, но с помощью жены смог встать.
– Последний момент, – остановил он пару в дверях. – Мисс Блю, будьте любезны поставить свою подпись в качестве свидетеля совершенной сделки.
Не могу сказать, что я сделала это с удовольствием, но определенно с пониманием и одобрением. Три одинаковых страницы, три подписи, три точки. Один из листов был протянут леди Холлидей, которая взяла его с неохотой, но гордость не позволила отказаться. Второй лист был убран в секретер под замок. А третий, к моему удивлению, был передан мне.
– Уверен, что могу доверить Вам благополучие своих детей.
Я была тронута почти до слез, ведь то, что он мне дал – это гораздо больше, чем просто документ. Бумагу я приняла и осторожно свернула ее рулончиком, прижала к себе как самое ценное, что только может быть, хотя у меня ценней действительно ничего и не было.
– Ты еще пожалеешь, – заявила леди Холлидей, прежде чем захлопнула за собой дверь. Проводив чету Холлидей взглядами, мы так и стояли, глядя на дверь, не совсем веря в то, что все, наконец, закончилось.
– А ведь сегодня Рождество, – вспомнилось мне.
– Оно еще не закончилось, – с неким подобием воодушевления заметил капитан и провел пальцем по моей щеке.
Я невольно повернулась к мужчине и украдкой проследила за ним, он ответил мне тем же. Забавно, уверенность в своих решениях мгновенно улетучивается, когда остаешься с их последствиями один на один. Снова откуда-то возникла робость, застенчивость, стыдливость. Я отчетливо почувствовала, как щеки заалели, а глаза сами собой опустились в пол.
– Жаль, что праздник был испорчен, но теперь только от нас зависит как он закончится.
Да уж, праздник оказался на удивление насыщенным и без рождественского волшебства.
– Надо проверить детей, – встрепенулась я, вспомнив о своем неисполненном обещании.
Меня угнетало то, что пришлось нарушить слово, но была уверена – Виктор и Санни поймут. Капитан с заметной неохотой убрал руку от моего лица и отступил на шаг, давая мне возможность пройти к двери первой. Подхватив со стола свечу, он догнал меня и, взяв за руку, повел в детскую. Его ладонь была теплой и немного шершавой, но очень надежной и приятной. Я не стала отнимать свою руку. Во-первых, мне нравилось идти именно так. Во-вторых, если капитан, заметив мое отношение к нему, готов подарить мне чуточку больше, чем я надеялась, ну что ж, я только рада.
*
Неудивительно, что в столь поздний час дети уже спали. Санни забавно сопела, свернувшись калачиком на кровати, а Виктор уснул в кресле, обнимая книгу. Им тоже сегодня досталось, но их крепкий сон говорил о том, что они справились. Это замечательно, ведь было бы совсем несправедливо по отношению к ним заставлять их переживать из-за гнусности взрослых.
– Предлагаю разделить обязанности: вы укладываете удобнее Санни, а я несу Виктора в его комнату.
Это было более чем разумно, ведь наоборот все равно не получится.
– Хорошо. Только пообещайте, пожалуйста, не засыпать в этом кресле. Боюсь, я не смогу донести Вас до кровати.
Мягкий смех капитана живительной волной прокатился по измученным нервам. Жаль, удалось им насладиться всего минуту, а потом капитан ушел, вынося Виктора. Я тоже поторопилась раздеть и уложить Санни, ведь было еще одно срочное дело, которое непременно нужно было закончить сегодня.
Освещая себе дорогу огарком свечи из детской, я добралась до комнаты, где надежно спрятала документ и забрала из шкафа подарки для детей. Идти назад было немного неприятно из-за еще свежих воспоминаний. Я прошла по всему этажу и спустилась по парадной лестнице, мимо уже убранной бальной залы, прямо к рождественской ели. Шаги заглушал мягкий ковер гостиной, царящий полумрак прибавлял таинственности и волшебства. Два свертка из цветной бумаги, перевязанные лентой, легли на свое место под праздничным деревом. Очень хотелось порадовать и удивить своих воспитанников. Пусть и для них этот праздник начался не самым лучшим образом, но утро просто обязано принести кусочек сказки и торжества.
Положив подарки и отступив от ели, я взглянула на величественное дерево и решилась на то, что не делала с раннего детства. Прикрыв глаза, я мысленно просила дух Рождества исполнить желание детей. Пусть они получат в этой жизни все, о чем мечтается. Пусть каждый день приносит лишь радость и счастье. Они сами не смогли прийти и попросить, я попросила за них. Все пожелания я произносила мысленно, но с такой душевной подачей, что закончив просьбу, устало вздохнула. На свое желание сил не осталось. Но если быть честной, не хватило смелости. Я и так получила больше, чем могла пожелать, и не хочу дразнить судьбу несбыточным.
Еще раз оглядела елку, словно надеялась увидеть на ней подтверждение того, что была услышана, отступила и собралась уходить. Но как выяснилось, ворсистый ковер приглушает не только мои шаги. Всего в нескольких футах от меня стоял капитан и пристально следил за моими действиями. Мне вдруг стало неловко за ребяческий поступок, но я не удержалась и спросила:
– Как думаете, сбудется?
– Иначе и быть не может, – улыбнулся капитан. – Если хотите, можем вместе попросить.
Я невольно улыбнулась: точно как Санни когда-то, и не верится даже, что не родные они.
– Это не совсем мое желание, – призналась я. Олбани слегка нахмурился:
– Почему не свое?
– Понимаете, – замялась я на мгновение. – Если действительно есть кто-то, кто исполняет желания, то не хотелось бы его отвлекать, ведь есть желания действительно важные, необходимые и куда более неотложные. А я уже привыкла сама справляться.
– Хотите сказать, что просьба все же есть?
– Так уж устроены люди, нам все время что-то нужно, – слегка нервничая, я неопределенно махнула рукой, демонстрируя абстрактность и общность высказывания. – Вот Вы же тоже к дереву пришли, значит, хотели о чем-то попросить.
– И да, и нет, – загадочное высказывание повисло в воздухе. Я прикусила губу, чтобы не дай бог, не спросить, что именно он имел в виду.
– Я объясню, – обожаемая мной кривая улыбка появилась на мужских губах. – Я намеревался сегодня загадать желание у рождественской ели, но вовремя понял, что мне уже ничего не нужно. У меня есть все, о чем другие могут только мечтать.
Наверное, это здорово, когда у тебя уже все есть. Вот я, как выяснилось сегодня, много чего хочу. Но далеко не все исполнимо. Например: мне подарили невероятное право, быть опекуном, и я должна была быть счастлива, но поняла, что мне и этого мало; у меня появилась возможность остаться в этом доме рядом с капитаном Олбани, но и тут хотелось бы большего. А чего именно большего, даже думать боялась, вдруг опять покажется мало. Раньше, до встречи с этим мужчиной, я была на редкость непривередлива: довольствовалась тем, что есть, и не мечтала о несбыточном, соблюдала правила и старалась не вмешиваться в дела меня не касающиеся. Но потом появился капитан…
– О чем Вы задумались? – прервал мои мысли Олбани. – У вас очень живая мимика, но если быть честным, я так и не понял: приятные или неприятные мысли бродят у Вас в голове.
– Сама не пойму, – вынуждена была признаться я.
– И конечно, не поделитесь… Тогда позвольте я поделюсь своими, – сделал капитан шаг ближе.
Я заинтересованно приподняла голову, выражая полную готовность внимательно слушать. Но говорить он ничего не собирался. Капитан плавным движением приблизился вплотную, и крепко обняв мое вмиг обмякшее тело, накрыл мои губы своими. Поцелуй был осторожным, ласковым, изучающим. Он словно опасался, что я сорвусь с места и убегу. Но у меня такого и в мыслях не было. Я таяла как весенний снег, вся и без остатка. Терпкий мужской запах смешался с чуть солоноватым привкусом его губ и вскружил голову, как на самых быстрых каруселях. Он отстранился всего на несколько дюймов, чтобы с вопросом взглянуть в мои глаза.
– Что… – едва слышно выдохнула я, не в силах задать вопрос целиком.
– Омела, – также тихо шепнул он мне в ответ.
– Правда? – зачем-то спросила я, хоть мне и было совершенно все равно. Капитан криво улыбнулся, хитро прищурился и честно ответил:
– Нет.
– Хорошо, – и сама потянулась за новым поцелуем. Не знаю, как долго мы простояли под рождественской елью: часы, а может, секунды, но не было у меня мгновений слаще. Свеча давно была отставлена подальше, волосы расплелись, руки легли на мужские плечи, дыхание сбилось.
– Эмми… – выдохнул капитан мне в волосы. Как же давно никто не называл меня так. Последним был отец, и в его устах мое имя звучало строго – Эмма. И только в глубине воспоминаний нежный, женский, давно забытый голос звал меня так же ласково как капитан.
– Нежная моя, – продолжал шептать Олбани, покрывая мое лицо короткими поцелуями.
Я улыбалась под его ласками, счастливая. И не почему-то, а просто счастливая – и точка. Еще один щемящее–нежный поцелуй, переросший в обжигающий глоток страсти и капитан, подхватив меня на руки, понес из гостиной вверх по лестнице. Я обнимала его за плечи и уже не боялась темноты. С ним я была готова идти куда угодно, только бы позвал.
***
Ночь была к нам добра – она не торопилась отступать. Пасмурное небо не пропускало солнечный свет в окна спящего дома, не позволяло будить домочадцев. Темнота растворила мир вокруг, и мы были лишь одни на всем свете. Страстные поцелуи, нежные объятия, бережные ласкающие прикосновения. Тихие шорохи, откровенный шепот, вырывавшиеся стоны.
Я доверилась во всем своему капитану и не хотела думать ни о чем. Безоглядно дарила себя, зная, что он не разочарует.
«Эмми» – шептал он, покрывая плечи и грудь поцелуями. «Эмми» – произносил чуть слышно, гладя ладонью изгибы моего тела. «Эмми» – слышала я выдох в чувствительно местечко за ухом.
Его руки и губы были везде. Каждое прикосновение дарило удовольствие. Я плыла с ним по волнам наслаждения.
Первая боль, первый стон блаженства, первый полет на подаренных капитаном крыльях.
Оплетенная бережными сильными руками я лежала в темноте комнаты с раскрытыми глазами и сама не верила в случившееся. Нет, я не жалела об этой ночи, не волновалась о будущем, не боялась смотреть в завтрашний день. Даже если у меня будет только эта ночь, она навсегда останется со мной вот такой: чудесной, волшебной, драгоценной.
Олбани лежал, прижимаясь грудью к моей спине и не прекращая покрывал затылок и плечи короткими поцелуями.
– Скоро утро, – сказала я, наблюдая за тем, как первые, несмелые, с трудом пробившиеся сквозь тучи лучики прокрадываются в спальню.
– Жаль, – чуть хрипло ответил капитан.