После убийства прошло уже шесть дней, и с тех пор весь город только и судачил о том, кто — или что — могло убить ее. В «Дейли эдвертайзер» поместили описание демона с крыльями. А слухи о папистах, без сомнения запущенные стражником Праттом, были неизбежны. Но толковали и о другом. Проповедник из Салема говорил о недремлющем зле, о нечистой силе и иноземцах, поклоняющихся дьяволу, побороть которых может лишь справедливая рука Божья. Эти безумные истории привета к тому, что прошлой ночью на Ганноверской улице пьяная толпа погналась за каким-то несчастным итальянцем, заставив его искать убежища в одной из таверн.
— Вы первым обнаружили свидетельницу, — сказал Гренвилл. — Девушку ирландку.
— Да.
— И с тех пор ее не видели?
— Нет, сэр.
— Вы знаете о том, что Ночная стража разыскивает ее?
— Господин Пратт говорил мне. Но я ничего не знаю о мисс Коннелли.
— Господин Пратт убедил меня в обратном.
Так, значит, поэтому его вызвали сюда! Ночная стража хочет, чтобы Гренвилл вынудил Норриса дать какиелибо сведения.
— С той самой ночи девушка больше не появлялась в доходном доме, где жила раньше, — сообщил Гренвилл.
— Наверняка у нее есть какие-нибудь родственники в Бостоне.
— Только муж ее сестры, портной по фамилии Тейт. Он же сказал Ночной страже, что девушка не в себе и склонна оскорблять окружающих. Она даже обвинила его в низком поступке.
Норрис вспомнил, как Роза Коннелли дерзнула подвергнуть сомнению воззрения выдающегося доктора Крауча
— невероятно смелый поступок для девушки, которая должна знать свое место. Но «не в себе»? Нет, в тот вечер в родильной палате Норрис видел девушку, которая всего лишь стояла на своем, девушку, которая оберегала свою умирающую сестру.
— Я не заметил в ней ни тени безумия, — признался он.
— Она сделала несколько очень необычных заявлений. О некоем существе в плаще.
— Мисс Коннелли назвала его «фигурой», сэр. И никогда не говорила, что это сверхъестественное существо. Это «Дейли эдвертайзер» назвал его Вестэндским Потрошителем. Мисс Коннелли, конечно же, испугалась, но истеричной не была.
— И вы не подскажете господину Пратту, где она может находиться?
— С чего он решил, будто я это знаю?
— Он полагает, что, возможно, вы лучше знакомы с ее… собратьями.
— Понимаю. — Норрис почувствовал, как напряглись мышцы его лица. «Значит, они считают, что парнишка с фермы даже в костюме остается парнишкой с фермы», — с горечью подумал он и спросил:
— А можно узнать, с чего это вдруг ему так спешно понадобилось ее отыскать?
— Она свидетельница, и ей всего лишь семнадцать лет. Необходимо позаботиться о ее безопасности. И о безопасности ребенка ее сестры.
— Вряд ли можно представить себе, что господин
Пратт заботится о чьем-то благополучии. Может, он хочет отыскать девушку по какой-то другой причине?
Гренвилл немного помолчал. А через мгновение сообщил:
— Есть некое дело, о котором господин Пратт не хотел бы сообщать репортерам.
— Какое дело?
— Оно касается одного ювелирного украшения. Медальона, который некоторое время находился у мисс
Коннелли, а потом оказался в ломбарде.
— И чего же особенного в этом медальоне?
— Он не принадлежал этой девушке. По закону медальон должен был перейти к мужу ее сестры.
— Вы хотите сказать, что мисс Коннелли — воровка?
— Не я хочу это сказать, а господин Пратт.
Норрис снова вспомнил Розу и то, как беззаветно она была предана сестре.
— Я не могу представить ее в роли преступницы.
— Какой она вам показалась?
— Умной. И решительной. Но только не воровкой. Гренвилл кивнул.
— Я передам ваши суждения господину Пратту.
Посчитав, что разговор окончен, Норрис собрался было подняться с места, но Гренвилл остановил его:
— Минутку, господин Маршалл. Или у вас есть какието другие дела?
— Нет, сэр.
Норрис снова опустился на стул. Под взглядом молчавшего профессора юноша чувствовал себя неуютно.
— Довольны ли вы покуда ходом вашего обучения? — поинтересовался Гренвилл.
— Да, сэр. Вполне.
— А доктором Краучем?
— Он великолепный наставник. И я счастлив, что он взял меня к себе. Благодаря ему я многое узнал об акушерстве.
— Хотя, как я понимаю, у вас есть собственные суждения на эту тему.
Норрис почувствовал себя неловко. Неужели доктор Крауч нажаловался на него? Неужели ему придется за это ответить?
— Я не хотел подвергать сомнению его методы, — возразил юноша. — Я только хотел поделиться…
— А разве не стоит сомневаться в методах, которые не действуют?
— Я не должен был противоречить ему. Конечно же, я не обладаю опытом доктора Крауча.
— Нет. Вы обладаете опытом фермера. Норрис вспыхнул, и профессор добавил:
— Вы считаете, я только что оскорбил вас.
— Не смею знать ваших намерений.
— Я не собирался вас оскорблять. Я знавал умников среди фермерских мальчишек. И достаточно идиотов среди джентльменов. Своим замечанием насчет фермера я хотел сказать, что у вас есть практический опыт. Вы наблюдали за процессом созревания плода и его рождения.
— Но, по вполне очевидному замечанию доктора Крауча, корову нельзя сравнивать с человеком.
— Конечно же, нет. Коровы куда дружелюбнее. Ваш отец наверняка согласился бы со мной, иначе почему он все время прячется на ферме?
Норрис был потрясен.
— Вы знакомы с моим отцом? — спросил он после короткой паузы.
— Нет, но кое-что о нем знаю. Он наверняка гордится тем, что вы избрали такой сложный курс обучения.
— Нет, сэр. Ему не нравится мой выбор.
— Неужели такое возможно?
— Отец собирался вырастить фермера. И считал, что книги — пустая трата времени. Я бы наверняка никогда не попал сюда, в медицинский колледж, если бы не щедрость доктора Хэллоуэлла.
— Доктора Хэллоуэлла из Белмонта? Того джентльмена, что написал вам рекомендательное письмо?
— Да, сэр. Я и вправду не знаю человека добрее. Он и его супруга всегда с радостью принимали меня в своем доме. Он сам обучал меня физике и давал книги из личной библиотеки. Похоже, каждый месяц в ней появляются новые тома, и он разрешал мне брать любые. Романы. Книги по греческой и римской истории. Произведения
Драйдена, Поупа и Спенсера [2] . У него невероятное собрание.
Гренвилл улыбнулся:
— И вам оно очень пригодилось.
— Книги были моим спасением, — признался Норрис, внезапно смутившись оттого, что использовал такое сильное слово.
Но слово было точным — книги спасали его от безрадостных вечеров, проведенных на ферме, когда они с отцом почти не разговаривали. Если им и приходилось перемолвиться словечком, то лишь о сене, которое еще не просохло, или о том, что корове пришла пора телиться. Они никогда не обсуждали то, что мучило обоих.
И никогда не станут это обсуждать.
— Жаль, что отец не ободряет вас, — проговорил Гренвилл. — Но даже без особых преимуществ вы уже многого добились.