На Элисон Воспер короткий облегающий черный жакет с белой блузкой, зашпиленной на горле серебряной брошью с опалом. Грудь, которую Пью старался мысленно представить, почти плоская. Она посмотрела на него и улыбнулась. Долгой, почти манящей улыбкой.
Пью мгновенно растаял. Начальница вновь опустила глаза и принялась листать бумаги.
Есть в ней что‑то благоуханное, думал он. Не красавица, но очень привлекательна. Кожа молочно‑белая, даже маленькая выпуклая родинка на шее – единственное пятнышко – выглядит интригующе. От цитрусового аромата духов в паху вспыхнул фейерверк. Чистая, сильная, властная женщина. Хочется обойти вокруг стола, сорвать с нее одежду, повалить на ковер.
При этой мысли возникла эрекция.
А она все смотрит в стол, перебирает чертовы бумаги!
– Очень рад снова вас видеть, – мягко сказал он, как бы о чем‑то напоминая, подсказывая.
В ожидании выдержал паузу. Испытывает ли она то же самое, но просто робеет? Может быть, собирается предложить ему встретиться наедине в другом месте, выпить по рюмке. В каком‑нибудь уютном местечке.
Можно было бы пригласить ее в свою квартиру у гавани. С чудным видом на яхты.
Элисон снова взялась за «Гардиан».
– Что‑то ищете? – поинтересовался Пью. – О суссекской полиции пишут?
– Нет, – отмахнулась она. – Просто хочу быть в курсе ежедневных событий. – Потом, не поднимая глаз, спросила: – Полагаю, вы начали просматривать досье?
– Да, – кивнул он, – конечно.
– Убийства, подозрительные кончины? Давно пропавшие без вести? Другие невыявленные тяжкие преступления?
– Да.
Элисон перешла к «Телеграф», бегло просмотрела первую страницу.
Пью нерешительно смотрел на нее. Между ними стояла невидимая стена, и он совсем пал духом.
– Послушайте… я хотел спросить, нельзя ли поговорить с вами неофициально?
– Говорите.
– Ну, я знаю, что должен отчитываться перед Роем Грейсом, только меня это несколько беспокоит.
Элисон отложила газеты.
– Продолжайте.
– Вам, конечно, известно об исчезновении его жены, – продолжал Пью.
– Вся полиция помнит об этом, хотя прошло девять лет, – ответила Элисон.
– Ну, прошлым вечером я поехал поговорить с ее родителями. Они глубоко озабочены. Не уверены, что суссекская полиция проводила независимое расследование.
– Поясните.
– Хорошо. Дело вот в чем. Все это время единственным, ответственным за расследование, был сам Рой. По‑моему, это неправильно. Я имею в виду, в Столичной полиции никогда так не делается.
– Дальше?
– Э‑э‑э… – Пью продолжил еще более елейным тоном: – Ее родителей это сильно смущает. Читая между строк, я бы сказал, они подозревают, будто Рой что‑то скрывает.
Элен Воспер долго смотрела на него.
– А вы как думаете?
– Хотелось бы попросить у вас разрешения заняться этим в первую очередь. Предоставить мне свободный выбор любых следственных действий, которые я посчитаю необходимыми, чтобы копнуть глубже.
– Разрешаю. – Начальница кивнула и снова уткнулась в газету, отпустив Пью взмахом руки. Той, на которой было два кольца – одно с бриллиантом, другое обручальное.
Когда он встал, сексуальное возбуждение улеглось, сменившись совсем другим волнением.
57
Октябрь 2007 года
Идет час за часом, свет горит, вентилятор в вытяжке работает. В крошечной комнатке без окон Эбби потеряла счет времени. Неизвестно, то ли глубокая ночь, то ли утро. Во рту и в горле пересохло, желудок терзает голод, затекшее тело болит под тугими полосами липкой ленты.
Во рту и в горле пересохло, желудок терзает голод, затекшее тело болит под тугими полосами липкой ленты.
Она тряслась от холода на ледяном сквозняке. Отчаянно хотелось высморкаться, прочистить заложенный нос. Ртом вообще вдохнуть невозможно. Эбби почувствовала приближение очередного приступа паники.
Чтобы успокоиться, постаралась дышать медленней. Возникало ощущение, будто она умирает, отделяется от тела, парит над ним. Как будто связанная обнаженная женщина уже не она, а другая.
Она умерла.
Сердце колотится, стучит кузнечным молотом. Попыталась сказать что‑нибудь самой себе, слыша в горле глухое мычание. Я еще жива. Слышу, как бьется сердце.
Пластырь на лбу врезается в мозг. Глаза слипаются, взгляд не фокусируется. Вдруг тело покрылось холодным потом от ударившей в голову мысли: вдруг он ушел и оставил ее… умирать?
При первом знакомстве казалось, что его жестокость – точно так, как у Дэйва, – простое бахвальство, бравада, старание держаться на равных с дружками‑гангстерами. Однако как‑то ночью, когда они были вместе, он поймал паука в ванне, прижег сигаретой ножки и бросил живым в стеклянную банку умирать от голода и жажды.
Сообразив, что Рики вполне может сделать с ней то же самое, Эбби с новой силой принялась ворочаться в путах.
Паника усилилась.
Сгустилась.
Надо помнить – это просто приступ страха. Я не умираю. Не отделяюсь от тела. Произношу слова.
Сделала вдох, выдох, вдох, выдох.
Привет. Я Эбби Доусон. У меня все прекрасно. Это просто болезненная химическая реакция. Со мной все хорошо, я в своем теле. Я не умерла, это пройдет.
Она сосредоточилась на опутавших ее лентах, на каждой по очереди, начиная со лба. Голова чересчур запрокинута, шея болит сильней и сильней. Как ни старайся, нельзя повернуть ее даже на дюйм.
Переключилась на руки, привязанные к ляжкам. Пальцы растопырены и тоже привязаны, чтобы ничего не схватили. Попробовала шевельнуть ногами – связаны вместе так крепко, что как бы слились воедино. Пластырь не поддается, не слабеет.
Где он научился так ловко связывать людей? Или прямо на месте придумал? Улыбался за делом?
О да, разумеется, улыбался.
И его вряд ли можно винить.
Никогда не надо было соглашаться на это. Теперь ясно, что она не такая сильная и не такая умная. Черт возьми, как вообще можно было подумать, будто она на такое способна? Как можно было сделать подобную глупость?
Мысли прервал стук, скрип резиновых подошв. На пол упала тень. Рики смотрел на нее сверху вниз, держа в одной руке большую пластиковую сумку, в другой высокую белую кружку с кофе. Послышался аромат. Боже, до чего прекрасный.
– Надеюсь, хорошо выспалась, Эбби? Сегодня ты мне нужна свеженькая. Хорошо отдохнула?
Она глухо простонала.
– Да, извини за пластырь. Стены тут не очень толстые. Не могу рисковать. Ты наверняка понимаешь. Может, кровать слишком жесткая? Ничего, для осанки полезно. Спина будет прямая. Никто тебе не рассказывал, как важна правильная осанка?
Она молчала.
– Нет, едва ли в твоем лексиконе найдутся понятия «прямая», «правильная» и тому подобное. – Он поставил на пол сумку, которая громко стукнула, внутри задребезжало что‑то металлическое. – Я тут принес кое‑что. Собственно, пытками никогда раньше не занимался. В кино видел, конечно. Читал.
У нее перехватило горло.
– Просто хочу, Эбби, чтоб ты поняла – мне тебя мучить не хочется. Тебе только надо сказать, где они. Знаешь, то, что ты у меня забрала. Например, все мои накопления.
Она молча дрожала.
Он схватил сумку, встряхнул с железным грохотом.
– Здесь необходимые инструменты, хотя довольно примитивные. Дрель для коленных чашечек. Иглы и молоточек, чтоб вбивать их под ногти. Щипцы для зубов. Хотя можно вести себя и культурней.