Ну вот, может, она и была бродяжкой, но классной. Она отказывалась от общения. Сидела в уголке. Отшивала любого, кто пытался ей помочь.
Девушка из хорошей семьи до самой смерти.
Блокнот:
Сегодня Ян соображает быстро.
– Я не имею права отвечать на этот вопрос, – говорит Лорье.
– Ладно, кончай, ты всем на свете рассказываешь о расследовании!
– Элиз – не все на свете. Это потенциальная жертва. О, простите меня, я хотел сказать, о…
Я поднимаю руку, как бы говоря: «валяйте дальше».
– А я – потенциальный обвиняемый, да? – в голосе Яна слышится агрессия.
– Ты свидетель, вот и все.
– Но я ничего не видел!
– Ты видел Марион Эннекен.
– Чистое совпадение!
– Больше пока никого не сможешь опознать?
– Это все‑таки был не курорт!
– Ладно, но если вдруг что‑то вспомнишь… пока.
– Да что он себе напридумывал? – бормочет Ян, когда Лорье уходит. – Что я и с Марион, и с Соней? Что я их убил, потому что они хотели меня продинамить? Как подумаю, в каких переделках мы с ним побывали вдвоем, а теперь он в этой чертовой форме!
Блокнот. Я спрашиваю:
– Звонит ваш дядя! – кричит мне запыхавшаяся Иветт.
Наверное, она нажала на клавишу для усиления звука, потому что сквозь треск я слышу голос дяди.
– Где вы? – спрашивает у него Иветт. – Мы неделю пытаемся с вами связаться!
– Я был в Кракове, теперь я в Италии, в Карраре, по поводу заказа мрамора.
Я тоже пытался, вам дозвониться много раз, но все время попадал на автоответчик! – сердито добавляет он.
Черт, никто не додумался сказать ему, что мы переехали из его дома!
– Как там Элиз? – спрашивает он.
– Хм… хорошо, все в порядке, ну, то есть…
– Мне звонил малыш Лорье из жандармерии. Судя по всему, что‑то серьезное.
Иветт путается в невнятных объяснениях. Я царапаю в блокноте: «Скажи ему все!»Она протяжно вздыхает и подчиняется. Дядя слушает молча, пока она не доходит до смерти Сони.
– Да, я в курсе, – говорит он тихо. – Расследование как‑то продвинулось? – добавляет он.
– Увы, нет! – Иветт приходится кричать, поскольку связь плохая.
– Ничего не слышу! – надрывается он, а в это время я, превозмогая боль, поспешно записываю вопросы, которые хочу задать ему.
Многократные «алло!», и наконец связь нормализуется.
– Я позвоню в жандармерию, – говорит дядя. – И приеду как можно скорее.
Подожди! Быстрее, я протягиваю листочек Иветт.
– «Вы часто виделисьс Соней?»Это Элиз хочет, чтобы я у вас спросила, – уточняет она.
– Она иногда звонила, когда я приезжал на выходные. Она чувствовала себя очень одинокой, – добавляет он изменившимся голосом.
– Я продолжаю читать вам вопросы Элиз: «Вы знали, что она употребляет наркотики?»
– Конечно! Все это знали. Я и убедил ее пойти лечиться.
– «Вы знали Марион Эннекен?»,– читает Иветт.
Короткая пауза в трубке. И дядя продолжает подозрительно беззаботным тоном:
– Нет, не знал. А что, должен был знать?
– Понятия не имею! – протестует Иветт.
– Слушайте, меня ждут поставщики, да и счетчик крутится! Перезвоню завтра! Элиз, никаких глупостей!
И с этими словами он вешает трубку.
– Он звонил из Италии! Да уж, это ему влетит в копеечку! – с неодобрением говорит мне Иветт.
Я раздраженно комкаю листок с вопросами, оставшимися без ответа. Корочки на ранах трескаются.
– Ну вот, умудрились кровь себе пустить! Боже мой, в четыре года с вами было меньше хлопот!
Ясное дело, тогда я еще верила в Деда‑Мороза.
Иветт идет за спиртом и ватой. Готова дать здоровую руку на отсечение – мой дядя знает что‑то, о чем мы не догадываемся. Иветт возвращается и относительно ласково промокает мне кисть и предплечье. «На сей раз Франсина продулась!» – сообщает она, убегая к ломберному столику в соседнюю комнату. Кто бы мог подумать, что Иветт превратится в страстную картежницу? Скоро дойдет до того, что меня будут резать в метре от нее, а она не выпустит из рук свое каре тузов.
– Элиз, вы тут?
Нет, я кувыркаюсь на лыжне.
– Элиз? Если вы тут, постучите по колесу кресла, – продолжает Жюстина.
Какой‑то злой дух заставляет меня застыть не шевелясь, почти не дыша. К счастью, шум пылесоса мадам Реймон перекрывает звук моего дыхания. Теперь мне приходится напрягать слух, чтобы понять, где в комнате находится Жюстина.
– Тут никого нет?
Если представить себе комнату в виде циферблата, а меня – в виде стрелки, указывающей на двенадцать часов, она сейчас на цифре три, справа от меня.
– Не время для шуток! – напряженно добавляет она.
Я полностью согласна, но мне ужасно хочется побыть злючкой. Я только опасаюсь, что кто‑нибудь, кого ни одна из нас не может увидеть, наблюдает за нами с порога. Вот тебя и раскусили, любезная Элиз! Ну, я всегда смогу сделать вид, что дремала.