Что с нами будет, если уберут нашего следователя? Его сменит бригадир Мерканти? Или какой‑нибудь тип из Ниццы. Волосатый Мегрэ, пахнущий чесноком и пирогом из нута. Жалко, мне так нравился наш малыш‑жандарм. Я все время представляю его себе этаким храбрым Мальчиком‑с‑Пальчик, упрямо отыскивающим путь по своим камешкам, твердо решившим убить людоеда и его чудовищ. Я даже вижу его в большой остроконечной шапке, как в детской книжке с картинками. Такой колпачок с колокольчиком, нет, в нем ходил Да‑Да, он был такой славный, этот Да‑Да. Коварная вещь это игристое, если пить на пустой желудок. Это непозволительно.
– До свидания, спасибо, что зашли.
Мне надо отъехать? Почему кресло не движется?
– Перестаньте стучать в стену! Это действует на нервы!
А, это Ян. Дамский угодник. Тот, кто укладывает их в могилы? Тихо, Элиз. У меня кружится голова. Ян подливал мне два раза, не скупясь. Ему надо было бы стать барменом.
Телефон. Очень резко.
– Алло‑о? – говорит Иветт, судя по всему, тоже перебравшая игристого. – Да… да, он тут – ик! – бедняжка, о‑ля‑ля, у меня икота, сейчас – ик! – я вам его дам… А – ик! – шеф, это вас, это дядя Э – ик! – лиз.
Наверное, Лорье взял трубку и вышел, я слышу его голос, но слов не различаю. Спроси у моего чертова дядюшки, зачем ему звонила Жюстина! Где мой блокнот? Дьявол, потеряла! Быть не может. А, нет, он тут, под пледом. Ручку. А теперь – к Лорье.
– Элиз, сколько можно! Вы кого‑нибудь задавите! Куда вам надо?
Ну, так пойди и посмотри, где я и куда еду, милая Франсина. Вперед, глупое кресло!
Иветт, сотрясаемая икотой, громко спрашивает:
– Вы хотите – ик! – пи‑пи?
– У'а! – вопит Кристиан.
Я размахиваю блокнотом в знак отрицания. Блокнотом, на котором написано имя Лорье. Может быть, кому‑то придет в голову передать ему листок? Судя по всему, нет. Ладно, я врезаюсь в толпу.
– Да хватит же, наконец! Что на нее нашло?
– Она слишком много выпила, – говорит моя двуличная Иветт, – не надо ей давать столько – ик! – спиртного, Ян, это не годится. Давайте сюда!
Она заталкивает меня в угол. Я трясу блокнотом, как будто у меня болезнь Паркинсона.
– Хотите – ик! – написать? Вот ваша ручка! – Иветт дергает за шнурок, висящий у меня на шее.
Она что, не видит, что я уже написала? Я так резко поднимаю руку, что попадаю ей по лицу, чувствую, что прямо по носу.
– Ай! Я ваш блокнот в окно выкину! Вы мне чуть нос не сломали! Надо же, теперь у меня икота прошла, кто бы мог подумать. Не могу рекомендовать этот метод, но… Так, можно узнать, почему вы размахиваете этим блокнотом, как ненормальная? Посмотрим, посмотрим… я не понимаю, там ничего не написано. Вы и впрямь налакались!
Иветт уходит. Я совершенно уверена, что написала: «Спросите у моего дяди, знаком ли он с Жюстиной». Дьявол! Значит, кто‑то вырвал листок из блокнота.
Пытаюсь собраться с мыслями. Сосредоточиваюсь. Надо создать мысленную защиту против изощренных атак спиртного. О чем это я должна подумать? Ах, да! Листок. Кто взял листок? Самым очевидным был бы ответ: Жюстина. Но для этого она должна была бы прочесть написанное. То есть быть зрячей. А будь она зрячей, она бы увидела меня сегодня утром в гостиной, когда зашла позвонить. Значит, это не Жюстина. А если не Жюстина, значит, ее собрат. То есть сообщник. Кто‑то, кто прочитал записку, адресованную Лорье, и хотел защитить Жюстину. Но какой в этом смысл? Я могу задать вопрос снова, в любой момент. Если только не умру в ближайшие пять минут. Отравившись игристым. Смейся, смейся, Элиз, тебе сейчас есть, над чем посмеяться! Разве у меня не жжет странным образом желудок? И в горле щиплет.
Мне больно глотать. Иветт, где ты? Мне кажется, что меня поставили в угол. Ой‑ой‑ой, может быть, меня раздуло, а на лице выступили красные пятна? Язык у меня распух, в этом я уверена.
– Ну как, Элиз, вам лучше?
Отлично, дорогой Ян, меня просто немножко отравили цианидом.
– Это ваше? – продолжает он. –
– Слепая?
– … француженка, и успокоился. В тот же вечер он пригласил меня поужинать, и вот так мы подружились. Я встречаюсь с ним время от времени, он посещает мои вернисажи, все такое.
– И он ни разу не говорил с вами о своей племяннице?
– Однажды он упомянул, что у него есть племянница. Он очень мало рассказывает мне о своей семье. Это очень скромный человек, он много путешествует, он никогда ни о чем не спрашивает.
Можно подумать, она описывает шпиона или наемного убийцу. Неужели дядюшка Фернан, у которого всегда наготове хорошая шутка, ведет двойную жизнь?
Лорье умолкает.
– Если я вам больше не нужна.. , – говорит Жюстина.
– Да, пожалуйста. Шнабель!
– Вы не обижены, что я не почувствовала вашего присутствия сегодня утром? – довольно холодно бросает мне Жюстина. – Может быть, вы начинаете дематериализовываться…
Болтай‑болтай, предательница, укравшая моего дядю! Да еще и обманывающая его с Леонаром!
Она уходит, держась за Шнабеля, перестук ее высоких каблуков, топот грубых башмаков.
Лорье задумчиво покашливает, постукивая ногой.
– Прогнило что‑то в королевстве ГЦОРВИ, – говорит он наконец.