— Ничего, папа. Просто вежливая утренняя болтовня.
Казалось, он хочет что-то сказать, но тут масло на сковородке зашипело, и папа опять повернулся к плите.
— Очень голодная?
— Просто ужасно.
— Два ломтика или три?
— Три.
Руби накрыла стол на двоих, поставила кленовый сироп, сахар и сливки для папиного кофе. Лунатизм может быть признаком эмоциональных проблем. Руби знала это, потому что всегда читала колонку «Дорогая Эбби». Можно ли одновременно иметь эмоциональные проблемы и быть счастливой? Она как раз собиралась задать этот вопрос папе, когда тот внезапно воскликнул: «Черт!», заставив Руби подскочить на месте. Папа дул на пальцы.
— Пап, ты в порядке?
— Да, извини.
— Ничего.
Руби села на свое место, налила в два стакана апельсиновый сок и стала ждать, пока папа закончит готовить. Сидеть и ждать было скучно, поэтому она взяла фломастер и начала писать стихотворение на салфетке. Сначала — заглавие:...
Золотые дорожки.
Что затем?.. Как насчет этого?...
Как там наверху играют в боулинг, Адам?
Вы там держите в руках жемчужные шары,
С разбегу пускаете их по дорожкам, прямо к…
— Пап, как в боулинге называются те штуки, которые сбиваешь?
— Кегли....
кеглям?
Уверена, что ты теперь — настоящий мастер;
И Бог уж точно показал тебе все приемы,
Он ведь знает все, Он триедин.
Когда-нибудь ты всему научишь меня
И расскажешь, что и как вы едите.
Мы с тобой будем есть небесные хот-доги,
И пить священный «Спрайт», и все остальное.
А потом сыграем в боулинг.
Мы будем вечно веселиться,
Играя все вместе,
Но только, не очень скоро.
— Что ты там пишешь?
Папа уже сидел за столом и пил кофе. На тарелке перед ним дымились тосты. Завтрак уже начался, а Руби этого даже не заметила.
— Ничего.
Руби положила салфетку на колени, как сделала бы любая хорошо воспитанная молодая леди. Она начала лить кленовый сироп на тост, наблюдая, как золотисто-коричневые утесы скрываются под янтарным водопадом.
— Эй, поменьше сиропа.
— Упс.
Она отрезала кусочек от тоста, лежавшего на самом верху, и погрузила его в сироп.
— Пап, как называется, когда что-то переполнено жидкостью?
— Переполнено жидкостью? Не знаю.
— Когда жидкость уже не помещается и поэтому вытекает.
— Ты имеешь в виду «пропитанный»?
— Да.
Французский тост, пропитанный кленовым сиропом, — жидкий янтарь высшего сорта из штата Вермонт, в нем не осталось ничего, что напоминало бы о кленах. Руби откусила первый кусок. Папа наблюдал за ней:
— Ну как?
— Самое лучшее из того, что ты когда-либо готовил.
Он довольно улыбнулся. Тост действительно был великолепен. Ее рот был на седьмом небе. Опять небо проникло в ее мысли. И тут Руби в голову пришла идея нового стихотворения. Вся картина целиком — клен, фермер, крест — возникла перед ее глазами. Осталось только записать стихотворение позже. Или нанять кого-нибудь, кто запишет под диктовку, пока она сама будет лежать на мягких подушках и есть конфеты. Руби уже решила для себя, что она всегда может стать писателем, если не подвернется чего-нибудь получше.
— Как ты думаешь, кем станет Брэндон, когда вырастет?
Папа отставил чашку. О-го-го. Внезапно он стал выглядеть почти зловеще.
— А он собирается вырасти? Вот в чем вопрос.
Настроение изменилось. Но почему? И тут она поняла: все дело в том, в котором часу он вчера вернулся домой.
— Брэндон ведь дома?
— Да уж.
— Пришел вовремя?
— Не совсем.
— Сильно опоздал?
— Тут немножко другое. — Папа вздохнул, поставил локти на стол, соединил пальцы и положил на них подбородок.
О, папа! Говори быстрее!Руби, естественно, не стала произносить это вслух.
— В этот раз в дело была замешана полиция, — сказал папа, решив наконец поведать ей всю историю.
— Как?
— Их компания пила в лесу. Насколько я понимаю, они шумели, и кто-то позвонил копам. Брэндона забрали потому, что несовершеннолетним запрещено пить спиртные напитки.
— Он сидел за решеткой?
— Нет. И не было залога или чего-то в этом роде.
— На этот раз.
Папа с удивлением на нее посмотрел:
— Ты права.
Вопросы с огромной скоростью возникали у нее в голове. Тысячи вопросов. Как цветы в каком-нибудь документальном фильме. Руби попыталась выстроить их по порядку.
— Что они пили?
— Не знаю, по-моему, пиво.
— Дэви тоже напился?
— Не знаю. Но вообще-то они спрашивали у Брэндона про Дэви.
— А что им было нужно?
— Знает ли его Брэндон.
— Он отрицал?
— Как ты догадалась?
По твоему голосу.
— Просто предположение, — ответила Руби. — Кто накапал?
— Накапал?
— Господи, папа, ты что, не знаешь это выражение? Кто позвонил в полицию?
— А! Они не дают такую информацию.
— Но ведь на самом деле это очевидно.
Папа кивнул.
— Мистер Стромболи, — сказала Руби, понизив голос до громкого шепота. Так «Стромболи» звучало почти пугающе. — Как ты думаешь, стоит кинуть ему в трубу бомбу-вонючку?
— Ты ведь шутишь?
— У нас ведь все равно есть проблема.
— Кидать бомбы-вонючки в трубу соседям? Да уж — это можно назвать проблемой. Я никогда…
— Проблема в том, папа, как Стромболи могли услышать шум?
— А почему бы им его не услышать?
— Когда это было?
— Точно не знаю. Между двенадцатью и половиной первого, приблизительно.
— Ты тогда уже спал?
Папа почему-то задумался. Вопрос ему не понравился.
— Я не спал.
— Ты слышал какой-нибудь шум?
— Нет.
— А мы находимся ближе к лесу, чем Стромболи.
— То есть ты хочешь сказать, что это был не он?
— Не знаю. Мистер Стромболи мог гулять. Он мог даже идти через лес.
— Зачем ему это делать?
— Он же ненормальный. Ты сам это знаешь.
Папа отпил немного кофе:
— Мы все равно никогда не узнаем. И потом, эта проблема не наша.
— А какая наша?
— Как заставить Брэндона вести себя прилично и хорошо учиться. — Он пристально посмотрел на нее: — Надеюсь, ты не собираешься идти по его стопам? Пить пиво в компании подростков ночью в лесу, а, Руби?
— Черт, ты меня поймал. Да, я была там вчера ночью.
— Смешно. Ешь свой завтрак.
Они оба принялись за тосты. Было тихо. Только в голове у Руби один за другим рождались все новые и новые цветы. Конечно, папа не мог этого слышать.
Кинуть бомбу-вонючку — не проблема. Конечно же, Дэви сможет ее достать. Проблема — выяснить, гулял ли мистер Стромболи по лесу. Обычно в воскресенье утром Руби отправлялась обратно в постель и читала «Приключения Шерлока Холмса». Иногда, правда, она принимала ванну, налив в воду какую-нибудь приятную пену, купленную в магазине «Все для тела». Можно было сколько угодно лежать в воде и слушать музыку. Но в этот раз она оделась: голубая куртка с желтой тесьмой, желтые варежки, голубая шапка с желтой кисточкой — идеальный костюм. В карман Руби положила свою новую лупу, затем прицепила поводок к ошейнику Зиппи и вышла на улицу.
Не очень холодно. Видно ли ее дыхание? Да. А дыхание Зиппи? Нет. Почему?
— Зиппи, ты дышишь?
Пес поднял заднюю лапу и начал писать прямо на дорожку перед домом.
— Зиппи!
Она потащила его прочь, а он продолжал писать: три ноги двигаются, одна поднята в воздух, на снегу остается желтая полоса.
Все зависело от снега, Руби была в этом уверена. Когда последний раз шел снег? Она не помнила. Иногда она могла быть такой тупой. Эй, Рубистер, просыпайся! Однако было очевидно, что снег свежий. В их дворе было много следов, в том числе и ее собственные — самые маленькие. А вот следы побольше и поглубже, почти как… Руби встала на колени, достала лупу и принялась внимательно изучать улики на снегу. Стекло увеличило слова, которые то тут, то там появлялись в отпечатках на снегу: Dr. Martens. Брэндон. Она так и думала.
Руби перешла дорогу:
— Зиппи, лежать!
Перед домом Стромболи следов было гораздо меньше. Руби это ничуть не удивило: в конце концов, их соседи никогда не играли в снежки и не лепили снежных баб. Скорее всего, они вообще не выходили из машины, а заезжали прямо в гараж, из которого вела дверь в дом. На самом деле, там был только один след: отпечатки больших ног, которые вели от расчищенной дорожки к полукруглой вмятине, а потом — к дороге. Руби уже видела похожий круг в своем собственном дворе. И что же это было? Правильно, такие следы оставляли баки для мусора, когда их волокли за собой мусорщики, если были не в настроении. Мусорщики были классными парнями. Как-то раз папа на Рождество оставил специально для них упаковку пива. Мусорщики тут же его открыли. В тот день мусорные баки у всех домов валялись как попало, и только у их дома они были поставлены аккуратно. И целых две недели к их мусору относились бережнее, чем к мусору других людей, живших на Робин-роуд.
Значит, в прошлый раз, когда приезжал мусоросборник, мистеру Стромболи пришлось выйти из дома, подобрать разбросанный повсюду мусор и отнести его в гараж, бормоча про себя: «Чертовы мусорщики, руки у них из задницы растут». Или что-нибудь в этом роде. Руби зашла во двор Стромболи. Зиппи зарычал.
— Веди себя тихо! — прошептала ему Руби и покрепче обмотала поводок вокруг своего запястья.
Она вытащила лупу, наклонилась и начала рассматривать следы. Нога у мистера Стромболи была просто огромная. Он был страшным человеком. Подошвы его ботинок были покрыты забавными квадратиками, на каблуках никакого узора не было. На каблуке правого ботинка была крошечная выемка, которой не было на левом. Его следы будет легко найти среди других. Если они будут в лесу, то дело будет закрыто: будет доказано, что мистер Стромболи — самый настоящий злодей. И в таком случае в дело вступят бомбы-вонючки!
Дверь дома открылась. Руби, стоявшая на четвереньках — и когда это она успела? — почувствовала, как забилось ее сердце. В дверном проеме показалась миссис Стромболи: розовый халат и розовые тапочки с помпонами. Зиппи залаял и попытался броситься к ней. Руби, растянувшись на снегу, изо всех сил пыталась удержать поводок. Лай перешел в повизгивание. Наконец пес замолчал.
— Что-то случилось? — Миссис Стромболи смотрела на нее с интересом.
— Провожу детективное расследование, — сказала Руби, вставая на ноги и отряхивая снег с лица. Черт, он даже попал за воротник. Она быстро спрятала лупу в карман.
— Что ищешь?
— Голубой карбункул.
Миссис Стромболи улыбнулась. Удивительное превращение!
— Насколько я помню, нужно искать внутри какого-то гуся.
Руби ответила ей своей самой симпатичной улыбкой:
— Я просто притворяюсь.
— Хорошо, детка, играй дальше. Только смотри не замерзни.
— Не замерзну. Я сегодня ночью очень хорошо спала.
Не самая лучшая смена темы, но Руби больше ничего не смогла придумать.
— Очень хорошо, солнышко.
— Было ведь очень тихо, правда, миссис Стромболи? Очень-очень тихо.
— Я не заметила.