Правда, тамошние торгаши были победнее западных.
Запад перешел к Югурте – оказался он зажатым между Адхербалом и царством Мавретан-ским. Комиссия, удовлетворенная, удалилась восвояси.
Югурта затаился, тихо наблюдая за мышонком Адхербалом. Он выжидал. А чтобы обезо-пасить себя с запада, предприимчивый ублюдок удачно посватался к мавретанской царевне.
Четыре года ждал Югурта. И момент настал, для атаки наилучший. Армия Адхербала была наголову разбита между Циртой и одним из портовых городов. Побежденный Адхербал заперся в Цирте. Там он утешился поддержкой торгашей – по преимуществу римских и италийских. Не было еще случая в истории, чтобы римские торгаши не составили бы костяк деловой жизни в какой-нибудь бедной и отсталой стране, даже не имеющей связей с Римом.
Естественно, весть об этом быстро добралась до Рима, и в Сенате порешили отправить в командировку трех милых мальчиков – сенаторских сынков – поучить нумидийских неслухов. (Очень важно, чтобы подрастающее поколение приобретало опыт и сноровку, набивая руку на незначительных заварушках, – в будущем это поможет разобраться в делах, серьезных по-настоящему!) Детишки не успели добраться до Адхербала – Югурта перехватил их у стен Цир-ты. Нагрузил подарками свыше возможного и отечески развернул восвояси.
Адхербал исхитрился и послал в Рим слезное письмо. Адхербалов сторонник, Марк Эми-лий Скавр, очень заинтересовался ситуацией и направил в Нумидию сам себя в составе следст-венной комиссии. Однако опасное положение в Африке несколько охладило его интерес, и, не пересекая границу своей африканской провинции, сенаторы посчитали себя обязанными быст-ренько вернуться в Рим и – ах, проклятая война! – разобраться в трениях между конкурентами или изменить ход войны не успели.
Югурта подумал немного – и занял Цирту. Понятное дело, Адхербала он казнил. Но увлек-ся несколько и попутно казнил – всех до единого – римских и италийских торгашей. Содеяв это, он вызвал волну ненависти в Риме и лишился надежды на дружбу с ним.
Новость об избиении римских и италийских коммерсантов достигла Сената с опозданием в пятнадцать месяцев – только на следующую осень. И тогда некий трибун от плебса по имени Гай Меммий поднял на Форуме вой до небес. Купленные Югуртой чиновники не смогли предотвратить этой напасти. Слушали-постановили отправить в Нумидию только что избранного младшего консула Луция Кальпурния Бестия. Его уполномочили показать такому-сякому Югурте, как опасно почем зря резать римлян и италийцев.
Но Бестий был продажен, и Югурта его купил. Результатом шестимесячных переговоров было: для Югурты – мирный договор с Римом, для Рима – боевые слоны в количестве более три-дцати особей и небольшие откупные в казну. Что осело в личном багаже Бестия – про то ис-тория умалчивает. Во всяком случае, Рим притворился удовлетворенным, а Югурта остался единственным нумидийским царем.
Гай Меммий был обижен: он не выиграл ничего. А ему очень хотелось получить второй срок трибуна от плебса, посему день за днем он нагнетал страсти вокруг пресловутого «нуми-дийского вопроса». Он призывал «пролить свет» на этот вопрос, патетически вопрошал у Бестия – почем его купили? В конце концов он допек Сенат до крайности и буквально вынудил отцов народа к действиям.
Сенат направил в Нумидию претора Луция Кассия Лонгина с поручением привезти Югурту в Рим, где он должен был предоставить Гаю Меммию список лиц, которым давал взятки. Отвечать перед Сенатом – это бы не беда, но Меммий настаивал, чтобы сделано это было перед народом Рима.
Кассий прибыл в Цитру и изложил цель своего визита. Не будет ли Югурта столь любезен и не последует ли он с Кассием в Рим? Югурте и в голову не приходила подобная ерунда, однако он последовал. Но почему? Почему он признает их силу? Что они могут сделать с ним? Отобрать Нумидию? Но таких, как Бестий, всегда было больше, чем всяких разных Гаев Меммиев.
Так почему же ему страшно? Почему где-то далеко, в Риме, ничтожнейший человечишка только щелкнул пальцами – и он, царь богатой и сильной страны, покорно подставляет шею для аркана?
Разве не наглость это – послать одного-единственного человека, чтобы он заставил Югур-ту, правителя огромной и богатой страны, подчиниться своим требованиям? Но ведь подчинился же!
Югурта покорно собрал в дорогу своих гвардейцев, взял в свиту пятерых наиближайших приближенных и погрузился в Кассиев корабль. С тех пор прошло два месяца – они принесли крайне мало счастья.
Гай Меммий был верен своему слову! Меммий вызвал Югурту в Народное собрание – в цирк Фламиния за чертой померия. Именно там, при всем честном люде, Югурта должен был отвечать на наглые вопросы Меммия. Кого он подкупил? В какую сумму ему это обошлось? Простой народ почему-то всегда волнуется при подобных вопросах.
До крайности возбужденные римляне плотно набились в цирк Фламиния. Плебеи давились у деревянных загородок, кишмя кишели поверх скамей. Те, кто не успел попасть поближе, толкались сзади, стараясь приблизиться настолько, чтобы хотя бы слышать.
В эту минуту Югурта внешне был спокоен – он знал, что нужно сделать. Испанский опыт и годы наблюдений за людьми помогли ему придумать выход. Он взял да и подкупил одного из народных трибунов.
Народный трибун – наинизшее существо в магистериальной иерархии, самый бесправный из сенаторов. Народный трибун не обладает империем. В нумидийском языке нет слова для обо-значения этой силы. Это сила и власть божества, данная смертному. Это та самая сила, что по-зволила претору в одиночку приволочь сюда его, царя-самодержца! Губернаторы провинций обладают империем. Консулы обладают империем. Преторы – тоже. Курульные эдилы – чиновники из патрициев, надзирающие за торговлей и строительством, – тоже обладают. Но у каждого – своя сила империя, своя степень власти.
Наверное, самым «осязаемым» доказательством существования империя были ликторы – угрюмые профессионалы, сопровождающие носителя этой силы. Они расчищали путь перед ним, неся на левом плече фасции – тяжелые связки розог, связанные малиновой лентой…
А вот цензоры не обладают империем. Нет его и у плебейских эдилов. Нет и у квесторов. Но самое ценное для Югурты – его нет у народных трибунов. Последние представляли собою выборных представителей основной массы граждан – плебса, чье происхождение редко восхо-дило ко временам благородной древности, – чем отличались (и кичились) патриции.
Настоящие патриции – аристократы, чьи предки числились среди отцов Рима четыреста лет назад. Собственно, в те благословенные времена и плебеев-то не было. Аристократы управ-ляли страной, аристократы основали Республику. Но вот чернь стала богатеть и обрела силу. Она пролезла в Сенат, расселась на курульных креслах и также захотела стать аристократией. Как результат, возникли nobilis – нобили, благородные люди. И аристократов стало вдвое больше – к патрициям присоединились эти самые нобили.
Сделаться нобилем оказалось даже просто – достаточно было иметь в семье консула. Да-да, плебеи не остановились в своих претензиях, прежде чем не обзавелись своими консулами.
Чернь завела себе свое собственное, Народное, собрание, куда патрициев просто не допус-кали. И силы плебейской достало на то, что через это собрание они стали проводить римские законы. Чтобы блюсти интересы плебса, стали избирать десять народных – плебейских – трибу-нов.
И вот десять наглых плебеев нагло отстаивали плебейские интересы. Они менялись каж-дый год. Это удручало многих. Ведь каждый год надо было подкупать нового плебея. А случа-лось, и не одного. Это разрушало множество планов: стоило с огромным трудом прийти к со-глашению, чтобы удовлетворить всех, – и на тебе! Завершить начатое не удавалось – свежие представители черни бывали обуреваемы другими идеями.