При обыске нашли сейф. Ключи от него были на связке в кармане хозяина дома. Вскрыв сейф, Павелецкий незаметно для других сунул под броник пакет с документами, деньги же остались на общее обозрение.
Обнаруженный в доме обрез снайперской винтовки оказался тем самым оружием, из которого стреляли в Гирина. Впоследствии вывод подтвердили результаты баллистической экспертизы. Но это было не самым главным для Павелецкого в результатах обыска места происшествия. К его огромному удивлению и служебному восторгу, он обнаружил в бумагах лоцию, маршрут и расписание самолета Кадырова на возврат из Мекки, оперативную карту с обозначением засады боевиков и еще много чего имеющего оперативный интерес.
Лейтенанта милиции Мовлади Бачаева, начальника Старосунженского территориального отделения милиции, по мусульманским обычаям похоронили в день его гибели до захода солнца. Рядом с плитой памятника в небо взметнулась пика неотомщенного «кровника». Отец его на похоронах не плакал. Руки Павелецкому, выражавшему искренние соболезнования, не подал.
ГЛАВА 38
Ни капли в рот, и в баб ни сантиметра
Полгода командировки — очень долгий срок. А нахождение в одном замкнутом пространстве в окружении железобетонного забора с бойницами и колючей проволокой — это просто мука. Тем более что из Ханкалы все шли и шли шифротелеграммы с запретом личному составу покидать без оперативной необходимости пункт временной дислокации даже в магазин за покупкой продуктов. Поступил первый такой приказ после того, как в центре Грозного, в его Октябрьском районе, в четыре часа дня неизвестные боевики расстреляли в магазине двух командированных сотрудников белгородской милиции. Бандиты просто зашли за ними в помещение и положили в упор из двух пистолетов Макарова.
Тем более когда оперативная обстановка требовала такового отношения к повседневной жизни, как сформулировал ее командир Тюменского ОМОНа полковник Шпицбергенов на одном из оперативных совещаний за рюмкой чая:
— Ни капли в рот, и в баб ни сантиметра.
А в такой ситуации удержать личный состав от депрессии и пьянства очень сложно. Вот почему у замполита майора Вихрова постоянно болела за это голова. Ведь пьяный милиционер — это ходячая неприятность для начальства. Не дай бог что случится, ведь у всех в руках оружие. А устроить ссору только потому, что физиономия товарища надоела, это, как говорится, что два пальца об асфальт.
Вот и старались начальник милиции общественной безопасности подполковник Бодров и замполит занимать людей. Один работой, строительством новых фортификационных сооружений, а майор Вихров — всякими общественными мероприятиями. Первенство по шашкам, шахматам, волейболу, нардам, футболу, тяжелой атлетике, рукопашному бою среди взводов были уже проведены. Оставалось провести конкурс стенных газет и поэтический турнир. Вот за него-то Валерий Петрович и взялся в полную силу своего замполитского профессионализма.
Командирам взводов были розданы задания придумать стихи на всякие военные темы. Приз был определен: победителю — двадцать три пирожных, по количеству бойцов, и ящик лимонада. На что в призовой фонд все скинулись по двадцать рублей. Готовились с азартом первоклассников. Неделя на подготовку, отведенная Павелецким, пролетела очень быстро.
Конкурс проходил, как и все культурно-массовые мероприятия, в столовой. День стоял на удивление замечательный, с утра дождило. Жара отступила. В зале солдатской едальни собрались почти все сотрудники, за исключением стоящей в наряде смены. Сначала выступил Павелецкий:
— Ну что, бойцы, мы сегодня собрались, можно сказать, на праздник, праздник русской поэзии. Праздник народного творчества. Вашего творчества. Не слышу аплодисментов, Пушкины вы мои!
Раздалась дружная овация, кто-то даже почему-то крикнул не совсем уместное:
— Браво!
На столе перед выступающим гордо возвышался лоток пирожных, с утра приобретенных зампотылом, и ящик лимонада. Из общественных денег капитан Сидорчук, естественно, тиснул пару-тройку засаленных десяток. Натуру, как известно из научной литературы, воспитанием не перешибешь.
Выступив, Павелецкий покинул столовую, его призвали более важные дела. Типа шарахнуть с военным комендантом по соточке за победу русского оружия над супостатами. Валерий Петрович, отметив его уход общим вставанием, продолжил мероприятие:
— Начинаем наш поэтический конкурс. Представлять жюри не нужно, я думаю, что все вы уже давно знаете начальника штаба подполковника Сомова, подполковника Бодрова, начальника криминальной милиции Сергея Дмитриевича Милова и меня. Я являюсь председателем жюри. Отводы по членам жюри имеются?.. Ну что ж, начнем. Первым слово предоставляется, как всегда, первому взводу. Читайте ваше произведение.
— А почему нам?
— Почему не третьему сначала, ведь в Писании сказано: «И последние станут первыми…»
Замполит решил прекратить демократию:
— Цыц всем! Я сказал первый взвод, значит, точка. Кто готов читать ваш стих?
В зале повисло минутное молчание. Затем поднялся Переверзев и, неся перед собой помятый листок стандартной бумаги, вышел к столу с призом. Он повертел перед глазами этот листок и неуверенно произнес:
— Мы тут с ребятами сочинили, в общем, слушайте… Стихотворение без названия: —
Я снова на Кавказе,
Бок греет пистолет —
Корявейшая фраза,
Другой на сердце нет.
Посты сходил, проверил,
Стою себе, курю.
Смотрю, в гнезде над дверью
Не спится воробью.
Он с лихостью чеченской
Дает разгон семье
И яростью вселенской
Надоедает мне.
Враз из гнезда под крышей
Казармы боевой
Птенец сорвался, слышишь,
В асфальт вниз головой.
И голенькое тело
Раздавлено бойцом.
Но воробьи, вот дело,
Не бились над птенцом.
Вдруг мысль пробила сердце,
Что жалко мне его,
А вот убить чеченца
Не стоит ничего.
С тех пор как из конверта
Ко мне приходит в сны
Та маленькая жертва
Той маленькой войны.
Хотя Переверзев читал не очень складно, все равно всем очень понравилось. В зале состоялось живое обсуждение, особенно про то, что, действительно, птичку жальче. Раздались бурные аплодисменты. Переверзев по-клоунски раскланялся и сел на свое место под крики:
— Молодец!
— Просто поэт Незнайка…
Майор Вихров поднял обе ладони вверх:
— Все, тихо! Жюри поставит свои оценки. А сюда приглашается представитель второго взвода. Итак, кто смел?
Из зала поднялся Пуртов, он по обыкновению краснел, как красна девица, шел к эшафоту запинаясь, под поддерживающие крики однополчан, типа:
— Давай, Мотыль!
— Не опозорь провинцию…
Он тоже развернул перед собой не менее мятый листок бумаги и заговорил:
— Мы тоже сочиняли коллективно, как уж получилось, но нам самим очень понравилось. — И стал читать:
Любовью к России я болен смертельно,
Затем и приехал сюда на Кавказ,
И целых полгода с семьею раздельно
Жду дня, как уволен я буду в запас.
По сопкам в простреленной езжу машине,
В том кресле, где кровью товарищ истек
Сижу и думкую я о батькивщине,
Что щедрой рукой мне отмерила срок.
Два сына, две кровенки, снятся ночами.
Жена подает приготовленный ланч.
От этого в сердце клокочет цунами,
И хочется выпить, хоть смейся, хоть плачь!
Цена операций есть жизнь подчиненных,
Там сверху «виднее», кто нужен, кто нет.
По сопкам метутся в броне облегченной
Бойцы, тратя в воздух свой боекомплект.
А враг незаметен, он ставит «растяжки»,
Он подло стреляет в ночной тишине,
Как злая чеченка раздвинула ляжки,
Солдатиков СПИДом одарит вполне.
Чем больше их будет, тем «дырка» шахидки
Сработала лучше гранаты ручной.
Ведь русского грохнуть, хоть с первой попытки,
Во благо Аллаху хоть и со второй.
Я целых полгода с семьею раздельно
Жду дня, как уволен я буду в запас.
Любовью к России я болен смертельно,
Затем и приехал с войной на Кавказ.
Сила поэзии, свалившаяся на головы милиционеров, была столь велика, что длительное молчание не прерывал даже ведущий. Однако, осмыслив и переварив сказанное, бойцы вскоре зааплодировали и заорали:
— Классно, мужики!
Нашлось место и скрипучему голоску скептицизма:
— А вы не из книжки стих списали?
Но этот глас Фомы неверующего тут же потонул в общем гвалте одобрения выступившего со стихами Пуртова. За судейским столом посовещались, пошелестели бумажками, ставя оценки. Было видно, что и Сомов, и Бодров, и Милов очень довольны происходящим. Замполит поднялся из-за стола:
— Молодцы, молодцы, но не надо забывать, что наш поэтический турнир еще не окончен. Слово предоставляется третьему взводу.
Воронин направился к месту выступления, держа в руках гитару. Когда все оппоненты поняли, что он собирается петь, раздались возмущенные выкрики:
— Так нечестно.
— Мы так не договаривались…
Пришлось Вихрову снова подниматься и успокаивать народ:
— Тише, тише. Сначала послушаем, что нам приготовил третий взвод, а потом, я вас уверяю, жюри разберется и вынесет правильное решение.
В зале постепенно утихли. Воронин сел на подставленный ему стул и хрипловато запел под три блатных аккорда:
Вокруг нас сопки все в цвету,
А мы от родины вдали,
И с автоматом на посту
Стоим и в Грозном и в Шали.
Пусть меня броник сбережет
И каска-сфера охранит,
Я буду дембелем сражен —
Не врет, похоже, замполит.
Российской Родины кусок
Мы охраняем здесь и там.
Скрипит под берцами песок.
Настанет амба бандюгам.
Пошлю любимой эсэмэс
О том, что службу я несу:
Сегодня еду в Гудермес,
А завтра в «шервудском» лесу.
Пусть знает, что вокруг курорт,
И мне не страшно и легко,
Мол, в нашей жизни поворот —
Вернусь, и выпьем с ней пивко.
Дождется пусть, медаль везу.
Сдам надоевший автомат,
У мамы вытру я слезу,
Пожмет мне молча руку брат.
Ну а пока вокруг весна,
Галдят под крышей воробьи,
И мне являются во снах
Родные милые мои.
Там подорвали двух ребят,
Там расстреляли шестерых.
Не суждено прибыть назад
«Вертушке», залетевшей в стих.
Мы с автоматом на посту
Стоим и в Грозном и в Шали.
Вокруг нас сопки все в цвету,
Ведь мы от родины вдали.
Когда последние аккорды смолкли, кто-то философски резюмировал:
— Жизненная песня…
ГЛАВА 39
Бесславный конец Ночного волка
Сидеть в засаде — дело нелегкое. Луна, щедрая на свет, озаряет окрестности мерцанием светотеней. Огромные звезды, усыпавшие небо, рождают в голове мысли о вечном и великом. Кажешься себе самому махонькой частичкой великого мироздания. В душе трепет. Ночная прохлада пробирается к самому позвоночнику и сводит мышцы в едином желании встряхнуться, как это делает собака, выбравшаяся из реки на песчаный берег.