- Я даже не подозревала, что у вас такие сложные отношения. Неудивительно, что тебе позарез нужна записная книжка Гусика.
- Вот именно.
- Подожди, дай подумать.
На её ангельском личике вновь появилось невинное, мечтательное выражение. Приподняв ногу, она нежно помассировала туфлей спину Бартоломью.
- Кончай валять дурака, - сказал я, раздосадованный задержкой. - Гони книжку.
- Минутку. Сначала я должна разобраться в своих чувствах. Знаешь, Берти, мне ведь придётся отдать записки Гусика дяде Уаткину.
- Что?!
- Так велит мне моя совесть. В конце концов, я всем ему обязана. Долгие годы он был мне вторым отцом. Разве мне не следует поставить его в известность о том, как относится к нему будущий зять? Я имею в виду, старикану не сладко придётся, когда он потом выяснит, что пригрел на своей груди не безвредного тритонопомешанного, а гадюку, злобно шипящую каждый раз, когда он хлюпает супом. Впрочем, ты так любезно согласился украсть для нас с Гарольдом серебряную корову, что ради тебя я готова утихомирить свою совесть.
Мы, Вустеры, отличаемся небывалой сообразительностью. Не прошло и пяти минут, как мне стало ясно, на что она намекала. А разобравшись в её черных мыслях, я задрожал с головы до ног.
Как говорится в детективных романах, она запросила свою цену за документы, другими словами, после того, как за завтраком меня шантажировала тётушка, её сестра по духу взялась шантажировать меня перед обедом. Даже в наш послевоенный век распущенных нравов это, знаете ли, было слишком.
- Стефи! - вскричал я.
- Можешь кричать «Стефи!» до посинения, всё равно никто тебе не поможет. Либо ты выполнишь мою просьбу, либо дяде Уаткину завтра утром за яйцами и кофе предстоит увлекательное чтение. Советую тебе хорошенько подумать, Берти.
Она встала, дёрнула Бартоломью за ошейник и пошла по аллее, но прежде чем свернуть к дому, обернулась и бросила на меня через плечо многозначительный взгляд, пронзивший моё сердце, словно кинжал.
Я откинулся на спинку скамейки и впал в транс. Должно быть, я пробыл в нём довольно долго, потому что вечерние тени сгустились, а всевозможные крылатые существа стали натыкаться на меня всё чаще, когда голос, раздавшийся над моим ухом, вывел меня из оцепенения.
- Добрый вечер, Вустер, - сказал голос.
Я поднял голову. Глыба мрака, нависавшая надо мной, оказалась Родериком Споудом.
* * *
Мне кажется, диктаторы тоже люди и иногда бывают не прочь покутить в хорошей компании, но, глядя на Родерика Споуда, мне сразу стало ясно, что если в нём и присутствовали задатки нормального человека, в данный момент он не собирался их демонстрировать. Лицо у него было суровым. Поза угрожающей. Благодушных ноток в его timbre я тоже не уловил.
- Я хочу сказать вам несколько слов, Вустер.
- Да?
- Мы только что беседовали с сэром Уаткином, и он рассказал мне всю историю серебряного кувшинчика для сливок.
- Да?
- Теперь мы знаем, зачем вы сюда пожаловали.
- Да?
- Немедленно прекратите «дакать», жалкий, ничтожный червь, и извольте внимательно меня выслушать.
Можете не сомневаться, его оскорбительный тон кого угодно возмутил бы. По крайней мере меня он возмутил, дальше некуда. Но сами знаете, как это бывает. На свете существует множество типов, которых можно разделать под орех, если они называют вас жалким, ничтожным червём, но Родерик Споуд был не из их числа.
- Да, - сказал он, явно обезьянничая (ему, видите ли, было можно, а мне нельзя), - нам прекрасно известно, почему вы здесь появились. Ваш дядя велел вам выкрасть серебряный кувшинчик. И не трудитесь отрицать. Сегодня утром я поймал вас на месте преступления. А сейчас мы узнали, что сюда приезжает ваша тётя. Ха! Стервятники слетаются!
Он помолчал, затем со вкусом повторил: «Стервятники слетаются», словно сказал невесть какую остроту. Лично я не понимал, что в ней было смешного.
- Ну, так вот, я специально пришёл сказать вам, Вустер, что вы находитесь под неусыпным наблюдением. И смею вас уверить, если вы попадётесь на краже кувшинчика, вас посадят в тюрьму. Не тешьте себя мыслью, что сэр Уаткин побоится громкого скандала. Он исполнит свой долг как гражданин и мировой судья.
Тут он положил руку мне на плечо, и, честно признаться, не помню, когда я испытывал более неприятное ощущение. Может, подобный жест и был символическим (так назвал бы его Дживз), но хватка Споуда напоминала укус кобылы.
- Вы, кажется, сказали «Да?», - спросил он.
- Нет, - уверил я его.
- Прекрасно. И вот ещё что. Несомненно, вы убеждены, что не попадётесь. Вы вообразили, вам с вашей драгоценной тётушкой всех удастся обмануть. Так вот, это вам тоже не поможет. Если кувшинчик пропадёт, как бы удачно вы и ваша тётушка не замели следы, я пойму, кто его украл, и тут же сделаю из вас отбивную. Отбивную, - с наслаждением повторил он, облизывая губы, словно дегустировал старый, выдержанный портвейн. Надеюсь, вам всё ясно?
- О, вполне.
- Вы уверены, что поняли меня правильно?
- О, конечно.
- Рад за вас.
Туманная фигура приближалась к нам по аллее, и он мгновенно заговорил фальшивым до безобразия добродушным тоном.
- Какой прекрасный стоит вечер, вы не находите, Вустер? Очень тёплый. В это время года обычно бывает куда холоднее. Ну, не буду вас больше задерживать. Пора переодеваться к обеду. Мы, знаете, тут обходимся без церемоний, так что можете надеть чёрный галстук. Да?
Вопрос был адресован к туманной фигуре. Знакомое покашливание выявило, кому она принадлежала.
- С вашего разрешения, я хотел обратиться к мистеру Вустеру, сэр. Мне необходимо передать ему сообщение от миссис Траверс. Миссис Траверс просила сказать вам, сэр, что она находится в голубой комнате и будет рада, если вы навестите её, как только освободитесь. Миссис Траверс намерена обсудить с вами дело чрезвычайной важности.
В темноте я не видел лица Споуда, но фыркнул он достаточно убедительно.
- Значит миссис Траверс уже приехала?
- Да, сэр.
- А теперь собирается обсудить дело чрезвычайной важности с мистером Вустером?
- Да, сэр.
- Ха! - воскликнул Споуд и скрылся во тьме, коротко рассмеявшись.
Я поднялся со скамейки.
- Дживз, - сказал я, - приготовься шевелить мозгами. Будешь моим советником. Скоро тут заварится такая каша, что небу станет жарко.
ГЛАВА 5
Я надел нижнее бельё и нырнул в рубашку.
- Ну, Дживз? - спросил я. - Что скажешь?
По дороге домой я вкратце изложил ему суть событий, чтобы он как следует их обмозговал и нашёл решение проблемы, пока я быстренько приму ванну. Сейчас я смотрел на него с надеждой во взоре, как тюлень на смотрителя в ожидании рыбы.
- Ты что-нибудь придумал, Дживз?
- Мне очень жаль, сэр, но пока ещё нет.
- Как, совсем ничего?
- Боюсь, что нет, сэр.
Я глухо застонал и влез в брюки. Я уже привык к мысли о том, что стоило мне попасть в беду, сметливый малый сразу предлагал шикарный план, как из неё выпутаться, и, по правде говоря, я и представить себе не мог, что на этот раз он вдруг даст осечку. Сами понимаете, удар был страшным, и хотите верьте, хотите нет, я стал натягивать носки дрожащими руками. У меня возникло такое ощущение, что и моё тело, и мои мозги оцепенели, словно их пару дней назад засунули в холодильник и забыли разморозить.
- Послушай, Дживз, - сказал я, - а, может, ты не уяснил до конца сценарий? Я ведь торопился поработать мочалкой, так что успел рассказать тебе о событиях лишь в общих чертах. Давай сделаем, как в детективах. Ты любишь детективы, Дживз?
- Не очень, сэр.
- Ну, там всегда говорится о сыщиках, которые запутываются до такой степени, что не могут обойтись без листа бумаги, где они записывают подозреваемых, время, алиби, улики, ну и всё такое прочее. Мы тоже так попробуем. Бери бумагу и карандаш, Дживз, сейчас разберёмся что к чему. Для начала напиши заглавными буквами «Вустер, Б. - Положение дел». Готов?
- Да, сэр.
- Хорошо. Теперь, дальше. Пункт первый: если я не умыкну и не отдам тёте Делии серебряную корову, не видать мне больше стряпни Анатоля как своих ушей.
- Да, сэр.
- Переходим к пункту второму: если я умыкну серебряную корову и отдам её тёте Делии, Споуд сделает из меня отбивную.
- Да, сэр.
- Пункт третий, самый страшный: если я умыкну серебряную корову и отдам её тёте Делии, а не Гарольду Пинкеру, помимо того, что из меня сделают вышеуказанную отбивную, Стефи вручит записную книжку Гусика сэру Уаткину Бассету. А нам с тобой прекрасно известно, что произойдёт в этом случае. Ну, вот. Таков расклад. Ты всё записал?
- Да, сэр. Должен признаться, положение ваших дел весьма неблагоприятное.
Я бросил на него один из своих взглядов, сами знаете какой.
- Дживз, - сказал я, - не испытывай моего терпения. «Весьма неблагоприятное», пропади всё пропадом! О ком ты мне давеча рассказывал, помнишь, на чью голову свалились все печали мира?
- О Моне Лизе, сэр.
- Так вот, если б я сейчас встретил Мону Лизу, я пожал бы ей руку и заверил бы, что прекрасно её понимаю. Ты видишь перед собой, Дживз, жабу, раздавленную колесом телеги.
- Да, сэр. Возможно, брюки следует поддернуть на дюйм, сэр, чтобы складка над подъёмом ботинка создавала эффект небрежного изящества. Тут необходим очень тонкий расчет, сэр.
- Вот так?
- Восхитительно, сэр.
Я вздохнул.
- В жизни бывают минуты, Дживз, когда я невольно спрашиваю себя: «Какое значение имеют брюки?»
- Это у вас пройдёт, сэр.
- С какой стати? Если даже ты не можешь мне помочь, значит наступил конец света. Впрочем, - продолжал я с надеждой в голосе, - может у тебя просто не было времени, чтобы поломать голову над моей проблемой? Пока я обедаю, Дживз, исследуй её со всех сторон, так сказать, вдоль и поперёк. Возможно, на тебя снизойдёт вдохновение. Кстати, вдохновение действительно снисходит? Как молния или ещё что-нибудь?
- Да, сэр. Известно, что математик Архимед, принимая ванну однажды утром, открыл закон, позднее названный его именем.
- Ну вот, а я что говорю? И ведь наверняка звёзд с неба не хватал. Я имею в виду, тебе он и в подмётки не годился.
- Его считали весьма одарённым человеком, сэр. Когда он погиб от руки простого солдата, это вызвало всеобщее сожаление.
- Да, не повезло бедолаге. Тем не менее, все мы смертны, что?
- Совершенно справедливо, сэр.
Я задумчиво закурил сигарету, и благо мне было не до Архимеда, переключился на свои неприятности, в которые втянула меня бессовестная Стефи.
- Знаешь, Дживз, - после непродолжительного молчания произнёс я, - если разобраться, это уму непостижимо, почему особы противоположного пола всё время из кожи вон лезут, чтобы как-нибудь мне напакостить. Помнишь Роберту Уикхэм и палку со штопальной иглой на конце?
- Да, сэр.
- А Глэйдис-как-там-дальше, которая засунула своего дружка со сломанной ногой в мою постель?
- Да, сэр.
- А Полину Стоунер, проникшую ко мне ночью в купальном костюме?
- Да, сэр.
- Ну и пол! Ну и пол, Дживз! Но ни одна из его смертоносных представительниц даже рядом не лежала со Стефи. Как звали того типа, «Берегитесь!», - чьё имя вело всех остальных? У него ещё вроде бы был ангел.
- Абу бен Адем, сэр.
- Вылитый Стефи. У меня слов не хватает, чтобы сказать, кто она такая. Да, Дживз?
- Я лишь хотел спросить вас, сэр, во время вашей беседы с мисс Бинг, когда она пригрозила отдать записную книжку мистера Финк-Ноттля сэру Уаткину, не увидели ли вы случайно озорного огонька в её глазах?
- Ты имеешь в виду, жульнического, чтобы показать, она вроде как меня стращает? Даже не мечтай, Дживз. Уверяю тебя, я перевидал кучу глаз, в которых не горели огоньки, но такого отсутствия огоньков, как в глазах Стефи, мне ещё наблюдать не приходилось. Она не шутила. Она говорила, что думала. Более того, она прекрасно понимала, что совершает поступок, непозволительный даже для женщины, но ей было на это глубоко наплевать. К несчастью, эмансипация закончилась тем, что особы слабого пола задирают теперь перед всеми носы и делают гадости, глазом не моргнув, и не опасаясь никаких последствий. Во времена королевы Виктории этот номер у них не прошёл бы. Принц-консорт наверняка сказал бы пару ласковых такой девице, как Стефи, что?