— Нравятся, но малое дитя вечно в постели, когда я прихожу. Оно вроде парализованного викторианского инвалида.
— Она, Алан, она! Не оно. У детей есть пол. Так мы увидим тебя в воскресенье? Пол говорит, футбол будет по телевизору, вместе посмотрите.
— Спасибо. — Маркби осмотрел со всех сторон цикламен на комоде. — Я очень занят. Спасибо за приглашение и прочее.
— Нельзя по воскресеньям работать, — сурово заявила Лора. — Ну, можно, но не нужно и не должно. Трудоголиком станешь!
— Не стану! — воинственно ответил он. — В данный момент у меня на руках очень сложное дело.
— Слушай, — перебила она, — у меня тоже дела на руках, но я все-таки нахожу время поесть! — Голос ее звучал безнадежно. После паузы она спросила: — Это насчет отравленного парня, соседа Евы Оуэнс?
— Именно. По-моему, сам навлек беду на свою голову, только смерть очень уж нехорошая. — Маркби поскреб подбородок. — Предпочитаю отравлению пулю или удар тупым предметом по голове. За ядом нелегко проследить.
— По сравнению с тупым предметом отравление почти утонченный способ, — возразила Лора.
Брат проницательно посмотрел на нее, и она не впервые подумала, что его дружелюбные любезные манеры успешно маскируют острый ум.
— Действительно, яд считается женским орудием. Хотя, может быть, представление устарело с тех пор, когда женщины были слабыми и беспомощными, а в каждом доме имелась банка мышьяка для борьбы с крысами.
— Что тебя тревожит, Алан? — тихо спросила Лора.
— Отсутствие очевидного мотива. Тип был довольно неприятный, но, если всех неприятных типов завтра поубивают, численность населения в десять раз сократится. Этого недостаточно. Жил один, самостоятельно зарабатывал, вполне справлялся. Коттедж принадлежал ему. Лорример его сразу купил и объяснил агенту, что унаследовал деньги от какого-то престарелого родственника. Нам пока не удалось найти никого из родных. Кому он так мешал, чтоб пойти на убийство? Кстати сказать, неприятные черты его характера проявились не сразу. Внешне он был вполне приятным и милым. Обычно такой вариант наихудший.
— Но ведь он не использовал свое внешнее обаяние для охоты за простодушными богатыми женщинами? — уточнила Лора.
— Кто знает? Возможно, мы еще просто не знаем о жертвах. Юношеский шарм действует безотказно. Даже мисс Митчелл сочла его приятным юношей, а она никому не позволит себя одурачить.
— Да? — переспросила Лора.
Маркби дернул плечом.
— Знаешь, если бы ты была женщиной…
— Большое спасибо. А кто я, по-твоему? Какой-нибудь андроид?
— Слушай, если бы ты была не моей сестрой, а какой-нибудь другой женщиной, ясно? Что бы обо мне подумала?
— Что ты неряха, — ответила Лора без раздумий. — Отчаянно нуждаешься в направляющей женской руке, которая между тем будет гладить рубашки, напоминать, что надо подстричься, перестать разговаривать с самим собой и с растениями.
— Она совсем не из тех женщин, что гладят рубашки.
Лора выпятила губы.
— О ком идет речь? Уж не влюбился ли ты в femme fatale, в богиню голубого экрана Еву Оуэнс?
— Нет, и, пожалуйста, не язви. Могу сказать, что Ева Оуэнс примечательно сохранившаяся женщина.
— У меня есть примечательно сохранившийся георгианский карточный столик. Если ты собираешься делать подобные замечания, лучше беседуй с растениями. Если бы Ева Оуэнс слышала, как ты о ней отзываешься, в суд на тебя подала бы, а я бы представляла ее интересы.
— Я имею в виду Мередит Митчелл, — признался Маркби.
— Как она выглядит? — деловито спросила Лора.
— М-м-м… Высокая, лет за тридцать, хорошие волосы, безупречная кожа… Умная. Служит консулом.
— Жалко, что ты не сможешь привести ее к нам на ленч, — с искренним огорчением вздохнула Лора. — Наверно, до раскрытия дела не сможешь. Она ведь свидетельница. Именно она обнаружила тело? Влияние, давление и прочее. Защита ухватится.
— В любом случае вряд ли она приняла бы мое приглашение. Видит во мне несчастного вспотевшего беднягу, который явился к ней в консульство с рюкзаком на спине объявить о потере паспорта. Иногда не так уж приятно быть копом. Приходится приставать к людям, задавать дурацкие вопросы, вмешиваться в чисто личные дела, что никому не нравится. — Он помолчал. — Она совершенно не разбирается в растениях и цветах.
— По-моему, большой плюс, — с жаром заявила Лора.
— Нет, ты не понимаешь, — серьезно сказал ее брат. — Она не разбирается, а убийца Филипа Лорримера очень хорошо разбирался.
* * *
Мередит заперла машину, предварительно проверив, что на заднем сиденье и на приборной доске не лежит ничего интересного. Для парковки здесь не самое лучшее место, но ближайшее к цели. Она огляделась. С обеих сторон тянутся в ряд одинаковые многоквартирные дома из красного кирпича с забитыми досками нижними окнами. На стенах граффити, в основном бессмысленные, некоторые претендуют на сходство с искусством. Она положила ключи от машины в карман, куда уже сунула необходимые вещи, обычно лежавшие в сумочке, которую ей совсем не хотелось нести на плече, дабы не нарваться на неприятности.
Автомобиль остался в грустном одиночестве, а Мередит пошла быстрым шагом по улице, через торговый квартал с мелкой прачечной, убогим газетным киоском в фестонах частных, написанных от руки объявлений, мимо явно пустующего строения с открытой дверью, где бесцельно шныряла праздная молодежь, бросая на нее неприязненные оценивающие взгляды.
За углом стало чуточку лучше — ряд довоенных домов с еще не разбитыми эркерными окнами. Отдельные жилые дома, коммунальные, даже, как ни странно, хирургический кабинет. Двойная желтая линия запрещает проезд. Она перешла на другую сторону переулка. Очередной эркер занавешен плотной кружевной гардиной, к стеклу липкой лентой приклеена смешная открытка с надписью: «Если хочешь, только мигни». Невозможно догадаться, кто за тюлевой шторой ждет откликнувшихся на недвусмысленное приглашение. Оно гораздо красноречивее красного фонаря и девушек в окне, поправляющих чулочные подвязки.
Перед очередным домом с эркерами Мередит остановилась. Одна лестница ведет к разбитой парадной двери, другая спускается в подвальный этаж с закопченными окнами, откуда доносятся запахи кухни — лук, кипящая вода с рисом, картошкой или лапшой. Посмотрела на номер дома, поднялась к парадной двери, нажала на кнопку звонка под табличкой, на которой значилось: «Женский приют Святой Агаты».
Через несколько секунд послышались шаги, дверь приоткрылась на несколько дюймов, звякнула цепочка, выглянуло женское лицо.
— Мне нужна Сара Эмерсон, — сказала Мередит.
— Кто вы такая? И как вас зовут? — раздался въедливый голос.
— Родственница, — объяснила она.
— Секундочку, — попросил голос. Дверь закрылась, цепочку сбросили, створка снова открылась ровно настолько, чтобы можно было протиснуться.
Плотная девушка в футболке и джинсах закрыла за Мередит дверь, набросила цепочку. Мередит огляделась. Пустой коридор со старым истертым линолеумом, голубая краска на стенах, кажется, свежая, хоть и непрофессионально наложена. Где-то кричит ребенок, слышится радостный голос диск-жокея на первом радиоканале. Быстрый топот по лестнице, не прикрытой ковром, известил о появлении другой молодой женщины с сигаретой в руке, которая наполовину спустилась, увидела Мередит и метнулась назад. Мередит успела заметить испуг в черных глазах.
— Мы должны проверить, — сказала плотная девушка, хмурясь на гостью. — Никогда не угадаешь, кто нуждается в убежище. Не похоже, что вы нуждаетесь. Вы, случайно, не из социальной службы?
— Ни в коем случае. Спросите Сару.
— Не какая-нибудь журналистка?
— Нет, — терпеливо заверила Мередит.
— Нас тут без конца пересчитывают, — объяснила плотная девушка. — Совет постоянно требует держать численность под контролем. Пожароопасность и прочее. Но нельзя же их попросту выгнать, правда? Социальные работники являются за детьми. А когда вместе с ними в дверь ломятся мужья, приятели, журналисты, жадные до сенсаций, никакого терпения не хватает.
— Я с ними ничего общего не имею, — заверила Мередит.
— В данный момент у нас не так много клиенток. — Видно, плотная девушка придерживалась заученной схемы и, когда ее сбивали с проложенных рельсов, изо всех сил старалась вернуться в знакомую колею.
— Где Сара? — настойчиво спросила Мередит.
— А… В яслях. Дальше по коридору.
Ясли располагались в большом солнечном помещении в дальней части дома. Обстановка спартанская, стены выкрашены той же самой ярко-голубой краской до самой закопченной колосниковой решетки. Подоконники заставлены геранью. Сара сидела на полу, баюкая хнычущего младенца, плач которого Мередит слышала раньше. Две маленькие девочки колотили по игрушечному ксилофону, в углу сам по себе сидел мальчуган, медленно и старательно переставляя пластмассовые кубики.
Мередит села на обшарпанный стул. Одна девочка взглянула не нее, улыбнулась, стукнула другую по голове ксилофонным молоточком. Сара, одной рукой укачивая младенца, другой пресекла ксилофонный скандал и воинственно предложила:
— Давай, говори. Жуткий дом, убогий приют, мы в нем забаррикадированы, мне здесь не место.
— Не скажу, потому что ничего такого не думаю. У тебя есть полное право здесь находиться, делать то, что ты хочешь. Насколько я вижу, приют не так плох. Очень мило заново выкрашен.
Сара чуточку успокоилась, тряхнула головой, откидывая прядь волос.
— Да, мы с Джоанной почти все сами красили. Потратили кучу времени, красили по ночам, когда все уже спали, не путались под ногами и дети не пачкались краской. — Она помолчала. — Первое полезное дело, которое я в жизни сделала. — Младенец пискнул, она его покачала. — Джоанна здесь постоянно работает вместе с Марком и Джен. Люси, подружка Марка, готовит еду, исключительно вегетарианскую, поскольку сама вегетарианка. Джоанна занимается организационными вопросами. Я просто помогаю по мере необходимости, главным образом в яслях.
— А Марк что делает? — поинтересовалась Мередит.
— Водит фургон. Кофе хочешь?
— Хочу только поговорить. Серьезно поговорить, Сара. Не перебивай меня, не отвлекай. Хочу знать, какие у Филипа были свидетельства против тебя, чем он тебе угрожал и зачем.
На лице Сары вновь появилось решительное выражение, она встала, крепко прижав к себе ребенка, направилась к двери, крикнула в створку:
— Джоанна! — потом повернулась и тихо сказала: — Не хочу это здесь обсуждать. Нынче утром у нас мало дел, она меня подменит.
Пришла плотная девушка и забрала младенца.
— Пойдем ко мне, — предложила Сара. — Это неподалеку.
— Хорошо. Я подгоню машину. Мне не нравится, что она за углом, где какие-то юнцы рыщут.
Машина стояла на месте, но стеклоочистители исчезли.
— Думаю, могло быть хуже, — с облегчением пробормотала Мередит.
— В моей квартире никто нам не помешает, — заверила Сара, пристально глядя куда-то вдаль.
Квартира располагалась на нижнем этаже одного из однотипных домов с эркерами. Только содержались они лучше, виднелись следы недавних переделок. Деревянные двери с двойным остеклением больше подходили перестроенным амбарам, чем жилым домам тридцатых годов. В некоторых окнах висели плетеные веревочные кашпо для цветов, кружевные занавески, жалюзи из деревянных бусин на ниточках. Сара привела крестную в комнату, где царил веселый фольклорный хаос с разноцветными лоскутными подушками и расшитыми скатертями.
— Боже, — охнула Мередит, — у тебя тут настоящий сад!