А Катя с Ленчиком через пару минут погрузились, вместе со своим великолепным чемоданом, в желто-черное такси – и немедленно затеяли спор. Воодушевленный Ленчик настаивал ехать к аристократу немедленно – Катя же ратовала за то, что надо сперва устроиться в гостинице, оставить вещи и привести себя в порядок.
– Воображаю тебя, Лелик, на пороге квартиры сэра Эшли. С чемоданом на колесиках. «Я к вам пришел навеки поселиться!»
Однако решающим аргументом стало другое Катино заявление:
– Ты последний раз душ принимал вчера утром, в Венеции! На тебе – пыль двух городов, двух «жэ-дэ» вокзалов и трех аэропортов!
И тогда чистюля Ленчик, озабоченно нюхнув себя в районе подмышки, согласился.
В итоге попросили таксиста отвезти их в недорогую гостиницу где-нибудь неподалеку от бульвара Рамбла. Таксист – типичный испанский мачо (хотя, на вкус Кати, все же уступавший венецианским капитанам «вапоретто») – понял, что его седоки впервые в Барселоне. Поэтому всю дорогу, пока они ехали по залитым солнцем и запруженным автомобилями улицам, без умолку рассказывал о достопримечательностях города. Однако поскольку он говорил на чудовищной смеси испанского, английского и каталонского, Катя не понимала почти ничего.
Никто из них – ни водитель, ни тем более Катя с Ленчиком – не обратил внимания, что по улицам Барселоны за ними, лавируя в потоке машин, неотступно движется неприметный светло-серый «Сеат Кордоба»…
Гостиница «Санта-Марта» оказалась настоящей дырой – впрочем, путников примирила с ней щадящая цена: двадцать восемь евро в сутки – а также окно в ванной, из которого виднелось ярко-синее небо.
А еще через три часа, помывшись, переодевшись и отведав menu’ del dia в близлежащей столовке, Катя и Леня звонили в домофон у роскошного подъезда по адресу Оспитале, двенадцать.
* * *
Сэр Джон Эшли выглядел ровно таким, как Катя представляла себе аристократа на отдыхе: льняная рубаха с шелковым шейным платком от «Эрме», светлые брюки, белые мокасины тончайшей кожи. Лощеное розовое лицо, очень синие глаза, залысины. И даже легкая каникулярная небритость отнюдь не портила хозяина, а, скорее, придавала ему дополнительный шарм.
В холле аристократической квартиры (значительно большем, чем вся их комнатка в гостинице) состоялась процедура взаимного представления.
– Сэр Джон, позвольте вам представить мою тетушку – мисс Екатерина Калашникова.
– Пожалуйста, называйте меня Джоном (то есть на «ты»), мисс Е-ка-те-ри-на…
– Можно просто Катя (улыбка). Или Катюша.
– Катьюша! Я знаю вашу знаменитую русскую песню с таким названием. А также ракетные установки времен Второй мировой войны. Вы громили ими тевтонцев…
– А вы неплохо осведомлены в русской истории, сэр Эшли (улыбка)…
– О нет, никаких «сэров», для вас я просто Джон.
Впрочем, несмотря на всю внешнюю любезность, аристократ, заметила Катя, воспринял ее, пожалуй, холодно и настороженно.
Все трое перешли, по приглашению хозяина, в огромную гостиную, которую украшали лишь три чипендейловских кресла, ломберный столик и скульптура, похожая на роденовскую (а, возможно, это был сам Роден). В углу возвышался громадный мраморный камин, (по случаю теплой погоды не зажженный). К камину были прислонены какие-то огромные черные планшеты. Высокие окна гостиной были свободно распахнуты на огромный балкон, исполнявший роль патио. С патио виднелись макушки пальм, развевающиеся на легком средиземноморском бризе.
– Прошу вас, присядьте. Какого рода выпивку приказать вам подать? – учтиво осведомился сэр Эшли.
– Колу со льдом, – выдохнул Ленчик.
– Джин с тоником. – Выбирая традиционно английское питье, Катя решила сделать хозяину приятное.
Аристократ прозвонил в антикварный колокольчик, и на пороге возникла самая настоящая прислуга: девушка в белоснежном фартучке и крахмальной наколке. Общая смуглость горничной, отливающая даже в черноту, свидетельствовала, что она вывезена откуда-то из Марокко.
Сэр Эшли приказал ей принести выпивку – себе при этом заказав чистый виски. Тень неудовольствия скользнула по лицу горничной, однако она почтительно поклонилась:
– Си, сеньор.
Еще до того, как явились напитки, Ленчик, презрев этикет, рубанул хозяину напрямую:
– Что же вы хотели сообщить нам, сэр… то есть… мм, Джон?
Вместо ответа хозяин подошел к балконным дверям, выглянул наружу, внимательно оглядел мотающиеся макушки пальм и прочие окрестности. Затем он тщательно прикрыл и запер балконные двери и сказал:
– Прекрасная погода сегодня, не правда ли? На небе – ни облачка.
– О да, – светски ответствовал Ленчик.
– Как погода в ваших краях?
– В Москве лежит снег. Как всегда. – Катя тоже приняла участие вроде «табл-тока».
Явилась выпивка.
Когда горничная покинула залу, сэр Эшли запер за ней дверь и вернулся к гостям.
– Дорогой мой друг Лео, – озабоченно обратился «просто Джон» к одному только Ленчику, – я собираюсь сообщить вам нечто чрезвычайно важное. И я полагал, что вы придете один. Скажите, эта женщина, ваша так называемая тетушка, – вы можете ей доверять?
Ленчик непроизвольно глянул на Катю, которую хозяин совершенно игнорировал. Выходила неловкая ситуация, совсем не в духе великосветских гостиных.
– Ну, во-первых, – протянул юноша, – она не «так называемая», а самая что ни на есть моя родная тетя. Во-вторых, – голос его, сначала неуверенный, постепенно обретал силу, – я доверяю ей как себе. И, в-третьих, мы приехали специально ради того, чтобы услышать вашу историю; по вашей просьбе мы проделали огромный и нелегкий путь, и, я полагаю, с вашей стороны было бы жестоко и дальше оставлять нас в неведении.
Катя, незаметно для аристократа, показала племяннику большой палец: браво, мол. Хорошо сказал, вот что значит моя школа.
Сэр Эшли застыл в нерешительности. Казалось, жгучее желание о чем-то рассказать боролось в нем с осторожностью.
– Итак, – любезно надавил на него Леня, – что за письмо пришло на электронный адрес госпожи Выхохулевой-Санчес-Эшли?
– Письмо… – задумчиво пробормотал хозяин. – Письмо… Да, это было письмо…
Потом он, наконец, решился.
– Да, конечно! – воскликнул он. – Конечно, это было письмо! Все началось именно с него!
Сэр Эшли снова замер посреди гостиной, собираясь с мыслями.
– Но о письме после, – махнул он рукой, – ведь для того, чтобы вам, уважаемые дамы и господа, стала понятна история , вы сначала должны узнать предысторию , не так ли?
Несмотря на то что в своей речи хозяин апеллировал к «леди и джентльменам», обращался он все время только и исключительно к Лене.
– Ну да, наверное, – неуверенно вымолвил юноша.
– Скажите, – вдруг воспламенился сэр Эшли, – были ли вы когда-нибудь в вашем Эрмитаже, что находится в русском городе Ленинград, то есть, пардон, Санкт-Петербург?
Ленчик слегка смутился. Не рассказывать же барселонскому аристократу, что, когда он был на экскурсии в Питере, они с Машкой дружно забили на Эрмитаж и вместо того, чтобы бродить по пыльным залам, замечательно посидели в кафе «Саквояж беременной шпионки»? Зато Катя подала своевременную реплику:
– Да, я была там.
– Доводилось ли видеть вам (Эшли по-прежнему игнорировал Катю и обращался к одному лишь Ленчику) в залах этого прекрасного дворца два творения несравненного гения эпохи Возрождения – Леонардо да Винчи?
– О да, конечно, – быстро ответила Катерина.
– Прелестно, прелестно, – пробормотал аристократ, потирая руки. – А насколько хорошо вы вообще (несмотря на активное Катино участие в разговоре, сэр Эшли все равно адресовал свои вопросы только юноше) знакомы с творчеством да Винчи?
И он вперил свои голубые глазки прямо в глаза студенту.
Почувствовав себя словно на экзамене, Ленчик заерзал в кресле.
– Н-ну, конечно, мы этого не проходили, – произнес он затверженную за годы учебы формулу, – но я имею определенное представление… «Мона Лиза», например, или «Джоконда»… Они обе (Катя сделала Ленчику страшные глаза), то есть она одна, – быстро поправился молодой человек, – в Лувре висит…
– Прекрасно! Прекрасно! И вы своими глазами видели эту картину?
– Ну да, меня мама возила в Париж…
– И вы, конечно, дорогой мой Лео, как многие – как тысячи и даже миллионы людей – задавались вопросом о загадочной улыбке Джоконды? Что она таит? Что за собой скрывает? Почему эта женщина улыбается столь загадочно – будто бы знает тайну, неведомую больше никому на свете?
– Да, это, конечно, инте… – промямлил Ленчик, однако сэр Эшли, уже воодушевившийся, не дал ему закончить:
– О, а что бы вы сказали, если б всмотрелись во все – буквально во все, без исключения! – картины великого Леонардо, дошедшие до наших дней, – как это сделал я!.. Причем, конечно же, следует рассматривать их в подлиннике – поэтому я побывал не только в Лувре, Эрмитаже, но и в галерее Уффици во Флоренции, и, естественно, в Национальной галерее Лондона, и в музеях Оксфорда и Кембриджа… Я специально ездил в Краков, в музей Чарторыйских, чтобы осмотреть несравненную «Даму с горностаем»… Я возвращался снова и снова в миланскую церковь Санта-Мария делла Грацие и часами простаивал перед великой «Тайной вечерей»… О, когда бы вы изучили творчество Леонардо да Винчи столь внимательно, как изучил его я, – хотя бы в репродукциях! – вы непременно, мой юный друг, обратили бы внимание, что все женщины на портретах Мастера не просто улыбаются, а – улыбаются – загадочно!..
Сэр Эшли перевел дух, залпом допил свой виски, наставил на Леню палец и продолжил:
– Сотни версий, от научных до пошлых, существуют по поводу тайны улыбки Джоконды – и прочих многочисленных женских улыбок великого Леонардо. Борзописцы договорились даже до того, что, поскольку великий художник являлся гомосексуалистом, ему якобы затруднительно было проникнуть в тайну женщины – женщины вообще! И она, дама, дескать, оставалась для него загадкой. Поэтому свое непонимание прекрасного пола он передавал, вольно или невольно, посредством своего искусства – через полотна!..
Аристократ развел руками и саркастически расхохотался.
– Чушь, скажу я вам, мой юный друг Леонид! Чушь и бред! Если бы дело заключалось в том, что геи не понимают женщин! Да ведь истина-то состоит в том, что именно представители сексуального меньшинства понимаютпротивоположный пол как облупленный и – потому, что понимают! – не желают иметь с ним никакого дела!
Хозяин вдруг схватился за колокольчик и нервно позвонил. Через секунду в дверь поскреблись – видимо, давешняя горничная.
– Всем повторить! – крикнул через дверь сэр Эшли.
– Мне больше не надо, – вклинилась Катя, и аристократ не стал настаивать, проорал:
– Джина больше не приносите!
А когда через минуту он, отперев дверь, принимал через порог виски для себя и колу для Ленчика, юноша попытался вклиниться:
– Так что же все-таки по поводу письма?
– Письма? – недоуменно поднял брови сэр Эшли. – Ах да, письма… До письма мы дойдем… Позже… – Он потер рукой лоб. – Итак, на чем я остановился?
– На том, что голубые слишком хорошо знают женщин и потому их не любят, – насмешливо проговорила Катерина.
– Да, вот!.. – воскликнул сэр Эшли, в очередной раз не обратив ни малейшего внимания на реплику Кати и обращаясь лишь к Лене. – Никто и близко не подошел к разгадке тайны улыбок Леонардо – ни пресловутой Джоконды, ни «Дамы с горностаем», ни «Мадонны в скалах». А его «Иоанн Креститель» – нет, он не женщина, но как улыбается этот женственный давинчевский Креститель! А потом, возьмите личность самого Леонардо!..