Высасывая ранку, он поднял глаза и увидел, что с расстояния нескольких ярдов на него смотрит не по погоде легко одетый молодой человек, тощий, сигарета свисает изо рта. Холодный ветерок донес запах жженой гвоздики. Когда Палмер поднял глаза второй раз, человека уже не было, хотя запах французской сигареты все еще висел в воздухе.
Палмер был уверен, что этого человека он где-то видел. Может быть, за ним следят? Запихивая ленту в карман, Палмер повернулся и поспешил туда, откуда пришел. Интересно, куда этот тип так быстро мог слинять? И еще Палмеру было интересно, как это незнакомец мог торчать на кладбище в холодный февраль в одном только шелковом пиджаке. Остановившись, он обернулся к могиле Чаза, сунул руку под анорак и вытащил фотографию, которую дал ему Панглосс.
Не может быть. Струйки пота побежали по спине. Шрам на груди натянулся. Наверное, это все от недосыпания. И от дурацких снов.
От этого вполне рационального объяснения лучше не стало ничуть. Что-то надо делать с этими снами, пока они не свели его с ума. Но не сейчас. Потом, когда дело будет сделано.
~~
– Да, наше, – сказал флорист, разглядывая полинявшую ленту.
– Я хотел бы знать, не сможете ли вы мне помочь установить заказчика.
– Послушайте, молодой человек, мы столько цветов продаем...
– Черных роз?
Флорист сдвинул бифокальные очки на долю дюйма к носу и прищурился на Палмера:
– Черные розы, говорите?
Палмер кивнул. Он напал на след и знал это. Ощущалась знакомая, почти электрическая дрожь замкнутого контакта, невидимая механика включила передачу.
– Дюжина. Доставлена на кладбище «Роллинг-Лонз». Флорист подошел к ящику с папками.
– Фамилия усопшего?
– Частейн.
Флорист хмыкнул и вытащил из ящика коричневый конверт.
– Ага, помню, как заполнял этот заказ. Обычно клиенты не заказывают розы для украшения могил. На День матери, День св. Валентина, на годовщины, дни рождения – это пожалуйста. А черные розы, на могилу... да еще в такое время года...
– Наверное, очень дорого.
– Можете не сомневаться. – Он похлопал по заполненному бланку. – Тут сказано, что заказ сделан по телефону. Междугородному. Оплачен кредитной картой.
– Можно взглянуть?
– Ну, не знаю... моему партнеру не понравится, что я показал наши записи постороннему.
– Гм... понимаю. А скажите, сколько стоит вот такая штучка?
Палмер показал на большую цветочную композицию в виде подковы, где белыми гвоздиками по краю были выложены слова «ЖЕЛАЮ УДАЧИ!»
– Где-то баксов семьдесят пять – сто, в зависимости от того, куда доставить.
3
Карнавал
Во время карнавала люди прячут маски под масками.
Ксавье Форнере
Когда Палмер сообщил Панглоссу, куда направляется, милейший доктор заверил его, что билеты и гостиницу ему обеспечит Ренфилд. Палмер знал, что билеты на Новый Орлеан во время Карнавала раскупаются за много недель вперед, не говоря уже о местах в гостинице, и напомнил об этом своему нанимателю. Панглосс рассмеялся и сказал, что волноваться незачем: он держит квартиру во Французском квартале – в стороне от главных туристских приманок, но достаточно близко к месту действия. Он позвонит домоправителю и скажет, чтобы к приезду Палмера помещение проветрили.
Прилетел он поздно вечером в воскресенье. В городе кишели подвыпившие возбужденные участники Карнавала. Но Палмер никак не ожидал, что дверь откроет Ренфилд.
– Вот и вы. – Так приветствовал его бледный Ренфилд, отступив на шаг и давая Палмеру войти.
– Док не говорил мне, что пошлет вас за мной присматривать.
Если Ренфилд и заметил колючку, то ничем этого не выдал. Он только показал на лестницу, свернувшуюся внутри дома раковиной наутилуса.
– Ваша комната на втором этаже. Третья дверь направо.
– Вроде бы док сказал, что держит здесь только квартиру.
Ренфилд пожал плечами:
– В определенном смысле. Он владелец всего дома.
Палмер поморщился, увидев пачку рекламной почты, небрежно сваленную на антикварном буфете в фойе. Почти вся она была адресована «Уважаемому жильцу» или «Уважаемому постояльцу». Ренфилд откашлялся и повел Палмера наверх. Судя по эху шагов, внизу было пусто.
Апартаменты Палмера оказались весьма просторны и состояли из спальни вместе с гостиной, ванной комнаты с чугунной ванной на львиных ногах и кухоньки, где стоял набитый холодильник и микроволновая печь. Еще имелся цветной телевизор с большим экраном, видеодека, стереосистема и бар с выпивкой. Также в апартаментах наличествовали два балкона с коваными решетками, которыми славится город.
Балкон спальни выходил в патио, туда, где полтора столетия назад размещались помещения для рабов. Слишком было темно, а патио не освещалось, так что Палмер мало что мог рассмотреть, но из сада под окном доносился слабый завах гниющих овощей.
С балкона гостиной открывался вид получше – он выходил на улицу, сейчас пустую, если не считать запряженной мулом тележки и случайного такси. Наслаждаясь сигаретой «Шерман» на приятном вечернем ветерке, Палмер слышал шум Бурбон-стрит, приглушенный и размытый, но все же явственно различимый на фоне тишины, которая стояла в этой части города. Время от времени доносился хохот какого-нибудь пьяного весельчака, и эхо его терялось среди древних зданий.
У Палмера было какое-то странное чувство нереальности – будто он видит сон и в то же время сознает, что это сон. Когда он утром вылетал в Новый Орлеан, на земле еще лежал иней, а в переулках, куда редко заглядывает солнце, еще можно было найти снежный наст и лед на асфальте. А сейчас он стоял в рубашке с короткими рукавами, вдыхая ароматную тропическую ночь и слушая шум Карнавала.
Он подумал было, не пойти ли самому повеселиться, но смена часовых поясов взяла свое, и он заснул на массивном диване под шорох трепещущей москитной сетки на открытой двери балкона.
И снилось ему, что он проснулся. В этом сне он немного полежал в постели, пытаясь понять, где он и что тут делает. Вспомнив, он сел, протирая глаза. На улице было еще темно, бледный луч луны падал в открытые окна. В ногах кровати стояли стол и стул. Во сне Палмер знал, что на стуле сидит кто-то – или что-то – и смотрит на него. Сначала он решил, что это Лоли – видно было, что гостья – женщина, и рука Палмера инстинктивно дернулась к шраму над сердцем. Рубец на коже остался на ощупь прохладным.
Кто бы ни была эта гостья, это хотя бы была неона .
Палмер хотел встать и подойти к загадочной женщине, но не мог шевельнуться.
Кто ты?
Женщина из сна не ответила, но поднялась и отступила в тень, перебирая сетчатую скатерть на столе. Копье лунного света уперлось ей в лицо, но Палмер видел только миниатюрное отражение собственной озабоченной гримасы.
Кто ты?
Женщина-тень улыбнулась, показав зубы – слишком белые и острые для человеческого рта.
Странно. Я тебя хотела спросить о том же.
Это была она. Та, которую он приехал искать так далеко. Палмер никогда не видел ее фотографии и уж тем более голоса ее не слышал, но был уверен, что женщина, стоящая у кровати, – это Соня Блу. Он не успел ничего больше спросить, как она отвернулась к балкону.
Здесь? Нет, не здесь. Но близко. Уже в пути.
Она бросилась к балконной двери. Палмер открыл рот, хотел крикнуть, что это третий этаж, но не издал ни звука. Как-то неловко было предупреждать сновидение, что оно может переломать ноги. У двери вдруг показалось, что женщина стала длиннее и шире, растягиваясь, как космолет, достигающий скорости света, а потом она головой вперед бросилась в утреннее небо.
Палмер вдруг заметил, что дрожит в холодном поту, как жертва малярии. Шрам будто ожгло раскаленной проволокой.