– С вами все в порядке, мистер Джордж?
Он открыл рот, но голоса не было. Он вдруг ощутил, что его рука все еще сопротивляется.
– Где Джудвин? – прохрипел он. – Позовите его.
– Доктора пока нет, но он навестит вас позже.
– Я хочу его видетьсейчас.
– Не волнуйтесь, мистер Джордж, – успокоила его сиделка, – сейчас мы дадим вам лекарство, и вы уснете.
– Нет!
– Да, мистер Джордж. Не волнуйтесь. Вы в надежных руках.
– Я не хочу больше спать. Они берут верх, как только я засыпаю, разве вы не видите?
– Здесь вы в безопасности.
Но он знал, что он везде в опасности. Во всяком случае, пока у него осталась рука. Она вышла из-под контроля, если когда-нибудь и был этот контроль: может, она только для вида подчинялась ему все эти годы, усыпляя его бдительность. Вот что он хотел сказать, но кто ему поверит? Вместо этого он сказал:
– Не буду спать.
Но сиделка спешила. В больницу прибывали все новые пациенты (ей уже рассказали об ужасных событиях в ИМКА), и ими тоже нужно было заниматься.
– Это только успокоительное, – и в руках у нее оказался шприц.
– Послушайте, – сказал он, пытаясь пробудить в ней разум, но она не была расположена спорить.
– Ну-ну, не будьте ребенком, – скомандовала она, когда на глазах у него выступили слезы.
– Вы просто не понимаете…
– Вы можете рассказать все доктору Джудвину, когда он придет.
– Нет! – он рванулся. Сестра не ожидала такой ярости. Пациент вырвался из постели с иглой, торчащей из руки.
– Мистер Джордж, – сказала она строго. – Будьтелюбезны вернуться в постель.
– Не подходите ко мне, – предупредил Чарли.
Она попыталась устыдить его.
– Все пациенты ведут себя прилично, а вы что делаете?
Чарли покачал головой, игла, выскочив из вены, упала на пол.
– Я не буду вам повторять.
– И не надо, – ответил Чарли.
Он осмотрелся, ища выход между койками, нашел его и выбежал прежде, чем сестра успела позвать подмогу.
Он скоро понял, что здесь легко укрыться. Больница была построена в конце прошлого века, потом к ней пристроили крыло в 1910-м, еще крыло после первой мировой войны, потом еще крыло, памяти Чейни, в 1973-м. Настоящий лабиринт. Им придется его поискать.
Однако чувствовал он себя плохо. Обрубок левой руки начал болеть, и ему казалось, что он кровоточит под бинтами. Вдобавок сестра все же успела ввести ему часть успокоительного. Он был крайне вял, и это, несомненно, отражалось у него на лице. Но он не мог вернуться в постель, в сон, пока не сядет где-нибудь и спокойно все обдумает.
Он укрылся в кладовой в конце одного из коридоров, среди поломанной мебели и кип отчетов. Он был в мемориальном крыле Чейни, хотя и не знал этого. Семиэтажная махина была выстроена на деньги миллионера Фрэнка Чейни его собственной строительной фирмой. Они использовали второсортные строительные материалы и дырявые трубы (почему Чейни и стал миллионером), и крыло уже разваливалось. Забившись в какую-то щель, Чарли сел на пол и уставился на свою правую руку.
– Ну?
Рука молчала.
– Не прикидывайся. Я тебя раскусил.
Она по-прежнему покоилась у него на коленях, невинная, как дитя.
– Ты пыталась убить меня, – обвинил он ее. Рука чуть открылась, как бы отвечая.
– Может, снова попробуешь?
Она зашевелила пальцами, как пианист, играющий соло. "Да, – говорили эти пальцы. –Когда угодно".
–Ведь я даже не могу помешать тебе, верно? Рано или поздно ты до меня доберешься. Не просить же кого-то присматривать за мной до конца жизни. Так что же мне остается, я тебя спрашиваю? Умереть?
Рука чуть сомкнулась, бугорки ладони сложились в утвердительную ухмылку:«Да, дурачок. Это единственное, что тебе остается».
–Ты убила Эллен?
– Да, –улыбнулась рука.
– Ты отрезала мою другую руку, чтобы она могла удрать. Я прав?
– Прав.
–Я видел. Видел, как она убегала.
А теперь ты хочешь сделать то же самое?
– Точно.
–Ты не оставишь меня в покое, пока не освободишься, так ведь?
– Так.
–Ну вот. Мы понимаем друг друга, и я хочу договориться с тобой.
Рука подобралась поближе к его лицу, вцепившись в пижаму.
– Я освобожу тебя, – сказал он.
Теперь она была на его шее, сжимая ее не сильно, но достаточно, чтобы вызвать дрожь.
– Я найду способ, обещаю. Хоть гильотину, хоть скальпель – все равно.
Теперь она ласкалась к нему, как кошка.
– Но я сделаю это сам, когда захочу. Потому что, если ты убьешь меня, то ты не выживешь. Тебя закопают, как закопали руки отца.
Рука вцепилась в угол стола.
– Так мы договорились?
Но рука не ответила. Внезапно она утратила всякий интерес к их сделке. Если у нее был нос, то она вынюхивала им воздух. Что-то изменилось.
Чарли неуклюже встал и подошел к окну. Стекло потемнело от пыли и птичьих экскрементов, но он мог разглядеть сад внизу. Этот сад тоже был частью завещания миллионера: он должен был символизировать его хороший вкус, как само здание – его прагматизм. Но когда крыло пришло в запустение, сад тоже зачах. Только газоны еще подстригали – слабая видимость заботы.
Сад был пуст. Кроме одного человека – видимо, доктора. Но рука Чарли упорно скребла стекло, пытаясь выбраться наружу. Что-то было там внизу, в траве.
– Хочешь наружу?
Рука начала ритмично колотить в стекло – сигнал для невидимой армии. Он стоял, не зная, что делать. Если он попытается оторвать ее, она может опять начать его душить. А если подчинится и выйдет в сад, то что он там увидит? Но разве у него есть выбор?
– Ладно, – сказал он. – Пошли.
В коридоре царила паника, и на него никто не обращал внимания, хотя он был босой и в пижаме. Звонили звонки, через громкоговорители вызывали врачей, люди сновали между моргом и туалетом. Все говорили о чудовищных событиях в общежитии: десятки молодых людей без рук. Чарли шел слишком быстро, чтобы расслышать, о чем они говорят. Он сразу нашел, куда идти, – рука вела его. Он прошел указатель:«В мемориальный сад Ф. Чейни» и вышел в длинный коридор с дверью в дальнем конце.
Снаружи было очень тихо. Ни одной птицы на деревьях, ни одной пчелы на цветах. Даже доктор, которого он видел в окно, ушел, наверное, к своим пациентам.
Рука Чарли просто взбесилась. Пот капал с нее на траву, а вся кровь отхлынула, так что она стала мертвенно-бледной. Это была уже не его рука, а совсем другое существо, с которым он, по несчастному капризу анатомии, был соединен.
Трава под ногами была влажной и холодной. Было еще только полседьмого утра. Птицы, быть может, еще спали, и пчелы тоже. Быть может, в этом саду и нечего бояться. Быть может, его рука ошиблась.
Тут он заметил следы доктора, темные на серебристо-зеленой траве. Вокруг них была кровь. И они вели только в одну сторону.
* * *
Босуэлл в коме не чувствовал ничего и был рад этому. Появилась было мысль о том, что пора просыпаться, но тут же исчезла. Босуэлл не хотел просыпаться, не хотел приходить в себя. Никогда. Он и во сне смутно чувствовал, что ждет его при пробуждении.
* * *
Чарли посмотрел на деревья. На них росли какие-то странные плоды.
Один из них был человеком: тот самый доктор. Его шея зажата в развилке ветвей. Руки закачивались круглыми обрубками, все еще ронявшими на траву тяжелые красные капли. Над ним повисли другие, еще более жуткие, плоды – руки, сотни рук, колышущихся туда-сюда, как некий парламент, обсуждающий тактику реформ.
Их вид убивал всякие метафоры. Они были тем, чем были: человеческими руками. В этом и заключался весь ужас.
Чарли хотел бежать, но рука не пустила его. Это были ее ученики, ее паства, они ждали ее.