— Это я, мафтер, — сказал, заглядывая в кабинет, констебль Игорь. — Игорь, сэр, — добавил он.
— Да, Игорь? — сказал Ваймс, в который раз удивившись: зачем тому, у кого голова вся смётана грубыми швами, постоянно напоминать окружающим, кто он такой и как его зовут?
— Я просто хотел сказать, что мог бы пофтавить юного Рукисилу обратно на ноги, мафтер, — с некоторой укоризной сообщил Игорь.
Ваймс вздохнул. Лицо Игоря выражало тревогу с примесью разочарования. Ему не позволили продемонстрировать свое… мафтерство. Естественно, он был раздосадован и обижен.
— Игорь, мы это уже обсуждали. Пришить оторванную ногу — это одно дело, но тут совсем другое. Все гномы решительно против таких штук.
— В этом ведь нет ничего сверхъестественного, мафтер. Я же ярый сторонник натурфилофофии! И когда его принесли, он был еще тепленьким…
— Таковы правила, Игорь. Но все равно спасибо. Мы все знаем, что у тебя в груди бьется доброе сердце…
— Бьются, сэр. Фердца, сэр, — с упреком поправил Игорь.
— Именно это я и имел в виду, — откликнулся Ваймс, даже глазом не моргнув.
Впрочем, Игорь тоже не моргнул. Мешали чудовищные швы, перепоясывающие голову.
— Ну хорошо, сэр, — наконец уступил он. И, помолчав немного, спросил: — А как дела у ее светлости?
Ваймс ждал этого вопроса. Воображение повело себя крайне подло, моментально подсунув ему ситуацию, в которой фигурировали и Сибилла, и Игорь. Не то чтобы Ваймс недолюбливал Игоря. Как раз наоборот. Многие стражники расхаживали сейчас по городу на своих двоих только благодаря гению Игоря в обращении с иглой и нитью. Но…
— Отлично. Просто отлично, — резким тоном произнес Ваймс.
— Я флышал, госпожа Контент немного обеспоко…
— Игорь, есть области, в которых… Послушай, ты хоть что-нибудь знаешь о… женщинах и детях?
— Не слишком много, сэр, но я давно понял: фтоит уложить кого-нибудь на плиту и хорошенько покопаться, так фказать, в вопросе, как все сразу…
Воображение Ваймса очень вовремя отключилось.
— Спасибо, Игорь, — перебил он, чудом не допустив дрожи в голосе. — Но госпожа Контент весьма опытная повитуха.
— Как фкажете, сэр, — отступил Игорь, правда в его словах проскользнуло некоторое сомнение.
— А теперь мне пора, — сказал Ваймс. — Впереди долгий и нелегкий день.
Он сбежал вниз по лестнице, бросил письмо сержанту Колону, кивнул Моркоу, и они быстрым шагом направились во дворец.
Когда дверь захлопнулась, один из стражников поднял голову, прервав свою неравную битву с рапортом, в котором всякий страж правопорядка должен четко и ясно описать все то, чему на самом деле следовало бы произойти.
— Сержант?
— Да, капрал Пинг?
— Сержант, а почему некоторые из вас носят лиловые цветочки?
Атмосфера в комнате неуловимо изменилась, множество мигом навострившихся ушей всосало все звуки без остатка. Все, кто трудился над рапортами, разом перестали писать.
— Я к тому, что ты, Редж и Шнобби в прошлом году тоже пришли с цветами, вот я и подумал, что, может, мы все должны были…
Пинг осекся: обычно излучавшие дружелюбие глаза Колона превратились в узкие щели, и в них отчетливо читалось: «Ты вышел на тонкий лед, приятель, и он уже трещит под тобой…»
— Я хочу сказать, у моей хозяйки есть сад, и я могу сходить и тоже срезать… — затем продолжил Пинг, похоже вознамерившись покончить со своей никчемной жизнью.
— То есть ты тоже хотел бы сегодня прийти с сиренью? — негромко спросил сержант Колон.
— То есть ты тоже хотел бы сегодня прийти с сиренью? — негромко спросил сержант Колон.
— Я просто говорю: если нужно, я мог бы…
— А ты вообще там был? — рявкнул сержант, вскочив на ноги так резко, что стул опрокинулся.
— Спокойно, Фред, спокойно… — пробормотал Шнобби.
— Я вовсе не… — начал было Пинг. — То есть я… Был где, сержант?
Колон облокотился на стол так, что его круглое багровое лицо оказалось в дюйме от носа Пинга.
— Если ты не знаешь, где это было, значит, тебя там не было, — произнес он прежним тихим голосом и выпрямился. — Так, у нас со Шнобби дела, — объявил он. — Вольно, Пинг. Мы отбываем.
— Э….
День для Пинга явно не задался.
— Да? — отозвался сержант Колон.
— Э… Правила внутреннего распорядка, сержант… Ты, ну, типа старший по званию, а я дежурный офицер, так-то я б не стал спрашивать, но… если ты покидаешь караулку, то должен сообщить мне, куда направляешься. На всякий случай, если кто-то будет тебя искать, понимаешь? И я должен внести это в журнал. Ручкой. Чернилами. Все такое, — добавил он.
— Пинг, ты хоть знаешь, что сегодня за день? — спросил Колон.
— Э… двадцать пятое мая, сержант.
— А знаешь, что это значит, Пинг?
— Ну…
— Это значит, — сказал Шнобби, — что все, кто имеет право спрашивать, куда мы идем…
— …знают, куда мы пошли, — закончил Фред Колон.
Дверь за ними громко захлопнулась.
* * *
На кладбище Мелких Богов, как правило, хоронили людей, не знающих, что с ними случится далее. Они ни во что особо не верили, не задумывались, существует ли жизнь после смерти, и частенько даже понятия не имели, что с ними в итоге приключилось. Они шагали по жизни в добродушной неопределенности, пока абсолютная определенность в конце концов не настигала их. Среди городских мест упокоения данное кладбище являлось эквивалентом ящика с пометкой «прочее». Тут хоронили людей, не ожидавших после смерти ничего особенного.
Именно здесь находили свой последний приют почти все стражники. После нескольких лет службы даже в людей и в тех перестаешь верить, не говоря уж о ком-то там невидимом и неосязаемом.
На этот раз дождя не было. Ветер, шелестя листвой, раскачивал замызганные тополя вдоль кладбищенской стены.
— Нужно было принести цветы, — заметил Колон, пробираясь через густую высокую траву.
— Могу позаимствовать со свежих могил, сержант, — предложил Шнобби.
— Лично я предпочел бы услышать от тебя совсем другие слова, учитывая обстоятельства, — укоризненно произнес Колон.
— Виноват, сержант.
— В такие минуты человек должен думать о своей бессмертной душе, так сказать, визавизирующей с бескрайней могучей рекой по имени История. На твоем месте, Шнобби, я бы занялся именно этим.
— Конечно, сержант. Несомненно. Кстати, как я вижу, кто-то там уже визирует.
У одной из стен росли кусты сирени. То есть кто-то когда-то посадил здесь сирень, и она разрослась, как это свойственно сирени, сотнями гибких боковых побегов, так что на месте каждого стебелька появились почти непролазные заросли. Ветки были густо усеяны бледными розовато-лиловыми цветами.
Но в густой зелени еще можно было разглядеть надгробия. У могил стоял Себя-Режу-Без-Ножа Достабль — самый безуспешный анк-морпоркский бизнесмен. На шляпе у него была веточка сирени.
Заметив стражников, он кивнул.