Сомнительно, что он мог быть гномом? Во всяком случае вряд ли, если только его размеры не были радикально изменены.
– Разумеется, не желаем, – сказал Обычный. – Не будем ворошить прошлое. И тому подобное. А потому я подумаю, что сказать ему, а вы, капитан, отыщите способ узнать, что творится, и положите этому конец. Преподайте этому гному маленький урок о том, что такое быть стражником, хорошо?
– Ха-ха, – сказал Бодряк.
– Простите? – сказал Обычный.
– Да-да. Подумал, что вы отпустили этническую шутку, сэр.
– Послушайте, Бодряк. Я бываю весьма понятлив. В определенных обстоятельствах. Сейчас, я желаю, чтобы вы убрались отсюда и во всем разобрались. Вы понимаете?
Бодряк отдал честь. Глубокое уныние, постоянно таившееся и готовое воспользоваться преимуществом его трезвости, охватило его, пытаясь высказаться.
– Вы правы, господин секретарь, – сказал он. – Я присмотрю за тем, чтобы он выучил, что арестовывать воров – это противозаконно.
Он подумал, что не стоило говорить это. Если бы он не говорил подобные вещи, то был бы сейчас на более выгодной должности, Капитаном Дворцовой Стражи, большим человеком. Дать ему Дозор было со стороны Патриция небольшой шуткой. Но Обычный всегда читал новые документы, лежавшие на его столе. Если бы он заметил сарказм, то не показал этого.
– Прекрасно, – сказал он.
Дражайшая Мамочка! – писал Морковка. –Это был прекрасный день, когда я вошел в Гильдию Воров, арестовал главного Злодея и притащил его во Дворец Патриция. Надеюсь, что с ним больше не будет неприятностей. А миссис Пальма сказала, что я могу оставаться на чердаке, потому что всегда полезно иметь мужчину под рукой. А все потому, что ночью тут были мужчины, страждущие выпить, и подняли скандал у девушек в комнате, а я должен был поговорить с ними, а они затеяли драку, и один из них попытался ударить меня коленом, но я был в Защитном Устройстве и миссис Пальма сказала, что он сломал свою коленную чашечку, но мне не нужно платить за новую.
Я не понимаю некоторых обязанностей Дозора. У меня есть напарник, его зовут Валет. Он говорит, что я слишком увлекаюсь. Он говорит, что мне надо многому научиться. Я думаю, что это правда, потому что я добрался только до 326-й страницы «Законов и Указов Городов Анка и Морпорка». Любящий всех, ваш сын, Морковка.
P.S. Моя любовь Мяте.
Это было не просто одиночество, это был способ жить шиворот-навыворот. Именно так и не иначе, подумал Бодряк.
Ночной Дозор просыпался, когда остальные люди отправлялись спать, и отправлялись спать, когда рассвет вползал на улицы города. Проводя все время на темных, мокрых улицах, в мире теней. Ночной Дозор притягивал к себе тип людей, которые по той или иной причине были склонны к подобному образу жизни.
Он дошел до Дома Дозора. Это был древний и на удивление большой дом, вклинившийся между дубильней и портным, шившего подозрительные кожаные вещи. Когда-то он должно быть был весьма представительным, но сейчас выглядел необитаемым и посещался только совами и крысами. Над дверью висел девиз на древнем языке, который почти сгнил от времени, грязи и лишайника, и можно было только разобрать:
FABRICATI DIEM, PVNC
Он переводился – согласно сержанта Двоеточие, который служил в иностранных частях и считал себя знатоком в языках – как «Служить и Защищать».
Да. Когда-то быть стражником что-то да значило.
Сержант Двоеточие, подумал он, спотыкаясь в затхлой темноте. Вот человек, которому нравилась темнота. Сержант Двоеточие был обязан тридцатью годами счастливого супружества тому, что миссис Двоеточие работала весь день напролет, а сержант Двоеточие работал всю ночь. Они поддерживали связь с помощью записок.
Он оставлял ей готовым чай перед тем как вечером покинуть дом, а она оставляла по утрам в печи прекрасный горячий завтрак. У них было трое взрослых детей, родившихся, как предполагал Бодряк, в результате чрезвычайно убедительной переписки.
А капрал Валет… да-да, вряд ли кто-либо еще имел неопределенные причины для пожелания, чтобы его не видел никто из посторонних людей. Не стоило над этим слишком сильно задумываться. Единственная причина, по которой вы не могли заявить, что Валет близок к царству диких животных, была та, что царство диких животных пробудилось и умчалось прочь.
Ну и конечно там присутствовал он, собственной персоной. Тощее, небритое сборище дурных привычек, замаринованное в алкоголе. Таковым был Ночной Дозор. Или только трое его представителей. Когда-то их было дюжины, сотни. А сейчас – только трое.
Мир попал в фокус.
Жизнь – это просто химикалии. Капля здесь, капля там, и все изменилось. Простая капля ферментных соков, и вы внезапно собираетесь прожить еще несколько часов на этом свете.
Давным-давно, когда этот район был представительным, один владелец соседней таверны, питавший некоторые надежды, заплатил волшебнику огромную сумму денег за светящуюся надпись, каждая буква другого цвета. Сейчас она работала со сбоями и временами в сырую погоду происходили короткие замыкания. В этот момент буква F горела ярко-розовым цветом и беспорядочно помигивала.
Бодряк вырос, привыкнув к ней. Она казалась частью жизни.
Он полюбовался переливающейся игрой света на покоробившейся штукатурке, а затем поднял ногу и с силой ударил по полу, дважды.
Через несколько минут отдаленное сопение показало, что сержант Двоеточие подымается по ступенькам.
Бодряк молча считал. Двоеточие всегда делал передышку на шесть секунд после пролета, чтобы немного отдышаться.
На седьмой секунде дверь открылась. Выглянувшее из-за двери лицо напоминало полную луну.
Сержанта Двоеточие можно было бы описать как человека, который если занялся военной карьерой, то автоматически должен тяготеть к посту сержанта. Невозможно было даже представить его в чине капрала. Или, по той же причине, капитаном. Если бы он не сделал военную карьеру, то искал себе другое занятие, нечто вроде мясника; любая работа, для которой большая красная рожа и способность потеть даже в морозную погоду, была на самом деле частью требуемых условий.
Он отдал честь и с большим усилием положил на стол Бодряка грязный лист бумаги и разгладил его.
– Добрый вечер, капитан, – сказал он. – Рапорты о вчерашних происшествиях, и это. Да, вы должны четыре пенса в Чайный Клуб.
– Что там с гномом, сержант? – спросил Бодряк.
Брови Двоеточия взлетели от недоумения.
– Какой гном?
– Тот самый, который только что вступил в Дозор. По имени… – Бодряк заколебался. – Морковка, или как-то так.
– Он? – У Двоеточия отвисла челюсть. – Он – гном? Я всегда говорил, что не стоит доверять этим маленьким букашкам. Он хорошо меня надурил, капитан, маленькая тварь должно быть приврала о своем росте! – Двоеточие всегда глядел свысока, особенно когда дело шло о людях меньшего роста.
– Ты знаешь, что сегодня утром он арестовал Президента Гильдии Воров?
– За что?
– Кажется за то, что он является президентом Гильдии Воров.
Сержант недоумевал.
– Какое в этом преступление?
– Я подумал, что мне стоило бы перекинуться словцом с этим Морковкой, – сказал Бодряк.
– Вы не видели его, сэр? – сказал Двоеточие. – Он говорил, что давал вам рапорт, сэр.
– Я, должно быть, был слишком занят в это время. Как по мне, так даже слишком, – сказал Бодряк.
– Да, сэр, – вежливо сказал Двоеточие. У Бодряка было достаточно самоуважения, чтобы оставить попытки смотреть в сторону и сдвинуть залежи бумаг у себя на столе.