– Он даже еще не взмахнул крыльями! – кричал Морковка, пытаясь встать на крышку дымохода. – Вы только посмотрите на его полет!
Он не должен быть таким большим, говорил сам себе Бодряк, наблюдая, как огромный силуэт закрывает собой реку. Он был длиной с улицу!
Над доками вздымались языки пламени, и на миг чудовище очутилось в свете луны. Затем оно взмахнуло крыльями, со звуком, подобно тому, как породистое стадо шлепается со скалы.
Он превратился в туго сжатый круг, рывками несколько раз сотряс воздух, набирая скорость, и удалился прочь.
Когда он пролетал на Домом Дозора, то выплюнул столб белого огня. Черепица на крыше не расплавилась, но плитки вспыхнули огненно-красными капельками. Дымоход взорвался и кирпичи дождем полетели на улицу.
Громадные крылья колотили по воздуху, в то время как чудовище парило над горящим зданием, пламя взлетало языками над обломками. Затем, когда от всего оставалась только груда расплавленных камней и щебенки, с потеками и пузырями, дракон поднялся ввысь, презрительно хлопнув крыльями, и взмыл все выше и выше, дальше и дальше, улетая прочь из города.
Леди Рэмкин опустила телескоп и медленно покачала головой.
– Это неправильно, – прошептала она. – Это вообще неправильно. Он не мог такого сделать, вообще ничего такого.
Она опять подняла телескоп и замерла, пытаясь разглядеть, что же горит. Внизу, в своих клетках, завыли маленькие дракончики.
* * *
Традиционно, после пробуждения от блаженного беспамятства без происшествий, вы спрашиваете: «Где я?» Возможно, так отзывается расовое сознание или еще что-то.
Бодряк сказал это.
Традиция позволяет сделать выбор между лейтмотивом и вторыми голосами. Ключевым моментом в процессе выбора является ревизия увиденного, то есть, чтобы тело обладало всеми битами, позволяющими вспомнить вчерашний день.
Бодряк провел проверку.
Затем является бит танталовых мук. И когда снежный ком сознания начинает катиться, необходимо найти, что же проснулось внутри тела, лежащего в сточной канаве с чем-то множественным, существительное теряет всякий смысл после прилагательного «множественный», впрочем, ничего хорошего не следует после множественного, или это будет ящик с хрустящими простынями, либо предсказующая рука, либо занятая личность в белом, открывающая занавес сияющего нового дня? Закончится ли это все, ведь нет ничего худшего, чем слабый чай, питательная кашка-размазня, короткие укрепляющие прогулки в саду и, возможно, короткое платоническое любовное приключение с ангелом-посланником, или все это минутное помрачение и какой-то надвигающийся ублюдок врывается в текущие дела, держась за рукоятку кирки? И будет ли, сознание желает знать, виноград?
В этом месте весьма полезен внешний стимул. «Все будет хорошо» звучит великолепно, а вот «Все получили свои номера?» без сомнения плохой лозунг; хотя оба гораздо лучше, чем «Вы двое, держите руки за спиной».
На самом деле кто-то может сказать:
– Вы же были совсем рядом со смертью, капитан.
Болезненные ощущения, воспользовавшиеся бессознательным состоянием Бодряка, проснувшегося для метафорической быстро выкуренной сигареты, нахлынули вновь.
Бодряк сказал:
– Тьфу.
Затем открыл глаза.
Это был потолок. Его наличие исключило один неприятный вариант из существующего выбора и было весьма приятно. Искаженное зрение Бодряка признало также капрала Валета, который был значительно меньше обычного. Капрал Валет ничего не доказывал; вы могли умереть и увидеть нечто подобное капралу Валету.
Анк-Морпорк не изобиловал больницами.
Все Гильдии содержали свои собственные санатории, а также было несколько общественных, руководимых самыми странными религиозными организациями, вроде Балансирующих Обезьян, но скорая и неотложная медицинская помощь не существовала, и люди были вынуждены умирать неэффективно, без помощи врачей. По общему мнению существование лечения не одобрялось медлительностью и так или иначе шло против пути Природы.
– Я уже сказал: «Где я?» – слабо сказал Бодряк.
– Да.
– Я получил ответ?
– Не знаю, где находится это местечко, капитан. Оно принадлежит шикарной богатой бабе. Она приказала принести вас прямо сюда.
Хотя мозги Бодряка были полны вязкой розовой патоки, тем не менее он ухватил два ключа к загадке и сложил их вместе. Комбинация «богатая» и «прямо сюда» что-то да значила. И еще этот странный химический запах в комнате, который пересиливал привычные дневные ароматы Валета.
– Вы не о леди Рэмкин говорите, а? – с подозрением сказал он.
– Вы, должно быть, правы. Огромная здоровущая курочка. Чокнутая на драконах. – Лицо Валета, как у грызуна, расплылось в самой ужасной ухмылке, которую доводилось видеть Бодряку. – Вы в ее постели, – сказал он.
Бодряк осмотрелся, почуяв первые такты увертюры слабой паники. Потому что сейчас, когда он был в состоянии наполовину навести фокус, он смог заметить холостяцкий беспорядок в комнате. Витал слабый запах талька.
– Это будуар, – сказал Валет, втянув воздух с видом знатока.
– Остановись, остановись на минутку. Там был дракон. Он был прямо над нами…
Воспоминания всплыли и нанесли ему злобный удар как зомби.
– С вами в порядке, капитан?
…Торчащие когти, шириной в человеческую руку; грохот и удары крыльев, больших, чем паруса; вонь химикатов, один бог знает, из чего они состоят…
Дракон был так близко, что он мог разглядеть чешуйки на ногах и красный блеск в глазах. Глаза были больше чем у рептилий. Это были глаза, в которых вы могли утонуть.
И дыхание, такое горячее, что это даже был и не огонь, а что-то почти твердое, не испепеляющее вещи, а разбивающее их на кусочки…
С другой стороны, он был здесь и жив. Левый бок болел так, как если бы его ударили железным прутом, но без сомнения он был вполне жив…
– Что случилось? – сказал он.
– Это все юный Морковка, – сказал Валет. – Он схватил вас и сержанта и спрыгнул с крыши до того, как дракон вцепился в нас.
– У меня болит бок. Он должно быть вцепился в меня, – сказал Бодряк.
– Нет, полагаю, что это произошло, когда вы упали на крышу, – сказал Валет. – А затем вы скатились и ударились об водяную бочку.
– А как Двоеточие? Он ранен?
– Не ранен. Не совсем ранен. Он приземлился более мягко. Он такой тяжелый, что пробил крышу насквозь. Рассказывает об остром душе из…
– И что случилось потом?
– Ну, мы устроили вас поудобнее, а затем все отправились в разные стороны и начали звать сержанта. До тех пор, пока они его не нашли, разумеется, а затем они просто стояли и орали. И тут прибежала женщина и начала причитать, – сказал Валет.
– Ты имеешь в виду леди Рэмкин? – холодно сказал Бодряк. Его ребра по-настоящему заболели.
– Да-а, завидная партия, – сказал Валет, не шелохнувшись. – Конечно, она не потерпела ничьих других приказаний ни на миг! «Ах, бедняжка, вы должны отнести немедленно его прямо в мой дом». Мы так и сделали. Прекрасное место. Все в городе бегают, как курицы, у которых отрубили головы.
– Много разрушений наделал дракон?
– После того, как вы отключились, волшебники врезали ему огненными шарами. Это вообще ни на что не похоже. Но это сделало дракона только злее и сильнее.
– И…?
– Все то же. Он сжег еще много чего, а затем весь в дыму улетел.
– И никто не видел, куда он улетел?
– Если и видели, то никто не сказал. – Валет сел и бросил косой взгляд. – Наверно, противно жить в такой комнате. У нее же мешки денег, как сказал сержант, а у нее нет никакой причины жить в обычных комнатах.