- Только уши, господа, и ничего, кроме ушей!
Едва богатыри вышли за дверь, как в проеме между стеллажами открылась потайная ниша, и маленькая серая тень метнулась к столу. Увидев карту, тень удовлетворенно хмыкнула, затем скатала ее в рулон и на цыпочках вернулась обратно. Через секунду ниша закрылась, словно ее и не было. На пустом столе остался только красный карандаш, которым Святогор прочерчивал богатырский маршрут.
2.
Дормидонт, Великий князь Лодимерский, сидел на широком подоконнике в своей светлице и навершием царского жезла колол грецкие орехи. Время от времени он смотрел в окно и широко, со слезой, зевал. Терем выходил окнами на широкий княжеский пруд. Темная вода у противоположного берега заросла зеленой ряской. Над берегом склонились ивы, опустив тонкие ветви прямо в воду. На бревенчатом плоту какая-то баба полоскала белье. Она с оттяжкой била тяжелым вальком по широченным мужицким порткам и приговаривала:
- Вот тебе, змей подколодный! Вот тебе, пьяница! Вот тебе, охальник!
Удары были такие увесистые, что, если бы по щучьему велению в них неожиданно оказался тот самый охальник и пьяница, он мигом бы лишился всех своих мужских недостатков и вынес бы из этой битвы только одни достоинства.
Такое проявление чувств невольно заставило Дормидонта встрепенуться. Он даже перестал зевать. А когда на мостках появилась статная девица, так и вовсе затаил дыхание. Девица подошла к краю плота и оглянулась на княжеские окна. Дормидонт мгновенно слетел с подоконника, стукнулся лбом о бревно, присел, затаив дыхание. Тут ему пришло в голову, что царская корона может его выдать. Он стащил ее с головы и осторожно положил на пол.
Тем временем девица, убедившись, что никто ее не видит, стянула с себя сначала сарафан, затем рубаху и осталась в чем мать родила. Дормидонт так и замер. Из полураскрытого рта вывалился кусочек непрожеванного ореха. Девушка была страсть как хороша! Дормидонт глядел на нее, мечтая только об одном - чтобы она повернулась. Девица повернулась, подставляя солнцу все свои прелести, затем сладко потянулась и, подняв тучу брызг, бросилась в воду.
- Танька, засранка! Нашла место, где купаться! - взвыла баба. - Всю воду перебаламутила. Вот я тебя вальком-то!
Но девица не слышала, она уже была на середине пруда. Дормидонт сидел на полу, тщетно пытаясь восстановить дыхание. Вот так красавица! Ну, прямо прынцесса из сказки! А моя-то корова, какова? Ни кожи, ни рожи, даром, что боярского рода! Да ладно - рожа! Ночью-то толком и не видно, какова она. Хоть бы огонечек в нутре был! А то ни соку, ни темперамента, и в самом деле - корова!
- Ваше величество, что с вами? - голос прозвучал так резко и неожиданно, что Дормидонт едва не скончался на месте:
- Ф-фу, Кощей! Когда-нибудь ты меня сделаешь дураком!
Великий канцлер тонко улыбнулся. На языке у него так и вертелось острое словцо, но вместо этого Кощей вежливо поклонился, прижав к груди костлявую ладонь:
- Ваше величество, вас невозможно сделать дураком!
- Это почему же? - обиженно засопел Дормидонт, сразу заподозрив в словах Кощея скрытую обиду.
- Вы, ваше величество, - светоч разума! А светоч погасить нельзя. Кстати, а что вы там такое увидели? - Кощей подошел к окну и некоторое время стоял неподвижно. Потом его лицо начало сереть, затем зеленеть, в какой-то момент на этой зелени появились багровые пятна. Великий канцлер не выдержал, судорожно подтянул штаны и забегал по комнате. Дормидонт с надеждой выглянул в окно, но коварная Танька уже натягивала сарафан.
- Безобразие! - бормотал канцлер. - Как можно в такой обстановке решать государственные дела? Сегодня же… нет, немедленно прикажу эту Таньку доставить ко мне! Я лично влеплю ей выговор!
- Я тоже хочу влепить ей выговор! - зарумянился Дормидонт.
Дормидонт с надеждой выглянул в окно, но коварная Танька уже натягивала сарафан.
- Безобразие! - бормотал канцлер. - Как можно в такой обстановке решать государственные дела? Сегодня же… нет, немедленно прикажу эту Таньку доставить ко мне! Я лично влеплю ей выговор!
- Я тоже хочу влепить ей выговор! - зарумянился Дормидонт.
- Вам нельзя, ваше величество! - быстро ответил Кощей. - Жена цезаря должна быть выше подозрений.
- О-ох! - напрягся Дормидонт.
- Тем более сам цезарь, - закончил свою мысль Кощей и перевел дух. Затем, подхватив обмякшего Дормидонта под руку, он повел его к двери: - Эмир кумарский приглашает вас к себе на посиделки. Он покажет вам танец живота!
- Тьфу на него! - обозлился Дормидонт. - Это что, новое похабство? Да мне и на рожу-то его смотреть противно, а ты говоришь - танец живота!
- Вы меня не так поняли! - осклабился Кощей. - Танец будут исполнять лучшие рабыни бухарского варьете!
- А-а-а, значит, не эмир? - оживился Дормидонт. - Ну, это другое дело. Только бы матушка-царица не узнала, а то снова визгу будет…
Сопровождаемый великим канцлером, Дормидонт вышел за дверь. В открытое окно влетал свежий ветер. Он нес с собой запахи цветущего луга, щебет птиц, нестройный гомон большого города. И вдруг все словно бы стихло: замерли цветы, замолчали птицы. Тяжелая угловатая тень надвинулась на окно. Через секунду в комнате стояло странное существо в монашеском балахоне с надвинутым на лицо капюшоном. Оглядевшись, незнакомец увидел лежащую на полу корону. Рядом валялся царский жезл. Незнакомец издал какой-то странный горловой звук и бережно поднял с пола символы государственной власти.
- Дормидонтушка, ты где, у себя, что ли? - послышался за дверью женский голос. - Ку-ку! Что ты делаешь, солнышко?
Незнакомец на мгновение замер, затем метнулся к окну и словно растворился в воздухе. Дверь в комнату открылась. На пороге стояла царица. Ее лицо с сахарной улыбкой окаменело. Улыбка сменилась гримасой капризного недовольства.
- Опять ушел, идол окаянный! Ох, и тяжко мне, затворнице, ох, и ску-учно! - царица залилась слезами и побежала к себе, на женскую половину.
3.
Богатыри вышли от Святогора одновременно ублаготворенные и озабоченные. Яромир оглянулся на резную табличку «ШТАБ ДРУЖИНЫ» и сладко вздохнул:
- Никогда у меня столько денег не было!
- Это же командировочные, чудило! - хмыкнул Добрыня Никитич. - С ними надо поэкономней быть. А то просадишь в один раз, и запевай!
- А что запевать-то? - поинтересовался Яромир. - Я могу! Может, камаринскую?
- Да хоть «Хорст Вессель»! Вот окажешься без денег в Биварии, тогда и запоешь!
- Добрыня прав, - кивнул Алеша Попович, непонятно чему улыбаясь. - Валюту придется экономить.
- А попутный заработок? - нахмурился Илья. - Да нешто мы какого-нибудь франкмасонца тряхнуть не сможем? Не бойся, братишка! - Он положил тяжелую руку Яромиру на плечо. - Мы везде прорвемся! Мы ж богатыри, едрена вошь, а не тварь дрожащая!
Алеша Попович задумался было, чтобы возразить Илье, но в этот момент где-то недалеко бухнул колокол, послышались крики и кто-то завопил истошным голосом:
- Трево-ога! Перекрыть все ходы-выходы! Никого не пущать и не выпущать!
- Это Блудослав! - сказал Илья, сощурившись. - Ишь, как верещит сладко! Со слезой! Эх, давненько он у меня леща не зарабатывал! - Однако слова Муромца повисли в воздухе. Друзья сосредоточенно молчали и оглядывались.