Со взрослыми еще проще, потому что они кормятся и содержат себя в чистоте сами. Но между младенцами и взрослыми существовал целый мир переживаний, которым она никогда по-настоящему не интересовалась. Насколько ей было известно, главное – не дать детям подхватить какую-нибудь смертельно опасную болезнь и надеяться, что все в конце концов образуется.
Матушка пребывала в полной растерянности, но в то же время понимала, что ей необходимо что-то предпринять.
– Сто, нехолосые волки нас напугали? – наугад высказалась она. Это, похоже, сработало, хотя попытка была далека от совершенства.
– Мне, знаешь ли, уже восемь, – заявил приглушенный голос откуда-то из середины шара.
– Люди, которым уже восемь, не сидят в снегу, свернувшись в клубок, – парировала матушка, продираясь сквозь дебри разговора взрослого с ребенком. Шар ничего не ответил.
– У меня дома, наверное, найдутся молоко и печенье, – рискнула матушка. Это не оказало на шар желаемого эффекта.
– Эскарина Смит, если ты сию же минуту не начнешь вести себя как полагается, я тебя так отшлепаю! Эск осторожно высунула голову и буркнула:
– А угрожать вовсе необязательно.
Когда кузнец добрался до домика, матушка как раз подходила к двери, ведя за руку Эскарину. Мальчишки выглядывали из-за спины отца.
– Э-э, – изрек кузнец, не совсем представляя себе, как начать разговор с человеком, который предположительно уже мертв. – Мне, э-э, сообщили, что ты… нездорова. Он обернулся и смерил сыновей свирепым взглядом.
– Я просто отдыхала и, должно быть, заснула. А сплю я очень крепко.
– Ну да, – неуверенно отозвался кузнец. – Тогда ладно. А что случилось с Эск?
– Немного напугалась, – ответила матушка, сжимая руку девочки. – Тени и все такое. Ей нужно хорошенько отогреться. Она слегка понервничала, и я собиралась уложить ее спать в свою кровать, если ты не против.
Кузнец слегка сомневался в том, что он не против, но твердо знал, что его жена, подобно остальным женщинам в деревне, относится к матушке с трепетным уважением и что возражения могут выйти ему боком.
– Что ж, прекрасно, прекрасно. Если тебе не трудно. Я пошлю за ней утром, хорошо?
– Договорились, – кивнула матушка. – Я пригласила бы тебя зайти, но камин мой потух…
– Нет-нет, не беспокойся, – торопливо заверил ее кузнец. – Меня ужин ждет. Подгорает, – добавил он, искоса взглянув на Гальту, который было открыл рот, чтобы что-то сказать, но вовремя передумал.
После того как они ушли, сопровождаемые громкими, отдающимися эхом протестами мальчишек, матушка втолкнула Эск в кухню и заперла за собой дверь. Достав из своего запаса над кухонным шкафом две свечки, она зажгла их и вытащила из старого сундука несколько потрепанных, но теплых шерстяных одеял, от которых ощутимо несло нафталином. Закутав Эск, она усадила девочку в качалку, а сама, под аккомпанемент покряхтываний и скрип суставов, опустилась на колени и принялась разводить огонь. Это была сложная церемония, в которой принимали участие сухие древесные грибы, стружки, расщепленные прутики и большое количество выдуваемого воздуха и проклятий.
– Тебе не стоит так надрываться, матушка, – сказала Эск.
Матушка застыла и посмотрела на заднюю стенку камина. Довольно симпатичная стенка, ее много лет назад выковал кузнец, украсив орнаментом из сменяющих друг друга сов и летучих мышей. Однако в данный момент рисунок матушку не интересовал.
– Вот как? – абсолютно бесстрастно отозвалась она. – Ты небось знаешь лучший способ?
– Ты могла бы наколдовать огонь. Матушка с величайшей заботой стала поправлять щепки в разгорающемся пламени.
– И как же, скажи на милость, я его наколдую? – осведомилась она, по всей видимости обращая свой вопрос к задней стенке камина.
– Э-э, – ответила Эск, – я… я не знаю. Но ты сама должна это знать. Всем известно, что ты умеешь колдовать.
– Есть колдовство, – заявила матушка, – а есть колдовство. Самое важное, девочка моя, – это знать, что можно делать при помощи колдовства, а что нельзя. И попомни мои слова, оно никогда не предназначалось для того, чтобы им разжигали огонь. Можешь быть в этом уверена. Если бы Создатель хотел, чтобы мы для разжигания огня пользовались колдовством, он не дал бы нам… э-э… спичек.
– Но ты сможешь зажечь огонь колдовством? – настаивала Эск, наблюдая за тем, как матушка вешает на крюк древний черный чайник. – Ну если захочешь? Если бы это было позволено?
– Возможно, – согласилась матушка, которая все равно не смогла бы этого сделать: огонь не имел сознания, он не был живым, и это лишь две из трех причин.
– При помощи колдовства огонь бы сразу разгорелся…
– То, что вообще стоит делать, можно делать как хорошо, так и плохо, – изрекла матушка, ища спасения в афоризмах, последнем прибежище осаждаемых детьми взрослых.
– Да, но…
– И никаких «но».
Матушка порылась в темном деревянном ларце, стоящем на кухонном шкафу. Она гордилась своими несравненными познаниями, касающимися свойств овцепикских трав, – никто лучше ее не разбирался в многочисленных достоинствах смятки, попутника и клюкалки, – но бывали времена, когда для достижения желаемого эффекта ей приходилось прибегать к небольшому запасу ревностно выменянных и заботливо сохраняемых лекарств из Заграницы (так, по мнению матушки, назывались все земли, находящиеся дальше, чем в дне пути от Дурного Зада).
Она накрошила в кружку сухих красных листьев, добавила меда, залила все это водой и сунула получившееся питье в руки Эск. Положив под решетку камина большой круглый камень – позже он, завернутый в обрывок одеяла, станет грелкой – и строго-настрого заказав девочке вставать с кресла, матушка Ветровоск вышла в буфетную.
Эск барабанила пятками по ножкам качалки и потягивала напиток. У него был странный, перченый вкус. Она спросила себя, что это такое. Ей, разумеется, уже доводилось пробовать матушкины отвары и настои, вечно приправленные медом, количество которого, определяемое лично матушкой, зависело от того, притворяетесь ли вы или нет. Эск знала, что матушка известна на все Овцепикские горы благодаря специальным микстурам от болезней, о которых жена кузнеца – и время от времени другие молодые женщины – говорила только намеками, приподняв брови и понизив голос…
Когда матушка вернулась, Эск спала. Она не помнила, как ее укладывали в постель и как матушка закрывала окно на задвижку. Ведьма вернулась на кухню и подтащила качалку поближе к огню.
«В голове девочки что-то есть, – сказала она себе. – Что-то таится там, внутри». Ей не хотелось думать, что именно, но она хорошо помнила, какая участь постигла волков. И все эти разговоры о разжигании огня с помощью колдовства… Так его разжигали волшебники, эту магию им преподавали на первом курсе Университета.
Матушка вздохнула. Удостовериться в этом можно только одним способом. Она начинала чувствовать себя слишком старой для подобных фокусов.
Взяв свечу, матушка прошла через буфетную в пристройку, где размещались ее козы. Находящиеся в своих стойлах три меховых шара равнодушно уставились на хозяйку. Три рта ритмично хрустели положенным рационом сена. Воздух был теплым и слегка попахивал кишечными газами.
Наверху, среди балок, сидела небольшая сова, одно из многочисленных существ, обнаруживших, что жизнь с матушкой вполне окупает испытываемые время от времени неудобства. Повинуясь зову матушки, сова слетела ей на руку, и старая ведьма, задумчиво поглаживая мягкие перышки, осмотрелась вокруг, ища куда бы прилечь.