Судя по тому, что протезов со времен нашей предыдущей встречи у нее не прибавилось, новые модели летательных аппаратов (она называла их «ступенчатыми ракетами», сокращенно – ступами) оказались удачными. Но характер испытателницы от этого не улучшился. Молва приписывала ей всевозможные пакости – от занятий контрабандой и черной магией до сексуальных извращений. Насчет педофилии сплетники, очевидно, преувеличивали: просто Бабой-Ягой было очень удобно пугать непослушных детей – прилетит, мол, и похитит. А вот с царевной Миленой у нее, кажется, действительно что-то было. (Правда, трудно найти в Волкодавле сколько-нибудь заметную личность, с которой у Милены Неможной ничего не было – звание Верховной Жрицы Ядреной Матери, оно, знаете ли, обязывает.) Тем не менее Иван-Царевич не преследовал Бабу-Ягу даже в те относительно спокойные времена, когда ему не приходилось отдавать все силы борьбе с еретиками.
Каковы были тут причины, я не знала. Разные ходили слухи. Например, что Баба-Яга, несмотря на свою грубую внешность (рядом с ней даже я казалась женственной) – особа довольно высокого происхождения. Будто бы она приходится ближайшей родственницей Верховному Бабаю, правителю Суверенного Оркостана, настоящее ее имя – Бабая-га. Другие утверждали, что происхождение здесь ни при чем, а дело в том, что Баба-Яга исполняет некоторые деликатные поручения регента. Я склонялась к тому, чтоб разделить это мнение.
Наши отношения нельзя было назвать ни дружескими, ни враждебными, мы были просто знакомы, и с чего вдруг Баба-Яга заявилась ко мне в гости, я понятия не имела. Однако делать нечего, нужно было поддерживать светскую беседу.
– Давно ли в Волкодавле? – спросила я.
– Нынче прилетела, – сипло отвечала она. Из-за частого пребывания на большой высоте и на ветру Баба-Яга была вечно простужена. Оттого и голос у нее был хриплый, и насморк постоянный, и глаза слезились – а вовсе не от отвращения к грешному миру, как у святого Траханеота, и не от неприязни к поволчанскому духу, как утверждали недоброжелатели. – Из Бухано-Трескава. Иван-Царевич меня туда отправлял с посланием к господарю тамошнему.
– С чего вдруг на ступе? Из Поволчья в Бухано-Трескав дороги накатаны...
– Накатаны, да не безопасны. Бухано-трескавские границы орда султана Учкудука тревожит.
– Может, хоть из-за этого винная монополия господаря Бухано-Трескавского в Волкодавле закончится? – с надеждой предположила я.
– Не о том ты думаешь, Прися!
– Я теперь не Прися, а Рина.
– Хорошо... Арина. Приходил до вас жрец чужеземный, черноризец заморский?
– Откуда ты знаешь? – вклинился в разговор Гверн. От неожиданности он даже позабыл свою обычную вежливость по отношению к дамам, особенно малознакомым – хамить он, как правило, позволял себе только родной жене.
– Есть у меня способы... – Баба-Яга зачем-то вынула из кармана безрукавки клубок шерсти. Я ожидала, что за ним последуют и спицы (с некоторых пор с большим подозрением отношусь к вязанию), но она продолжала говорить, вертя клубок в руках. – Это в странах закатных магам, дабы зреть далекое, шары хрустальные надобны. А у меня методика разработана собственная, мне яблочка и тарелочки достаточно...
– Простых яблочка и тарелочки?
– Ну, не простых. Технически модифицированных. Но эффект тот же самый. Даже лучше. Тарелочка – она плоская, на ней изображение более четкое, чем в хрустальном шаре, а яблочко настройку дает. И показало мне яблочко да на тарелочке, как вы с черноризцем на берегу Волк-реки беседы водите.
– Ну и что? Мы ни от кого не прятались, – заявил Гверн. – И против местных властей не злоумышляли, если ты к этому клонишь.
– Ежели бы вы супротив Иванов злоумышляли, охранный воевода Кирдык бы вперед меня это вынюхал. За вас беспокоюсь, не за царя с царевичем.
Я, пока в Бухано-Трескаве и Сильватрансе была, слышала там про некоего черноризца и дела, им творимые. По описанию – как раз он. Нос крючком, с лица бледен. А дела те – самые что ни на есть колдовские и чернокнижные.
– Ну, описание. Все колдуны, как людей послушать, – близнецы-братья, – сказала я. – Все стары, у всех нос крючком и глаза горят. Граф-воевода Бан из-за подобных стереотипов впал в большую ошибку. Он, когда на Ближнедальний Восток шел, думал, что там злые дела творит его личный враг маг Анофелес. Оказалось – совсем другой старикашка. И вообще, про тебя вон тоже говорят, будто ты колдовством балуешься.
– Нашла, с кем сравнивать! – обиделась Баба-Яга. – У меня магия современная, высокотехнологичная, а у них, в Сильватрансе, – косная и отсталая.
– Значит, не советуешь нам связываться с шерамурским монахом? – спросил Гверн.
– Это ваше дело. Отправляйтесь с ним хоть в Шерамур, хоть к кесарю Мануфактору. А мое дело – предупредить. Непрост этот монах, непрост. Держите ухо востро.
После чего, не попрощавшись, она с неожиданной при ее увечье быстротой вскочила с табуретки и, стуча протезом, удалилась.
– С чего это она про острое ухо? – с подозрением спросила я. – Что мы, эльфы?
– Не нравится мне это... – пробормотал Гверн.
– Что именно?
– Ты же знаешь, я рыцарь. В общем-то простой солдат. Мое дело – воевать. Еще на разведку могу сходить, если очень надо, чудовищ поубивать, если люди попросят... И крайне не люблю иметь дело со сверхъестественными явлениями. И в предложении отца Батискафа, при всех его недостатках, меня устраивало то обстоятельство, что ничего сверхъестественного там нет. А вот есть, оказывается.
– Сверхъестественное? Что ты называешь сверхъестественным? Я скажу тебе, что это такое, – это когда начальство платит вовремя и не скупится. Когда я столкнусь с таким явлением в Ойойкумене, то признаю его существование. Но не раньше.
– И что тогда делать?
– Идти на встречу с монахом.
Отец Батискаф ждал нас внизу. Он уже заготовил договор в двух экземплярах. Если бы дело происходило в другой стране, договор следовало бы заверить у нотариуса. Но Поволчье в правовом отношении оставалось все же отсталым государством. Здесь принято было верить на слово. А все служители правосудия – по-местному, ярыжки – работали исключительно на царскую семью.
Мы уселись за стол. Но слова Бабы-Яги не выходили у меня из памяти, и я спросила:
– Святой отец, вы когда-нибудь были в Бухано-Трескаве?
Квадратист нимало не смутился.
– Разумеется, был. С миссией от нашего ордена. Жители Бухано-Трескава и Сильватрансы коснеют в невежестве... как и здешние, увы! И, хотя мне удалось обратить сердца некоторых добрых людей к учению Святого Квадрата, не могу сказать, чтоб я добился там больших успехов...
Это многое объясняло. В частности, почему бухано-трескавцы не лучшим образом отзывались о миссионере. Наверное, он пытался творить чудеса, чтоб обратить их. Или показывал фокусы – какая, в сущности, разница? Что ж, тогда следовало вернуться к тому, ради чего мы сюда явились.
Я перечитала текст. Потом еще раз. Потом в третий, четвертый и пятый. После чего передала пергамент Гверну, чтоб он ознакомился. Сама же кликнула служанку, чтоб подавала обед (Твердыни в зале не было, щи к обеду он готовил собственноручно).
– Что значит «обстоятельства неодолимой силы»? – спросил Гверн.
– Землетрясение, наводнение, извержение вулкана и прочие стихийные бедствия.
– Я бы хотел, чтоб это было расшифровано в контракте. Мне известно, что вулканов в Шерамуре нет, землетрясений не случалось со времен Перворимской империи, да и реки неохотно выходят из берегов. Но маги на многое способны, в частности, на создание иллюзий...
Я чуть было снова не пнула Гверна. Но удержалась. Он мог меня неправильно понять. А я ведь хотела выразить одобрение.