Я шпионов и наушников не люблю. Ты малый хороший, не обижайся.
– К тому же, мы все свои бабки оставили у бабки, – скаламбурил Иван.
Так юный Шарапка получил практический жизненный урок: честность – лучшая политика, а молчание – золото. Выбирай, политик ты или финансист.
Настало время ненадолго покинуть братьев-дембелей и рассказать о городе.
Столица Тянитолкаевского княжества во всем разделялась надвое. Взять хотя бы дороги, ров и крепостную стену. Вирус дуализма не обошел и терем. С фасада он имел вид палат белокаменных, а с тылу был исполнен из красного кирпича.
Причины тотальной двуличности города, разумеется, коренились в глубокой древности.
Спервоначалу в этих заповедных местах селились охотничьи племена славянов. Славянами их величали оттого, что абсолютно все имена славянов заканчивались на «слав»: Вячеслав, Бранислав, Всеслав, даже Изя и тот был слав. Еще были Страхослав, Блудослав и прочие Разнославы. Ни о каком Тянитолкаеве они не помышляли.
Город основали князья-побратимы Ослохан Бритый и Слондр Стриженый. Первый возглавлял славное кочевое племя мангало-тартар. Второй был кочевряжским конунгом. Кочевряги – это суровый северный народ, плававший в длинных ладьях и грабивший приморские поселки. История умалчивает, как и почему Ослохан да Слондр стали братьями по крови. В единственной дошедшей до современных тянитолкайцев песне о легендарных князьях утверждалось, что побратимство было случайным: Бритый сошелся со Стриженым в бою, сначала рубились, потом стали бороться и соприкоснулись израненными ладонями. «Мы с тобой одной крови», – с оттенком сожаления прорычал Слондр. Ослохан не без остервенения согласился. В память о великом событии новоявленные братья тут же основали город.
Слишком уж своевольными оказались князья Бритый да Стриженый. Еще бы, каждый был ярким вождем, привыкшим повелевать сотнями. К тому же жизненные устои мангало-тартар совершенно не совпадали с кочевряжским укладом. Вот отсель и началось разделение во всех областях быта. Ослохан приказал копать ров, Слондр возводил стену. Первый мостил дорогу досками, второй – камнем. Бритый ел руками, Стриженый питался с огромного ножа.
Боевые товарищи князей, а также окрестные аборигены-славяны стали спорить, кто из руководителей лучше.
– Бритый! – кричали одни.
– Нет, Стриженый! – не уступали другие.
Разумеется, дело дошло до поножовщины. И тогда Ослохан да Слондр собрали людей на главной площади и провозгласили двуначалие, опирающееся на боялскую думу.
– Мы учреждаем новое сословие, название коему бояле. Бояле да убоятся нашего гнева и кары богов. Ответствовать боялам потребно за счастие народное и торжище справедливости. Дабы дела вершились к обоюдному согласию, бояле будут собираться в нашем тереме и думать, как бы лучше зажить подданным. Всякое решение думы мы, князья Тянитолкаева, будем утверждать либо налагать на него вот этот скипетр срамной формы, называемый ветом. – Стриженый и Бритый потрясли новыми нефритовыми ветами. – А коль заспорим, то тут уж чье вето перевесит. Да будет так.
С тех славных пор прошли века, а легендарное уложение с незначительными изменениями выжило и даже было заимствовано некоторыми соседями.
Какие же произошли изменения? Во-первых, наследники князей потеряли одно вето. То ли пропили, то ли просто прощелкали. Потому князь остался в единственном экземпляре. Во-вторых, исказился смысл боялства. Раньше бояле боялись княжьей расплаты да судилища богов, а ныне народ боялся боял. Недаром ходила пословица: «С боялами знаться – греха не обобраться».
Зажрались, закабанели думцы. Некоторые вообще прекратили ходить на заседания, передав голоса товарищам по партии.
Разбогатели боялские семьи, предались корыстолюбию. По-прежнему существовало разделение на две партии – ослов, названных в честь Ослохана, и слонов по имени Слондра. Раз в четыре года бояле устраивали потешные игрища, называемые выборами. Ослы хаяли слонов, а слоны поносили ослов, хотя и тем, и другим, и тем паче народу было ясно, что никакой разницы между слоном и ослом нетути. Звучит парадоксально, но факт.
Бояле дрались за власть, старались добиться большего влияния на князя, для чего хитроумно интриговали, а иногда и тупо воевали.
Человек, который заинтересовался Иваном и Егором Емельяновыми, был наследником старинной боялской фамилии. Полкан Люлякин-Бабский мастерски преодолевал препятствия на пути к княжескому трону, ловко отодвигая соперников, и стоял перед основной задачей – скинуть самого князя.
Что еще? Боялин Люлякин-Бабский был ослом. В партийном смысле. Более того, он добился главенства в стане последователей Ослохана.
Полкану стукнуло тридцать шесть лет, но выглядел он на неполные тридцать. Ростом был высок, фигурой полон, ликом приятен, хоть и обладал колючим взглядом да рыжей шевелюрой. Как и все мужчины рода Люлякиных-Бабских, Полкан пользовался успехом у женщин, но женился на неказистой девушке из обедневшей боялской семьи Меньжуйских. По этому поводу молодой муж любил приговаривать: «Лучше синица в руках, чем всю жизнь при рогах». Истинные причины брака заключались в том, что Меньжуйские принадлежали к стану слонов. Боялин рассчитывал получить голоса «наследников Слондра».
Вот таким человеком был Полкан Люлякин-Бабский.
С его рук кормилась небольшая армия осведомителей, поэтому он первым из боял узнал о приходе в Тянитолкаев двух странно одетых молодцев.
Описание формы дембелей Емельяновых напомнило Полкану немчурийские наряды. Немчурийцы уважали порядок и старались облачаться в одинаковые кафтаны. Лучшие же из людей украшали одежду знаками отличия.
Услышав новость, Люлякин-Бабский принялся ходить по своей хоромине и рассуждать вслух:
– Так-так-так. Пока князь в отъезде, а остальные спят, нужно пошевелиться. Кто они, сии загадочные пришельцы? Военные послы? С миром ли, с войною? В любом случае, надо действовать… – Тут Полкан замолк, ибо известно, что даже у стен есть уши.
Ситуация и вправду сложилась пикантная.
Князь Световар, ныне гостивший в соседнем государстве, где намечалась крупный съезд князей, перед отбытием успел попустить ссору с Немчурией. В принципе, Световар был неплохим правителем. В свои пятьдесят пять лет он все еще противостоял боялским заговорам, руководил дружиной и пользовался доверием народа. Только возможно ли углядеть за всем?
Беда, как всегда, явилась, откуда не ждали.
Немчурийский посол, высокий худой человек, которого местные прозвали Аршином, многого не понимал в Тянитолкаевском княжестве. Слово «арш» по-немчурийски обозначало задницу. «Ин» переводилось на здешний язык как предлог «в». «Что же тогда есть слово аршин?» – мучился вопросом посол. В конце концов он решил, что его постоянно посылают, и обиделся. Проголосив ноту протеста, он отбыл на родину, и теперь княжеству грозил военный конфликт.
Световар сначала посмеялся, ведь все знают, что у немчурийцев проблемы с напыщенностью и чувством юмора. Потом князь призадумался и ощутил угрозу.
– Эх, легко было праотцам нашенским! – удрученно воскликнул Световар. – Любого приструнить могли, а кто несогласный – получай ветом по лбу! А тут сплошная саквояжия.
В странном мире, куда угодили Емельяновы, саквояжией звалась известная нам дипломатия. Понятие пришло из парижуйского языка. Сак – это сундук или чемодан, а вояж в объяснении не нуждается.
Воистину, где саквояжия, там уйма зарубежных слов.