Оно оборачивается, и Кларк внутренне вздрагивает: у него даже глаз нет! На лице Бхандери вздрагивают темные зияющие дыры зрачков, почти вытеснивших радужку.
Значит, не так уж здесь светло. Довольно темно для глаз без линз, их приходится напрягать до предела. Столь тонкие различия теряются за мембранами, которые обеспечивают миру оптимальную освещенность.
Должно быть, что-то отражается у нее на лице.
— Я вынул -линзы, — говорит Бхандери. — Глаза... перевозбуждаются от стимуляторов...
Голос его до сих пор звучит хрипло, связки не адаптировались к воздушной среде.
— Как дела? — спрашивает Кларк.
Пожатие тощих плеч. Даже сквозь футболку у него ребра можно пересчитать.
— Хоть что-нибудь? Диагностический критерий, или...
— Я не сумею отыскать различий, пока не удостоверюсь, что они есть. Пока что это выглядит как Бетагемот с парой новых шовчиков. Может, мутация, может — перестройка. Пока не знаю.
— А первичные образцы тебе помогут?
— Первичные?
— Те, что не прошли через «Атлантиду». Если ты получишь образец с Невозможного озера, сумеешь сравнить? Проверишь, есть ли различия...
Он качает головой — вернее, дергает, вздрагивает.
— Есть способы выявить перестройку. Сателлитные маркеры, цепочки мусорных генов. Просто это требует времени.
— Но ты сможешь? Стимуляторы... сработали. Ты вспомнил.
Кивок — как выпад змеи. Он вызывает на экран еще одну цепочку.
— Спасибо тебе, — тихо говорит Кларк.
Он замирает.
— Спасибо? А у меня есть выбор? На люке замок.
— Я знаю, — она опускает глаза. — Мне жаль.
— Вы думаете, я бы ушел? Уплыл бы, оставив эту штуку убивать нас? А может, и меня?
Она мотает головой.
— Нет. Ты бы не ушел.
— Тогда зачем?
При всей неподвижности его лицо — как сдавленный крик. За спокойной скороговоркой слов в глазах застыл абсолютный ужас. Как будто в них что-то еще, древнее, бездумное и лишь недавно пробудившееся. Оно через сотню миллионов лет смотрит в непостижимый мир прямых углов и мигающих огней — и находит его совершено непригодным для жизни.
— Потому что у тебя приступы, — напоминает Кларк. — Ты сам говорил.
Он протягивает тонкую как палочка руку, покрытую дермами — насос пониже локтя качает ему препараты прямо в вену. Он подстегивает себя с тех самых пор, как забрался в атмосферу, использует чудеса современной химии, чтобы силой загнать здравый рассудок обратно в голову, выволочь на поверхность утонувшие воспоминания и навыки. Пока, надо признать, это работает. Но стоит посмотреть ему в глаза, и на твой взгляд отвечает рептилия.
— Мы не можем так рисковать, Рама. Прости.
Он опускает руку. Челюсть у него щелкает, как странное насекомое.
— Ты говорила... — начинает он и замолкает.
Потом начинает заново:
— Когда ты тащила меня сюда. Ты сказала, что была знакома с...
— Да.
— Я не знал таких... в смысле, кто?
— Не здесь, — отвечает она. — Даже не в этом океане. В самом начале рифтерской программы. Он ушел у меня на глазах. — Пропустив один удар сердца, она заканчивает: — Его звали Джерри.
— Но ты сказала, он вернулся.
Она действительно не понимает. Джерри Фишер просто возник из темноты после того, как остальные сдались и ушли. Он дотащил ее до безопасного места, к эвакуационному скафу, неуверенно зависшему над станцией, где уже не осталось персонала. Но не сказал ни слова, а потом лягался и отбивался, как зверь, когда она в свою очередь попыталась спасти его.
— Наверно, он не столько вернулся, сколько прошел насквозь, — признается она этому существу, которое должно, на свой манер, понимать Джерри Фишера куда лучше нее.
Бхандери кивает.
— Что с ним случилось?
— Он погиб, — говорит она тихо.
— Просто... рассеялся? Как все мы?
— Нет.
— Тогда как?
Слово отзывается в ней привычным эхом.
— Бабах! — говорит она.
«Уходи, — сказали они после Рио. — Спас наши задницы и в этот раз — теперь уходи».
Это было не совсем так. Буффало он не спас. Не спас и Хьюстон. Солт-Лейк, Бойсе и Сакраменто погибли от импровизированных атак, в диапазоне от авиалайнеров- камикадзе до ядерной бомбардировки с орбиты. Пяток других филиалов дышали на ладан. Там спаслось очень немного задниц.
Но для всего Патруля Энтропии Ахилл Дежарден был десятикратным героем. Почти сразу стало очевидно, что пятьдесят филиалов УЛН по всему западному полушарию подверглись внезапной и одновременной атаке, но Дежарден и только Дежарден сложил фрагменты головоломки — под огнем, на лету. Это он пришел к невероятному заключению, что атака организована кем-то из своих. Остатки Патруля собрались на зов и расплющили Рио, но куда целить, им сказал Дежарден. Без его стойкости под давлением все твердыни УЛН в этом полушарии сгорели бы дотла.
«Уходи, — сказали ему благодарные хозяева. — Этот город списан».
Цитадель УЛН в Садбери получила прямое попадание в бок. Суборбитальный прыгун, направлявшийся из Лондона в Торомильтон и сбитый врагом с курса, оставил в северном фасаде здания кратер высотой в десять этажей. Топливные баки у него были почти пустыми, так что пламя охватило не все строение. Сгорели, погибли от яда или удушья лишь те, кто находился между восемнадцатым и двадцать пятым этажом. Старшие правонарушители Садбери размещались с двадцатого по двадцать четвертый. То, что Дежарден успел поднять тревогу до попадания, было удачей. То, что не погиб вместе с остальными — откровенным, охрененным чудом.
«Уходи».
Тогда Ахилл Дежарден осмотрелся в дыму и пламени, бросил взгляд на штабеля мешков с телами и немногих контуженных сотрудников, уцелевших в достаточной степени, чтобы избежать предписанной эвтаназии, и ответил: «Я вам нужен здесь».
«Нет никакого „здесь"».
Но от «здесь» осталось больше, чем от Солт-Лейк или от Буффало. Атака сократила штат быстрого реагирования Н'АмПацифика более чем на треть. Садбери висел на волоске, но этот волосок связывал шестнадцать полушарных и сорок семь региональных узлов. Полностью покинуть его означало сокращение системы еще на пять процентов и полмиллиона квадратных километров, оставленных вообще без сил реагирования. Бетагемот уже свирепствовал на половине континента; царство цивилизации уступало и сжималось. УЛН не могла позволить себе новых потерь.
Однако имелись доводы и с другой стороны. Половина этажей вышла из строя. Оставшейся широты частот хватило бы на жалкую горстку оперативников, а текущий бюджет едва позволял поддерживать даже то, что осталось. Все модели сходились в одном: наилучший выход — покинуть Садбери и возместить потерю расширением То- ромильтона и Монреаля. И сколько времени, задумался Дежарден, пройдет, пока новые отделы войдут в строй?
Шесть месяцев. Если не год.
То есть им требовался вариант на это время. Чтобы огонек погорел еще немножко. Требовался кто-нибудь на случай тех непредсказуемых кризисов, с которыми не справляются машины.
— Но ведь ты — наш лучший правонарушитель! — возражали они.
— А это задание почти невыполнимо.