Не птицы, а скорее птицеящерицы, размером почти со взрослого человека, с темно-зеленой блестящей кожей земноводного и черными перепончатыми крыльями летучей мыши и острыми изогнутыми когтями хищника на верхних лапах, корсы были высокоразвитой космической расой, но при этом отличались повышенной агрессивностью и нетерпимостью к чужакам. Особенно тем, кто опрометчиво покушался на планеты, входящие в зону их влияния. Земляне уже дорого заплатили за неосторожную попытку обосноваться на границах корских территорий, и хорошо усвоили уроки двух прошлых войн. Население одной из колоний было почти полностью уничтожено, а Галактический совет при рассмотрении конфликта встал на сторону корсов. «Границы разделенного космоса нерушимы», — гласил вердикт.
И после оглашения решения суда Институт Истории дал добро на переселение руянцев на Белинду! Дело попахивало не просто недоразумением.
Ошибка казалась Никите чудовищной нелепостью — и ведь, скорее всего, даже гибель первых колонистов была далеко неслучайной. Однако Сыромятину виделся в произошедшем не только злой умысел дарвинистов и корсов. Что-то сюда примешивалось еще, какая-то неувязка. И пусть счастливые аналитики совершенно упустили из виду негуманоидное окружение планеты, но ведь они-то с Жарко, ветераны корской войны, должны были сразу заметить ошибку! Но понадеялись на всезнающее начальство.
Вот! Сыромятин, наконец, нашел слабое звено — выбор Белинды утверждался лично Богоданом Приходько. И, совершенно точно, не заметить ошибку Владыка неба не мог. И значит, что? Провокация? Заговор против собственного детища?
Растерянный, Никита обратился к Святовиту:
— А ты, получается, их остановить сможешь?
— Один нет, — честно признался идол. — Но вместе с тобой смогу. Ты должен остаться здесь и стать князем новой Арконы. Подумай! У тебя еще есть время. Чужие вместе с островитянами придут осенью.
Еще почти полгода, — несмотря на грозное предупреждение, Никита вздохнул с облегчением: решение не нужно было принимать прямо сейчас. Еще оставалось время подумать, посоветоваться с друзьями, просчитать варианты. В конце концов, попробовать отыскать с Мясоедовым легендарный Китеж, чтобы потом самому попросить товарища о помощи: Севастьян славился в ГСП феноменальной везучестью, а удача не помешала бы безумцам, пытающимся противостоять корской атаке в компании примитивных руян и языческого божка.
Сейчас, пожалуй, Сыромятин не рискнул бы обращаться за поддержкой к Богодану, а вот на напарников: Севку и Жарко — он мог положиться без всяких колебаний. Спасти доверившихся ему людей, а уж потом… все равно придется решать, как устроить собственное будущее. Но сейчас самым главным казалась возможность получить отсрочку.
— Поживем, увидим, — с оптимизмом ответил Никита.
Выйдя из храма, патрульный сразу же отыскал взглядом Всеславу. Княгиня стояла рядом с Нежданом, что-то рассудительно доказывавшим группке горожан, и делала вид, что внимательно прислушивается к словам служителя.
— И ведь его одобрил сам Святовит! — донесся обрывок фразы витязя.
Обсуждают загадочное появление чужака, допущенного в храм, понял Никита.
Заметив появление Сыромятина, девушка встрепенулась и, не скрываясь, подошла к нему.
— Что ты решил? — жадно спросила она.
— Я должен уехать, но вернусь осенью, — ответил Никита. — И, может быть, даже навсегда.
— Я буду ждать, — отведя взгляд в сторону, ответила девушка. Никите показалось, что на щеке у нее сверкнула слеза.
— Я обязательно вернусь, — повторил Сыромятин.
— Эй, витязь, позволь я тебя провожу, — патрульного окрикнул жрец, подозвав к себе, и разговор пришлось оборвать на полуслове.
В суматохе прощания Никита так и не смог подобрать нужные слова. Всеслава ушла, заторопившись по делам.
Старый жрец, по дороге к побережью, долго и витиевато убеждал пришельца в том, что руянцы вполне способны обойтись и без посторонних, однако, раз уж Святовит велел, то и чинить препоны витязю в его делах никто не станет. Сыромятин, не вслушиваясь, кивал и не слишком вежливо распрощался на полдороге, не желая, чтобы кто-то видел, как новоявленный любимец многорукого исчезает в пустоте портала.
Никита уже понял — рано или поздно с ГСП придется распрощаться — просто он не ожидал, что все закончится так скоро. Судьба ждала его на Белинде, среди поселенцев. Этим людям Сыромятин был нужен, нужен не меньше, чем оживший идол, потому что без него у руянцев не было будущего.
«История!
Гулящая история!
К чему тогда вся пыль твоих архивов?»
Р.Рождественский «История»
В экспедицию на поиски Китежа патрульные собирались отправиться на следующий день, а сегодня Сыромятину снова не спалось. После пары часов тяжелого вечернего сна, — измученный бессонницей двух прошлых ночей он отключился сразу после возвращения с Белинды и разговора с напарником, — Никита вышел из дома на берег, терзаемый тревожными мыслями.
— Что, и тебя к водичке потянуло? — услышав разраженное бормотание Сыромятина, сочувственно поинтересовался Мясоедов.
Двое напарников Сыромятина устроились на берегу и любовались долгим сиреневым закатом, дегустируя отвратительного вкуса безалкогольное паучье пиво. Никита отошел чуть подальше к деревьям, чтобы спокойно покурить — фелиноид Жарко не выносил запаха табака.
Котяра благодарно кивнул. Иллирниец Жарко Фьори был единственным в отделе патрульных дипломированным историком по образованию и считался неофициальным главой оперативной группы. Вальяжно развалившись на берегу, гигантский черный полукот препирался с новичком, готовясь к заседанию научного совета: — на своем участии в акциях спасения ГСП настаивали флуски, и Фьори сделал серьезную ставку на их поддержку в противостоянии со службой стабильности.
Необычное зрелище — иллирнийский кошак, державший в левой лапе помятый листок бумаги, на котором, по школьной привычке, записывал пришедшие в голову аргументы, вместо того, чтобы просто надиктовать их на коммуникатор, — напомнило Сыромятину об ученом коте из любимой в детстве сказки, ходившем по золотой цепи, зачем-то повешенной на дубе.
Ник невольно усмехнулся, заметив, как фелиноид забавно подергивает обрубком хвоста, торчащим из комбинезона, перебирая в уме доводы в пользу привлечения к спасательным операциям арахноидов.
Доводы сразу же излагались друзьям:
— Физическая сила, несоизмеримая с человеческой? Нечувствительность к экстрасенсорике? Экономия средств института истории за счет использования гуэргских кораблей? — перечислял Жарко. — Флуски, кстати, вообще работают не за зарплату, обещали даже спонсировать акции оперотдела. Еще один плюс, отсутствие личной заинтересованности и нежелательных любовных драм при работе с гуманоидными цивилизациями — Никита, извини! Решение проблемы комплектации отдела спасателей, пополнение кадров патруля, э?
Обычно патрульные не участвовали в спасательных операциях, курируя лишь обустройство и выживание перемещенных инородцев в новых мирах, но сейчас из-за дефицита кадров патрулю все чаще приходилось брать на себя функции спасателей. Очень многих сотрудников оперативки переманила к себе служба стабильности — конкуренты не стеснялись в средствах. Немало способствовали разочарованию историков и сами спасенные — носители погибших культур были далеко не белокрылыми ангелами.
Привлечение в китежский отдел энтузиастов-флусков легко решило бы проблему кадров, но, искренне восхищаясь оптимизмом Жарко, Никита затруднялся представить себе реакцию местных жителей на появление гигантских коричневых пауков на Руяне или, например, в Лангедоке.
Хотя, впрочем, представить себе, какой ужас и панику могли бы вызвать флуски не только на древней Земле, но и на любой другой гуманоидной планете, было несложно. Наверняка, примитивные аборигены разбегутся в панике, предпочитая знакомое зло. Какое уж тут спасение!
Не желая разочаровывать друга, напарники избегали высказываться однозначно, но прямолинейный Мясоедов на все доводы Жарко отвечал скептическим похмыкиванием. А потом и вовсе отвлекся, задумавшись о своем.
Лежа на все еще теплом, почти белом прибрежном песке, Севастьян любовался разноцветными облаками. Он вдруг понял, как давно не смотрел в небо. Закат был необыкновенно хорош. Наверное, Мясоедов никогда и не видел такого на Земле. Разноцветные полосы чередовались, превращая западную часть неба в подобие разноцветного мармелада. Узкая свинцово-синяя полоса сменялась светлой серо-зеленой, затем шла широкая ярко-голубая лента с узким лепестком розового, похожего по цвету на «распашонку» полуэльфа. Воспоминание о друге кольнуло сердце тоскливой болью, и взгляд резко скользнул выше. Наверху пестрела мешанина узких сиреневато-красных прослоек, доходя до мрачной бесконечности густого темно-синего.
— «Вкусно», — представив, что это действительно мармелад, Мясоедов непроизвольно сглотнул слюну. Больше всего понравилась голубая полоска с росчерком розового. «Похоже на подпись мастера Бога…», — мелькнула неожиданная мысль. Севка подумал о Кьяре и только для себя самого педантично уточнил: — «Великого отца».
Мысли о Кьяре давно уже следовало загнать поглубже в подсознание и попытаться жить настоящим. Благо, жизнь приняла новый неожиданный оборот. Вчерашняя ночь с Ксенией, опытной и искусной любовницей, помогла Севастьяну немного забыть о прошлом. Конечно, в их отношениях не хватало трепета настоящей любви и доверительной нежности, но вчера девушка вела себя на удивление мягко и уступчиво, избегая серьезных разговоров и, казалось, полностью отдавшись наслаждению близости. И впервые после бегства с Кьяры Мясоедов испытывал настоящее умиротворение. Почему бы ему не найти хоть какое-то личное счастье в светлом мире будущего? Ведь невозможно всегда глушить тоску одиночества работой — пусть он и занимался сейчас решением для кого-то важных, а для него скорее немного надуманных проблем?
Гуэрга и флуски сначала потрясли воображение полуорка, но быстро приелись — ну и разумные пауки, ну и что? Спасательные операции позволяли считать себя нужным и востребованным — по мнению Севастьяна, оперативники делали благородное дело. Однако до сих пор после Кьяры все впечатления казались смазанными и неяркими.
Мясоедов сам не знал, чего ожидал от звезд, но уж конечно не скуки, постоянной зубрежки и бытовых неурядиц. Однако, первые недели принесли серьезные разочарования. И лишь после окончания четырехнедельного тренинга, три месяца назад новичку, наконец-то, позволили принять участие в настоящей спасательной операции. И хотя потом Земля-два стала для Севастьяна боевым крещением, первой самостоятельной спасательной акцией в ГСП, многие технические моменты перемещения до сих пор казались ему странными и непонятными. А ведь теперь, когда Сыромятин, наконец, дал согласие отправиться вместе с напарником на поиски Китежа, Мясоедов чувствовал себя по-настоящему ответственным за успех операции.
Беспокоило и другое, например, те самые уставные ограничения на общение с перемещенными, которые сейчас проклинал Никита. Севастьян не знал, как могут сложиться его отношения с тюленоидами, если удастся добиться от Совета разрешения на спасательную операцию в параллельном мире и переместить мутантов на Элладу. Но правила есть правила, а разговор помогал отвлечься от лишних мыслей.