– Александр Александрович! А что вас первым делом в Туркестане удивило?
Просто так спросил, голос услышать. Но седой реагировал серьезно.
– Профессионально задаете вопросы, Леонид Семенович. Нет, я не в укоризну. Хороший вопрос думать заставляет, что весьма и весьма полезно. Итак, что меня удивило. Если скажу, что трехцветная борода генерала Иванова, это будет правдой лишь отчасти. А если серьезно, поразили собаки. И не в положительном смысле.
– А я собак люблю, – охотно откликнулся чекист. – Они многих людей добрее.
На «профессионально» он нисколько не обиделся. Разговорил-таки человека!
– Поглядели бы вы на тамошних. Те, что при людях, еще ничего, хотя лохматы и злы. Пастухи! Но вот дикие… Таких там полно, они сбиваются в огромные стали и, знаете, действуют вполне в духе двуногих разбойников. Например, обкладывают данью базары…
По лицу текли капли воды, тучи на головой густели, оседали все ниже, дождь лупил уже вовсю, а старший оперуполномоченный Леонид Пантёлкин впервые за многие недели чувствовал себя почти счастливым. Жив, не ранен, с интересным человеком беседу ведет. Чего ее требуется? Разве что коробка-другая папирос, да несколько кусков сахару к вечернему чаю.
«Эх, яблочко, да красно-белое! На гоп-стоп не пойду, надоело мне!»
– Однако даже эти дикие твари подчас бывают полезны для науки, – продолжал между тем археолог. – Как-то в предместье Ургенча, где развалины старого города, собачья стая рыла яму (там был скотомогильник) и дорылась до древней сокровищницы. Представляете, вылезает такая черная и лохматая из-под земли, отряхивается, и у нее с загривка скатывается серебряная монета эпохи хорезмшахов.
– А привидения с джиннами вслед за нею не полезли? – хмыкнул Леонид, вспомнив все, когда-то слышанное о тайнах Востока. Артоболевский усмехнулся в ответ, покачал головой:
– Ну, разве что неупокоенный дух мадам Блаватской. Не читывали? И слава богу!.. Леонид Семенович! Что на Востоке, что на Западе хватает тайн и чудес. Но все они, уж поверьте мне, вполне земного и материального происхождения. Наши мистики всё надеются открыть тайны Шамбалы, а я эту Шамбалу лицезрел собственными глазами. Рассказать?
– Конечно! – обрадовался Леонид. – Только вначале, если можно… Со вчерашнего дня не курил.
Седой кивнул и достал пачку «Иры».
* * *
Обратно шли уже веселее. Лестничные пролеты не просто фиксировались, но и заносились в память. Леонид уже понял, что тюрьма пятиэтажная, старой постройки, но с недавним основательным ремонтом. Тогда и дворик на крыше соорудили, и черные провода в подвал провели. Охрана обычная, если по форме судить, но не слишком умелая и толковая. Не иначе, из последнего призыва набрали и учили кое-как. Кто же в этой киче хозяин?
Их камера была на втором этаже, почти в конце коридора. Сойдя с лестницы, Леонид повернулся в нужную сторону, сделал первый шаг…
– Пантёлкин, на месте. Лицом к стене!
На плечо легла тяжелая ладонь. Двое в серых шинелях тем временем уводили археолога. Шаги, шаги, шаги… Негромко хлопнула дверь.
– Налево!
Его вели тем же коридором, но в противоположную сторону. Камера, камера, еще камера, еще… Ага! Леонид чуть не присвистнул – одна из обитых железом дверей была приоткрыта. То ли постояльцев не нашлось, то ли куда интереснее поворот.
– Стой! Заходи!..
Первым делом Леонид взглянул на порог. Полотенца не было, значит, не к деловым угодил. Оставалось осмотреться.
– Здравствуй, Лёнечка. Как же я рад тебя видеть!..
Голос был настолько сладок, что Леонид чуть не выхватил револьвер. Сдержался, сцепил зубы, поднял голову.
– Давно не виделись, Лёнечка. Как вырос, как похорошел! Каким большим человеком стал!..
Черные кудри, черная борода до ушей, черная кожа «комиссарской» куртки. И глаза черные.
Яша Блюмкин.
Глава 4. Кандидаты на Чукотку
1
Маленький дворик залило дождем, вода текла по булыжнику, струилась по крыше черного автомобиля, брошенного на милость серых туч, навалившихся, казалось, на самые крыши. С вечера хмурилось, ночью ударили первые капли, и вот, наконец, небеса разверзлись. Весенняя непогода, первый мартовский ливень…
– Столицы в расходе, как в бурю облака.
Надгробные игры сыграли в синеве.
И в горы уходят неполных три полка,
летучего тигра имея во главе…
Двигались лишь губы – поручик читал стихи неслышно. Оконное стекло отделяло от мира, и он пожалел, что не может выйти сейчас во двор, поставить лицо под холодную влагу, напиться сырого воздуха…
– И чего видать?
Красный командир по-начальственному устроился за столом, на котором возвышалась внушительная пачка бумаг. Кроме обычной «вермишели», курьер доставил две большие папки и несколько свежих газет.
– Дождь, – кратко отрапортовал поручик, направляясь к стулу. – А пишут что?
– Пишут… Сейчас почитаешь.
Командир РККА резко встал, зачем-то оглянулся и протянул небольшой листок бумаги.
– Между страниц «Известий» лежало. Кстати, шрифт точно такой, типографский, не отличить. Вроде, как там же печатали.
Офицер без особого желания взял листок, повертел перед глазами.
– «Про-ле-тар-и-и всех стран…»
– Ниже, ниже…
Поручик, скользнув глазами по тексту, внезапно замер, словно не веря собственному зрению. Осторожно присел на стул, пристроил бумагу на коленях. Минута прошла в полном молчании, только капли дождя монотонно стучали по стеклу.
Наконец, читавший тряхнул головой.
– «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью…» Однако!
– Я тоже чуть не одурел, – согласился командир РККА. – Дальше, дальше читай!
– «С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о HКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела…» Да тут про всех сразу! Пятаков, Бухарин… «Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно является любимцем всей партии, но его теоретические воззрения с очень большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским…» Кто, интересно, сподобился?
– Подпись видел? – хмуро поинтересовался красный командир. – Якобы, из письма к будущему съезду.
– Подписать может, кто угодно и как угодно. Та-а-ак… «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и общении между нами, коммунистами, становится нетерпим в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека…»
– Давай сюда, потом изучишь. – перебил его красный. – Еще войдет кто-нибудь.
Поручик, не став спорить, подошел к столу и молча отдал листок.
– Я тоже думаю, фальшивка, – продолжал командир РККА, – И не слишком умная. «Сталин слишком груб…» Это товарищ-то Сталин? Они бы на Пятакова поглядели! Интересно, кто подсунул? Газеты нам приносят из экспедиции, там ребята вроде нас с тобой, трижды проверенные. Или это еще в типографии? Как мыслишь?
Отвечать поручик не стал – особой разницы он не видел. Смертельная схватка Красных Скорпионов переставала быть тайной. Скоро заговорят на улицах, сначала люди, потом, глядишь, и винтовки. Это должно было радовать, но бывший белый офицер ощутил внезапную тревогу. Лес рубят – щепки летят. Бонапарт дрался за власть с Директорией, но пушки били по толпе на паперти церкви Святого Роха.
– Ты сказал «потом», – наконец, рассудил он. – Потом и поговорим, после работы, если хочешь. Чего у нас там с «вермишелью»?
Несколько дней Техгруппа занималась откровенной ерундой. Если не считать трех посланий о колчаковском золоте, переправленных внимательным читателям из Госполитуправления, речь в письмах шла о вечных двигателях, способах изготовления шинельного сукна из опилок, а также использования грозовых разрядов в деле обороны страны. Хватало и «сигналов». Сознательные граждане писали на соседей, служащие на начальников, а некий изобретатель-партиец взывал из недр ГПУ, куда угодил за порчу казенного оборудования в результате неудачного опыта.
Письмо изобретателя передали в кадровый отдел с просьбой разобраться, остальное сгрузили в архив.
О «деле Игнатишина» никто не вспоминал, по крайней мере вслух. Разговоры о душителях из Технической группы затихли сами собой, товарищ Ким уехал в очередную командировку, а бывший Цветаевский музей объявил о близком открытии новой экспозиции.
* * *
– В общем, всё ерунда, – рассудил Семен Тулак, кивая на стопку писем. – А вот в папках что-то серьезное. Как понимаю, эти дела Научпромотдел завернул и нам отправил. Вроде как с добычей радия. Одно, значит, мне, второе тебе. Которое возьмешь?
– Верхнее, – не глядя, решил Виктор Вырыпаев, изучавший передовицу «Известий». – Чай заваривать будем?
Ответить цыганистый не успел. В дверь громко постучали, затем ударили, и на пороге возник Некто высокий в сверкающих кавалерийских сапогах образца 1908 года, широких синих галифе и длинной застиранной добела гимнастерке, стянутой офицерским ремнем.
– Извиняюсь, граждане, – хриплым басом воззвал Некто. – Где в этой конторе отхожее место?
– Дальше по коридору, – деревянным голосом отозвался ротный, и дверь захлопнулось.
– Ходят тут, понимаешь!
Товарищ Тулак был определенно недоволен. Виктор, отложил газету, хмыкнул.
– Ты ее куда направил? Там же для мужчин.
– Ее?! – Семен изумленно моргнул. – Ты думаешь… Ничего, за своего сойдет. Не отвлекайся, гимназист. Два дела, то, что верхнее – про обезьян для Сухумского питомника, а нижнее…
Он перелистал несколько страниц, покачал головой.
– Амебы. Красные… Ага, вот! «Смета расхода выделенных по спецсчету средств за 1922-й год…» Уже понятнее. Решили! Ты про обезьян, я – про амеб.
– Красные революционные амебы, – задумчиво повторил батальонный. – Вышли мы все из амебы, как нам вернуться в нее… А чего там непонятного с обезьянами?
Ответ не последовал – ротного опять прервали. Знакомый стук, синие галифе на пороге.
– Здравия желаю! Я опять к вам, товарищи. Если тут Техгруппа, то принимайте пополнение. Зотова Ольга Вячеславовна, замкомэск, член партии с марта 1919-го. Назначена к вам техническим работником.
Все это было доложено тем же хриплым басом. Серые глаза смотрели сурово и твердо, сапоги излучали неземной блеск, с медной пряжки дыбил крылья старорежимный двуглавый орел, усаженный поверх скрещенных пушек. Короткая, как после тифа, стрижка, рыбья бледность на лице, маленькая черная кобура на поясе…
– Здравия желаю, – батальонный пружинисто встал. – Виктор Ильич Вырыпаев, рад знакомству. Приветствую вас в нашей инвалидной команде!
Закомкэск равнодушно кивнула:
– Точно. Сама недавно из госпиталя, две недели как выписали. По психической линии я. Но вы не бойтесь, у меня это не каждый день.
– З-здравстуйте! – цыганистый тоже встал, неловким движением левой застегивая ворот кителя. – Тулак я, Семен Петрович. А-а, как вы к нам попали, товарищ Зотова?