Я рада, что они мастерски владеют приемами жонглирования. Даже вы – простые люди – и те жонглеры. – Она подбросила последний нож, который держала в руках, и прибавила еще один со стола. Толпа взорвалась аплодисментами.
– Конечно, ни советника, ни простолюдина нельзя назвать совершенным жонглером. Мы всего лишь люди. Мы стареем, и часы наших сердец теряют свой четкий ритм. – Говоря, она не прекращала жонглировать, но теперь пропускала некоторые ножи. – В конце концов сердца теряют последний пульс. – Она отложила два ножа и послала в воздух только два последних. – Мы стареем, а потом ритм прекращается вовсе. – Она подбросила два клинка и дала им спокойно вонзиться в песок у своих босых ног. – И мы умираем. Но едва только ритм восстанавливается, – она опять стала подбрасывать пять клинков, – мы живем снова.
Вдруг что-то больно ударило Марию в лоб, она испуганно отступила назад, стараясь удержаться на ногах, и упавшее лезвие скользнуло вдоль ее икры. Она тяжело осела на песок, подтянула ногу к себе и прижала к ране вспотевшую ладонь.
Только в это мгновение Мария услышала смех толпы и почувствовала запах гнилого яблока, которое ударило ее. Придерживая рану, она попыталась встать, но голова и тело будто налились свинцом.
– Ну и как твой ритм? – раздался крик из рядов зрителей.
Сжав зубы от боли, Мария старалась не упасть в обморок. Толпа была огромной и возбужденной, а нога уже раскалилась от крови. Почувствовав, как становится мокрым песок, на котором она сидела, она беспомощно повернула голову к людскому морю. Тихий стон сорвался с ее губ.
И тут сквозь смех зрителей она услышала шорох шелковых плащей и топот чьих-то ног.
– Арлекины, – прошептала она с облегчением.
К ней вразвалочку подскочил арлекин и завопил:
– Чертовски хорошо сыграно, Мария. Пробирает до крови! – Толпа взорвалась новыми аплодисментами, криками и свистом. Пара рук в перчатках коснулась ее ноги, а другая пара схватила за руки.
Потом одна из перчаток взметнулась наверх, и арлекин закричал:
– Глядите-ка! Она повязала нас кровью!
Ответом каменной арене был хохот.
Выкрикивая шутки и непристойности, арлекины подхватили Марию и потащили с арены, каждые несколько шагов подбрасывая в воздух с криками:
– Э-эх!
Шум и свист были прерваны глубоким басом владельца Карнавала.
– Пусть нас услышит Мария – очаровательная слепая жонглерша! – Он сделал паузу, и ряды зрителей взорвались аплодисментами. – А теперь позвольте мне представить артистов, которые не обладают ни грацией, ни красотой, ни мужеством Марии: приготовьтесь к встрече с арлекинами Л'Мораи!
Эти слова тоже сопровождали аплодисменты, а арлекины уже несли Марию к каменному спуску с арены.
– Ты справишься с ней, Антон? – спросил один арлекин, отпуская Марию. – Нам пора на выступление, чтобы успокоить эту толпу.
– Все в порядке, – раздался задыхающийся голос Антона, который взвалил Марию себе на плечи. – Я отнесу ее в палатку.
Мария оттолкнула вонючий воротник клоуна и пробормотала слова благодарности.
Широкоплечий рассмеялся и шагнул с посыпанного песком пола, неся Марию мимо клеток рычащих собак и уродливых клоунов. Шум арены слышался меньше, когда она добрались до арки выхода и ступили в свежесть ночи.
– Карнавал на этом месте уже давным-давно, – пробормотал Антон, – а они все еще кидаются яблоками.
– Четыреста лет, мой друг, – уточнила Мария, – и гнилые яблоки тоже. – Ее пустые глаза, казалось, были устремлены назад к залу. – Чем больше толпа, тем отвратительнее она себя ведет.
– Это так страшно, Мария, – вздохнул арлекин, и его большие ботинки сделали еще несколько шагов по утоптанной дорожке.
– Они запретили себе развлекаться и поэтому приходят сюда, чтобы веселиться за наш счет.
– Спасибо тебе и всему братству шутов, – произнесла Мария с волнующим смешком, прижимаясь к нему покрепче.
– Эх, – отозвался Антон с дурацким присвистом, – нам – уродам – надо держаться вместе. – Они подошли к двери ее палатки. – Вот мы и на месте. Если хочешь, я помогу тебе забинтовать рану.
– Ты уже здорово помог мне, – спокойно отозвалась слепая жонглерша. – Все будет в порядке. А вот ты можешь опоздать на представление, – добавила она с грустной улыбкой. – Кукольник свернет тебе шею, если ты не выйдешь на сцену.
– Думаешь, из меня получится хороший безголовый? – спросил Антон, смеясь и опуская ее на землю. – Ты точно сама справишься?
Мария уже шла к своему вагончику.
– Я видала вещи и похуже, – ответила она. – Если тебе попадется кто-нибудь с руками, перепачканными яблочным соком, передай ему от меня привет. – Она помахала окровавленной ладонью.
– В твою честь! – в шутливом салюте вскинул свою испачканную руку Антон и отправился назад к сцене.
Мария с болью улыбнулась, а потом уперлась рукой в дверь, пытаясь открыть ее. Вдруг острый запах теплой крови ударил ей в нос, и у нее закружилась голова.
– Надо потерпеть, – приказала она себе, стискивая зубы.
Девушка открыла дверь и с трудом добралась до угла, где стояли кувшин и тазик. Руки дрожали, когда она выливала воду в таз. Вымыв руки, она на ощупь нашла чистое полотенце, которое висело рядом на стуле, оторвала от него полоску, намочила из кувшина и протерла рану, а потом завязала икру остатком ткани.
Это был не первый случай, когда она получала рану во время представления, но до сих пор порезы бывали случайностью, а зрители никогда не смеялись. Мария с трудом облокотилась о стол, а в ушах не замолкали шум и хохот. СМЕХ И КРОВЬ. СМЕХ И КРОВЬ. Это была строка из старой поэмы, которую часто читал ей отец. У нее до сих пор сохранилась та книжка, стоявшая сейчас на полке у двери вместе с другими сказками. Впрочем, теперь ей не нужны были книги – чума унесла и отца, и ее глаза.
Приволакивая раненую ногу, она добралась до стула рядом с умывальником. Сиденье было теплым и мокрым. Поправляя сзади юбку, она почувствовала, что пальцы снова стали липкими. Кровь.
– Нога кровоточит больше, чем я думала, – пробормотала она себе под нос. Сделав еще несколько неуклюжих шагов по комнате, молодая женщина решила прилечь, а кровь вытереть позже.
Двигаясь к кровати, Мария поскользнулась и чуть не упала, с трудом удержав равновесие.
Пол был мокрым.
Снова кровь.
Сердце неприятно заныло у нее в груди. Она набрала побольше воздуха и потащилась к кровати, опустилась на нее, но тут же поняла, что и кровать влажная. Сердцебиение стало еще сильнее. Она провела пальцами по покрывалу, но тут же отдернула руку. Кругом была теплая кровь. Подавив тошноту, Мария пересела на середину узкого ложа.
Ее рука наткнулась на ногу.
Она встала и повернулась, будто могла что-то увидеть. Ни звука, кроме громкого стука ее собственного сердца. Она тихо протянула руку к ноге и снова потрогала ее. Нога не двигалась. Она попробовала ущипнуть кожу, никакого эффекта. Человек был мертв.
Впрочем, это был не совсем человек – нога была слишком короткой – нога карлика. Она стала нервно ощупывать тело: мускулистые икры, острые коленки…, чем выше поднималась ее рука, тем более влажной была одежда. Девушка была так испугана, что почти ждала, что неподвижное тело сейчас встанет с кровати и вцепится ей в горло, но тут рука нащупала нечто, что заставило ее вздрогнуть и похолодеть от ужаса: из живота карлика торчал острый клинок.
Мария метнулась прочь от кровати, ударилась о полку, с которой посыпались книги, она опять поскользнулась на мокром полу, но удержалась на ногах, схватившись за спинку стула.