Расположенное более чем в трехстах километрах к юго-западу от Императорского дворца, поместье принадлежало клану Берусс, представлявшему Иллодию в республиканском Сенате почти столько же времени, сколько существовал сам Сенат.
Иллодия не имела ни королевского дома, ни наследственных правителей, но ее олигархия из пяти кланов существовала дольше многих королевских династий.
И клан Берусс выжил в различных заговорах, кризисах, политических конфликтах Иллодии в немалой степени потому, что представлял Иллодию на Корусканте, и Корускант был его домом.
Эксмор был памятником прошлого великолепия и амбиций Иллодии. Налоги, собираемые с двадцати колоний олигархии, дали средства на его постройку. Вещи, созданные искусными руками ремесленников колоний, наполняли прекрасные здания, названные по именам их родных планет. Даже размер строений и расположение их в пространстве напоминало карту иллодианских территорий.
Когда Император аннексировал иллодианский сектор, он своим указом «освободил» колонии от власти олигархии. Под властью Империи с колоний стали взиматься налоги, вдвое большие, чем взимала Иллодия. О былом могуществе Иллодии напоминали теперь только эти величественные строения.
Металл и камень сверкали по-прежнему, как и в то время, когда Бэйл Органа привел сюда свою маленькую дочь в первый раз. Здесь Лейя играла на огромном лугу с многочисленными детьми клана, пока их отцы беседовали о политике. И комнаты внутри высокой башни по-прежнему были странной смесью музея и жилища.
Доман принял Лейю в комнате, в которой она до этого никогда была — в зале совета клана на самом верхнем этаже башни. Одиннадцать кресел, каждое из которых было украшено серебряно-голубой эмблемой Берусс, были расставлены полукругом.
Доман улыбнулся своей обычной улыбкой.
— Приветствую вас, принцесса. Есть какие-то новости?
— Нет, от йевет ни слова. Найл Спаар игнорирует мои попытки выйти на связь.
— Может быть, это не йеветы его похитили?
Лейя покачала головой.
— У нас есть записи с нескольких истребителей. Невозможно ошибиться, это корабли йевет. И Нилайкирка опознал дредноут-иммобилизатор — этот корабль был приписан к подразделению «Черный Меч». Здесь не может быть вопросов — это работа Найла Спаара.
Доман кивнул.
— Понятно. В любом случае, я рад, что вы пришли сначала ко мне, перед тем, как идти в Совет.
Лейя уселась в кресло, стоявшее третьим от кресла Домана.
— Я должна была увидеть вас. Сейчас мне как никогда нужна помощь того, кого всегда считала своим другом, другом своего отца.
— Клан Берусс всегда был другом дома Органа. И я приложу все усилия, что так было и дальше.
— Тогда отклоните требования о моей отставке.
Доман сделал жест рукой.
— Я с радостью это сделаю, если вы пообещаете, что не начнете войну, чтобы спасти вашего мужа, или отомстить за него. Вы можете дать мне такое обещание?
Лейя встряхнула головой.
— Вы предлагаете мне бросить Хэна? Не могу поверить, что слышу это от вас.
Доман с сожалением посмотрел на нее.
— Кроме вашего мужа в плен попали еще два человека. Вы проявляете такую же заботу об их возвращении?
Лейя огрызнулась:
— Что за абсурдный вопрос! Хэн мой муж, отец моих детей. Я, конечно, хочу, чтобы и эти двое заложников вернулись домой живыми и здоровыми, но я не хочу лгать, утверждая, что они значат для меня столько же, сколько и Хэн.
— Здесь вы и не должны лгать. Но сможете ли вы утверждать это перед Сенатом, чтобы ничто не нарушило иллюзию? Поэтому, пока вы действительно не будете считать эти три жизни одинаково ценными, я не могу согласиться с тем, чтобы вы оставались на посту президента.
В голосе Лейи слышалось отчаяние:
— Вы не понимаете, что это для нас значит, что значит Хэн для меня.
— Для политика это недопустимая слабость.
— Мы можем спорить так до следующего дня. Вы не можете понять, что значит для меня потерять Хэна.
Доман откинулся на спинку кресла.
— Лейя, сейчас вами управляют чувства, что для политика недопустимо. Я понимаю, что влюбленный мужчина может свернуть горы ради женщины, которая овладела его сердцем. Понимаю, что влюбленная женщина может пожертвовать всем ради своего избранника. Я боюсь, что ради вашего мужа вы можете пожертвовать тем, что вам не принадлежит — миром, которого мы с таким трудом добились, тысячами жизней тех, которые пойдут в бой по вашему приказу, даже самим будущим Новой Республики.
— Вы думаете, что все это не значит для меня больше чем Хэн? Думаете, я сошла с ума?
Доман покачал головой.
— Я так не думаю, но разум слишком часто уступал чувствам. Дайте мне обещание, о котором я говорил, и я как председатель Правящего Совета отклоню требования об отставке. Я не сомневаюсь, что вы сдержите слово.
Лейя возразила:
— Вы хотите ограничить мои возможности еще до того, как я узнаю, зачем йеветы сделали это. Вы не можете от меня такого требовать. Сейчас даже не пришло время решать, как нам реагировать на это.
— А когда, по вашему мнению, это время придет?
— Я не знаю: Сейчас идет расследование, разведка осматривает место засады. Дрейсон просил у меня тридцать часов, чтобы все выяснить, а флот вообще не давал никаких обещаний.
— А министр Фалантас что говорит?
Лейя удивленно посмотрела на иллодианина:
— Что?
— Или вы не предполагали воспользоваться услугами министерства иностранных дел? Вы рассматриваете только военные варианты?
— Причем здесь МИД? Разве Хэн, капитан Скриз и лейтенант Барт не военнопленные?
Доман сказал:
— Война не была официально объявлена, и, надеюсь, не будет. Вы же опытный дипломат, вы понимаете, что не каждый конфликт требует боя до смерти, и не за каждой вспышкой враждебности следует тотальная война.
— Так что, по-вашему, мы должны дать им то, что они хотят?
— Я думаю, можно прийти к компромиссу, в этом нет позора. Моя семья всегда утверждала эту идею.
— И ради этой идеи вы отдали ваши колонии и свободу Палпатину?
Доман улыбнулся.
— Только на время. Но сейчас я свободен и я здесь. А где Палпатин? Не позволяйте переживаниям момента ограничивать ваши возможности.
Лейя твердо посмотрела на него.
— Хорошо, но я не позволю и вам их ограничивать.
— Лейя:
— Мы не знаем, зачем йеветы это сделали — чтобы наказать меня за блокаду Доорника-319 или еще зачем-то. Но какая бы причина не была, они ждут нашей реакции. Вы не думаете, что наихудшим для нас из возможных знаков, которые мы можем дать им, является недоверие Новой Республики к своему законно избранному лидеру? Не сомневаюсь, Найл Спаар будет рад видеть эту грызню.
Доман сказал:
— Нет необходимости в грызне. Просто отойдите в сторону, пока это не кончится. Позвольте одному из нас нести это бремя.
Лейя встала и подошла ближе к сенатору.
— Я не могу этого сделать. Пожалуйста, ради нашей дружбы и памяти моего отца, в последний раз я прошу вас — отклоните требования. Позвольте мне быть свободной, чтобы сделать то, что должно быть сделано. Не заставляйте меня сражаться еще и на этом фронте.
Доман покачал головой.
— Сожалею, принцесса, я не могу. У меня есть долг.
Глаза Лейи потемнели.
— У меня тоже есть долг, сенатор. Я ухожу, еще многое надо сделать перед заседанием Совета.
Доман встал со своего кресла.
— Я надеюсь, вы измените вашу позицию, принцесса. Мне не хотелось бы ставить вас в неловкое положение.
Лейя встряхнула головой.
— Вы в первую очередь сами себя поставите в неловкое положение, сенатор. И не только в глазах маленькой девочки, которая когда-то считала клан Берусс своей семьей, а Эксмор — вторым домом.