А сам Мак кричал в микрофон, расположенный на металлической панели в стене у его изголовья. Свободной рукой он держал провод с кнопкой на конце и со злостью тыкал в нее большим пальцем.
– Сьюзи! Я говорю тебе в последний раз! Я хочу домой!
В ответ Сара ясно услышала раздраженный голос медсестры, как эхо раздающийся из панели:
– Ты не можешь идти домой, Мак. Угомонись, я скоро сделаю тебе еще один укол. И перестань нажимать на звонок.
– Дети остались дома совсем одни. Я не могу здесь просто так лежать. Я должен сегодня быть дома.
– Послушай, я позвоню Свенсонам и попрошу Либби их проведать...
– Они в Чейеннах...
– На собрании скотоводов...
– Да, да, – прервал он. – А теперь принеси мне мою одежду и ботинок, который доктор не изуродовал, и...
– Мак, доктор приказал всю ночь не сводить глаз с твоей ноги. И я не могу.
– Я могу побыть с ними.
Мак резко повернул голову, услышав голос Сары.
– Что это было, Мак? – спросила Сьюзи по внутренней связи.
– Минутку, Сьюзи. Я позвоню тебе позже.
– Если ты еще раз нажмешь на звонок, я...
Мак щелкнул выключателем на стене, не дав Сьюзи закончить предложение.
– Привет. – Он посмотрел на Сару без удивления. – Я думал, ты уже уехала.
– Я вернулась, – не вдаваясь в подробности, ответила она.
– Вот как! – Он замолчал. – Ты знаешь, этот проклятый доктор разрезал мой ботинок. Он же был из настоящей слоновой кожи. Такие ботинки невозможно просто так пойти и купить.
– Мне очень жаль. Они действительно были просто великолепны.
– Да, черт побери. А теперь меня хотят напичкать обезболивающими таблетками и целую ночь сидеть рядом и вливать по капле лекарство.
– Мак, я действительно могу поехать на ранчо и посидеть с твоими детьми, – сказала Сара. А почему бы и нет? Что собой представляла сейчас ее жизнь? Никаких расписаний, никаких неприятностей, никакого отчета ни перед кем. И неважно, когда она доберется до Йеллоустона, ведь она поможет тому, кто ее выручил. – Кроме того, я все еще твоя должница. Я могу присмотреть за детьми сегодня, а завтра утром забрать тебя домой, и таким образом мы будем в расчете.
– Я не могу позволить, чтобы ты занималась моими проблемами. – Мак со злостью пнул матрас. – Должен же быть кто-нибудь, кто не поехал в Чейенны на выходные.
– Вообще-то ты бы меня только выручил, – сказала она, – так как в такое позднее время нелегко найти место на платной стоянке. А мне где-то надо заночевать.
– Твое предложение делает тебе честь, но... – Мак заколебался, и Сара с удивлением заметила смятение на его лице. Она все поняла – ведь она посторонний для него человек. Как она могла подумать, что он разрешит ей присматривать за детьми! Ведь он знает ее всего несколько часов.
– Ладно, не стоит оправдываться. Я бы на твоем месте чувствовала то же самое. – Сара на минуту замолчала. – Я хочу сказать, почему бы мне не позвонить Сайресу в университет, он бы поручился за меня.
– Любой друг Сайреса – это и мой друг. – Мак призадумался. – Впрочем, неплохая идея. А сейчас, знаешь, у меня единственное желание – это поспать: наверное, так действует на меня морфий. Ни о чем другом я и думать не могу.
Мак выглядел усталым, смертельно усталым, с темными кругами под глазами. Сара взяла телефон, стоявший у кровати, и набрала номер давнего и любимого друга бывшего мужа.
– Сайрес? – Ей было приятно услышать его голос после первого же гудка. – Ты не поверишь, с кем я познакомилась в Датч-Крике.
– С Маком Уолласом, – сразу же ответил он с блестящим английским акцентом. Поняв, что она от удивления не может вымолвить ни слова, он сказал: – Моя дорогая, в том штате проживает всего несколько сот человек, так что не трудно было догадаться.
Она засмеялась. С Сайресом ей всегда было легко. Она вкратце рассказала ему о случившемся, затем передала трубку Маку:
– Он хочет поговорить с тобой.
Сара слышала только половину разговора. При этом Мак несколько раз рассмеялся, и она могла только представить, что Сайрес рассказывал о ней.
– Хорошо, Сайрес, – сказал Мак. – Я буду иметь в виду. Очень рад, что поговорил с тобой. Дети с нетерпением ждут твоего приезда в августе.
– Итак? – спросила Сара, когда Мак закончил разговор.
– Сайрес сказал, что ты в здравом уме, так сказать, разумная женщина. И он бы доверил своих детей тебе в любую минуту – если бы таковые у него имелись, – более того, он убеждал меня немедленно на тебе жениться.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
– Что он сказал?!
– Вот его точные слова: «Пожалуйста, сними эту милую малышку с ее отвратительного грузовика и женись на ней immediatus, что в вольном переводе с латыни означает «без промедления».
– О, если твоя латынь так же хороша, как и моя, то это может означать «когда рак на горе свистнет».
Мак усмехнулся.
– Сайрес уже много лет пытается снова меня женить. Он уверяет: мне чертовски повезло, что случай привел тебя в мой гараж, а дареному коню в зубы не смотрят.
– Выходит, дареный конь – это я? – Сара постаралась, чтобы ее слова прозвучали насмешливо, хотя сердце ее учащенно забилось, когда она услышала столь необычное предложение Сайреса.
– На самом деле я слегка перефразировал его слова. Я отключился, когда он начал цитировать Юлия Цезаря. – Дальше Мак продолжал уже без улыбки: – А если серьезно, Сайрес сказал, что я должен просто ухватиться за твое предложение присматривать за моими детьми. Итак, я хватаюсь за него – так быстро, как позволяют сложившиеся обстоятельства. Я действительно хочу поблагодарить тебя за помощь.
– Не стоит благодарности. Как сказал один господин, когда бесплатно заменил мне шланг, это по-дружески.
Его взгляд потеплел, и Сара почувствовала безмерную радость от его признательности. Возможно, она сделала нечто более удивительное, чем предложила посидеть с детьми в обмен на место на стоянке.
Она не могла оторваться от его синих глаз, и ей казалось, что в них читалось нечто, идущее не от самого Мака, а от морфия. И оттого вдруг узкая больничная койка показалась ей достаточно широкой для двоих, если только тесно прижаться к Маку. Смутившись, Сара сняла телефонную трубку и протянула ее Маку.
– Послушай, позвони детям и скажи им, что я вернусь – с пиццей.
– Они любят пиццу с пеперони.
– Поняла.
Ей было сейчас так же тяжело расставаться с ним, как и на стоянке.
– Могу я для тебя еще что-нибудь сделать, пока я здесь? Мне кажется, медсестра действительно всерьез предупреждала, чтобы ты больше не прикасался к кнопке звонка.
– Не буду, если в твоем фургончике случайно завалялся ботинок из слоновой кожи.
– К сожалению, там только я и мой клеоме, помнишь?
– Ну что ж, тогда увидимся завтра. – Он произнес это таким тоном, что фраза прозвучала скорее как вопрос, который так и остался висеть в воздухе.
В маленькой больнице было пустынно и тихо: ни телефонных звонков, ни повизгивания каталок, ни снующих по коридорам санитаров, ни шума хлопающих дверей.
– Я спрошу, в какое приблизительно время тебя смогут завтра отпустить. А теперь постарайся немного поспать.
Порывистым движением она схватила Мака за руку, сжала ее, чтобы хоть немного приободрить его, и слегка коснулась губами его щеки. Но от прикосновения к упругой и теплой коже с едва показавшейся щетиной, уколовшей ее нежные губы, Сара испытала такое чувство, которое застало ее врасплох. Она резко выпрямилась и отступила от койки. Пробормотав «спокойной ночи», Сара быстро вышла из палаты, уже не ища предлога, чтобы задержаться: сердце ее бешено колотилось. Через час она добралась до ранчо. По деревянным ступенькам поднялась на крыльцо, стараясь удержать в руке две большие плоские коробки с пиццей. Сара неловко стукнула в дверь носком теннисной туфли, ей открыл Майкл.
– Привет, заходите. – Он взял у нее коробки и вежливо посторонился, давая пройти. Его старший брат с еще мокрыми после душа волосами стоял на кухне. Якоб посмотрел на нее немного настороженно. Сара была уверена, что мальчики предпочли бы видеть на ее месте Либби – это имя всплывало всякий раз, когда Маку требовалась помощь, – а не какую-то незнакомку, свалившуюся к ним невесть откуда. В этом возрасте им уже не нужны взрослые, которые следят, почистили они на ночь зубы или нет, поэтому Сара поспешила уверить ребят, что не будет вмешиваться в их личную жизнь.
– Я только хотела привезти вам пиццу. – Она стояла на пороге. – Ваш отец сказал, что вы любите пиццу с пеперони.
Они кивнули и вежливо улыбнулись.
– Я устроюсь на ночь в своем домике. – Она уже повернулась, чтобы уйти. – Но если вам, молодые люди, что-нибудь будет нужно, не стесняйтесь и смело стучите в дверь.
– А вы разве не хотите попробовать пиццу? – спросил Майкл, явно удивленный.
Сара покачала головой.
– Я съела гамбургер в Датч-Крике. Ну что ж, спокойной ночи.
– Но отец велел нам постелить чистые простыни на кровати для гостей, – выпалил Майкл. – И мы даже заменили полотенца в ванной.
– Это было очень мило с вашей стороны, но... – Она еле сдержала улыбку.
– Ну, хотя бы зайдите на чашечку кофе, – предложил Якоб. – Папа велел нам приготовить его для вас. Мы заварили целый кофейник, а Майк и я не любим кофе.
– Спасибо. – Сара шагнула на кухню. – От чашечки кофе я, пожалуй, не откажусь.
Якоб положил коробки с пиццей на большой стол для разделки мяса, а Майкл извлек на поверхность две чашки.
Сара молча налила им обоим по чашечке кофе.
– Ему наложили гипс или обычную повязку? – спросил Майкл, макая в кофе кусочек пиццы.
– Обычный гипс, – заверила она его.
С подозрением в голосе Якоб спросил:
– Он действительно завтра вернется домой? Иногда отец считает нас маленькими детьми и поэтому не все нам рассказывает, чтобы не расстраивать.
– Надеюсь, ему не собираются ампутировать ногу или что-то в этом роде, – добавил Майкл, выуживая из чашки кусочек пеперони, соскользнувший с сыра.
– О, Боже мой, нет, конечно! – Сара так резко поставила чашку на стол, что кофе пролился ей на руку. – Конечно же, нет. – Она вытерла мокрые пальцы о джинсы. – Он ужасно беспокоится о своих ботинках.
– Мы слышали. Все это мы уже слышали, – остановил ее Майкл.
– А в остальном ваш папа в полном порядке. Врачи сказали, что отпустят его домой сразу после обеда. Я съезжу за ним и привезу его сюда... Комната вашего отца наверху?
Мальчики кивнули.
– А комната для гостей, которую вы приготовили для меня?
– Тоже наверху.
– Я тут подумала, что вашему отцу будет тяжело первые дни подниматься по ступенькам. Не могли бы мы соорудить ему кровать где-нибудь внизу?