Племянник чародея
Посвящается семье Килмер
Перевод посвящается В. Ипполитовой
Глава 1.
– Простите, я не знала, – смиренно сказала Полли и помолчала немного, но ей хотелось отвлечь Дигори, и она спросила:
– Неужели мистер Кеттерли сумасшедший?
– Да, – сказал Дигори, – или еще хуже. Он что-то делает в мансарде, тетя Летти меня туда не пускает. Странно, а? Но это еще что! Когда он обращается ко мне за обедом – к ней он и не пробует, – она говорит: «Эндрью, не беспокой ребенка», или «Дигори это ни к чему», или «Дигори, а не поиграть ли тебе в садике?»
– Что же он хочет сказать?
– Не знаю. Он ни разу не договорил. Но и это не все. Один раз, то есть вчера вечером, я проходил мимо лестницы, – ох и противно! – и слышал, что в мансарде кто-то кричит.
– Может быть, он там держит сумасшедшую жену?
– Да, я тоже подумал.
– А может, он печатает деньги?
– А может, он пират, как в «Острове сокровищ», и прячется от прежних друзей…
– Ой, как интересно! – сказала Полли. – Вот не знала, что у вас такой замечательный дом.
– Тебе интересно, – сказал Дигори, – а мне в этом доме ночевать. Лежишь, он крадется к твоей комнате… И глаза у него жуткие.
Так познакомились Полли и Дигори; и поскольку были каникулы, а к морю в тот год никто из них не поехал, они стали видеться почти каждый день.
Приключения их начались потому, что лето было на редкость дождливое. Приходилось сидеть дома, а значит – исследовать дом. Просто удивительно, сколько всего можно найти в доме или в двух соседних домах, если у тебя есть свечка. Полли знала давно, что с ее чердака идет проход, вроде туннеля, с одной стороны – кирпичная стенка, с другой – покатая крыша. Свет проникал туда сквозь черепицу, пола не было, ступать приходилось по балкам. Под ними белела штукатурка, а если станешь на нее, провалишься прямо в комнату. До конца туннеля Полли не ходила, а в начале, сразу за дверцей, устроила что-то вроде пещеры контрабандиста. Она натаскала туда картонных коробок и сидений от сломанных стульев и положила между балками, как бы настлала пол. Там она хранила шкатулку с сокровищами и повесть, которую она писала, и несколько яблок; там любила выпить имбирного лимонада – какая же пещера без пустых бутылок?
Дигори пещера понравилась (повести он не видел), но ему хотелось залезть подальше.
– Интересно, – сказал он, – докуда можно дойти? Дальше твоего дома или нет?
– Дальше, – сказала Полли, – а докуда, не знаю.
– Значит, мы пройдем все дома насквозь.
– Да, – сказала Полли. – Ой!..
– Что такое?
– Мы в них залезем.
– И нас схватят, как воров. Нет уж, благодарю.
– Ох, какой умный! Мы залезем в пустой дом, сразу за твоим.
– А что там такое?
– Да он пустой, папа говорит, там давно никого нету.
– Посмотреть надо, – сказал Дигори. На самом деле боялся он гораздо больше, чем можно было предположить, судя по его тону. Конечно, он подумал, как и вы бы подумали, о том, почему в этом доме никто не живет; подумала об этом и Полли. Никто не сказал слова «привидения», но оба знали, что теперь отступать стыдно.
– Идем? – сказал Дигори.
– Идем, – сказала Полли.
– Не хочешь, не иди, – сказал Дигори.
– Нет, я пойду, – сказала Полли.
– А как мы узнаем, что мы в том доме?
Они решили пойти на чердак и, шагая с балки на балку, отмерять, сколько балок приходится на комнату. Потом они отведут балки четыре на промежуток между чердаком и комнатой служанки, а на саму эту комнату – столько, сколько на чердак. Проделав такое расстояние дважды, можно сказать, что миновал оба дома и дальше идет уже тот, пустой.
– Не думаю, что он совсем пустой, – сказал Дигори.
– А какой же?
– Кто-нибудь там скрывается, а выходит ночью, прикрыв фонарь. Наверное, шайка… жуткие злодеи… они от нас откупятся… Нет, не может дом стоять пустой столько лет. Это какая-то тайна.
– Папа думает, там протекают трубы, – сказала Полли.
– Взрослые всегда думают неинтересное, – сказал Дигори. Теперь, при дневном свете, как-то меньше верилось в привидения – не то что в пещере, при свечах.
Измерив шагами чердак, они записали, что вышло, и у каждого вышло иначе. Как-то они свели результаты воедино, однако я не уверен, что и тут получилось правильно. Слишком хотелось им начать исследование.
– Ступай потише, – сказала Полли, когда они полезли в проход. Ради такого случая каждый взял по свече (у Полли в тайнике их было много).
Проход был пыльным, и темным, и холодным. Полли и Дигори ступали с балки на балку молча, только иногда шептали: «Теперь твой чердак», или: «Наш дом мы почти прошли». Они не споткнулись ни разу, и свечи у них не погасли, и дверцы в кирпичной стене они достигли, только на ней, конечно, не было ручки, потому что никто не входил в нее снаружи. Однако внутри ручка была, а снаружи торчал шпенек (такой бывает внутри шкафа).
– Повернуть его? – спросил Дигори.
– Если ты не боишься, – сказала Полли, – а то я поверну.
Обоим стало жутковато, но отступать было поздно. Дигори не без труда повернул шпенек. Дверь распахнулась, и солнечный свет ослепил их. Потом, к большому своему удивлению, они увидели, что перед ними не пустой чердак, а простая, хотя и пустоватая комната. Ведомая непреодолимым любопытством, Полли задула свечу и ступила туда бесшумно, словно мышь.
Конечно, потолок здесь был скошен, но мебель стояла самая обычная. Стены не были видны из-под книжных полок, всплошную уставленных книгами, в камине горел огонь (вы помните, лето было холодное), а перед камином, спинкой к ним, стояло высокое кресло. Между креслом и Полли, посреди комнаты, стоял очень большой стол, а на нем были книги, блокноты, чернильницы, перья, сургуч и микроскоп. Но прежде всего в глаза бросался ярко-алый деревянный поднос, на котором лежали кольца. Разложены они были по два – желтое и зеленое, потом промежуток, потом еще одно желтое и еще одно зеленое. Размера они были обычного, но сверкали ослепительно. Вы и представить себе не можете, как дивно они сверкали. Если бы Полли была помладше, ей бы захотелось сунуть одно из них в рот.
В комнате было так тихо, что Полли сразу услышала тиканье часов. И все-таки тихо было не совсем: где-то что-то гудело. Если бы тогда уже изобрели пылесос, Полли подумала бы, что это он и работает за несколько комнат и этажей отсюда. Но звук был приятней, чем у пылесоса, и очень, очень тихий.
– Иди, тут никого нет, – сказала она, и грязный Дигори, моргая, вышел из прохода (грязной, конечно, стала и Полли).
– Было чего лезть! – сказал он. – Совсем он не пустой. Давай уйдем, пока они не вернулись.
– Как ты думаешь, кто здесь живет? – спросила Полли, указывая на зеленые и желтые кольца.
– А, какое нам дело! – сказал Дигори. – Давай… – Но фразы он не кончил. Кресло с высокой спинкой, стоявшее перед камином, задвигалось, а из-за него, как в пантомиме, вылез жуткий дядя Эндрью. Они были не в пустом доме, они были в доме Дигори, да еще и в заповедной мансарде! Дети хором выговорили «О-о-ой!» Теперь обоим казалось, что иначе и быть не могло, слишком мало они прошли.
Дядя Эндрью был очень высоким и тощим, длиннолицым, остроносым, с необычайно блестящими глазами и седыми взъерошенными волосами. Сейчас он казался гораздо страшнее, чем обычно. Дигори просто говорить не мог. Полли испугалась меньше, но и ей стало не по себе, когда дядя Эндрью молча прошел к дверям и запер их на ключ. После этого он повернулся к детям, взглянул на них сверкающими глазами и обнажил в улыбке острые зубы.
– Ну вот! – сказал он. – Теперь моя дура-сестрица до вас не доберется.
Просто не верилось, что от взрослых можно такого ожидать. Полли ужасно испугалась, и оба они с Дигори попятились к дверце, в которую вошли; но дядя обогнал их – он запер и ее, а вдобавок встал перед нею. Потом он потер руки так, что пальцы затрещали (пальцы у него были длинные и белые).
– Счастлив вас видеть, – сказал он. – Двое деток – именно то, что мне нужно.
– Мистер Кеттерли, – сказала Полли, – мне пора обедать, меня ждут дома. Отпустите нас, пожалуйста!..
– Со временем, со временем, – сказал дядя Эндрью. – Нельзя упускать такой случай. Мне не хватало именно двух деток. Понимаете, я ставлю небывалый, великий опыт. С морской свинкой как будто бы получилось. Но свинка ничего не расскажет. Да ей и не объяснишь, как вернуться.
– Дядя, – сказал Дигори, – обедать и правда пора, сейчас нас станут искать. Вы должны отпустить…
– Должен? – спросил дядя Эндрью.
Дигори и Полли переглянулись. Говорить они не смели, но взгляды их значили: «Ужас какой!» и «Надо его умаслить».
– Если вы нас выпустите, – сказала Полли, – мы придем после обеда.
– Кто вас знает? – сказал дядя Эндрью и хитро усмехнулся. Но тут же передумал.
– Хорошо, – проговорил он, – надо, так надо. На что таким детям старый, скучный человек!.. – Он вздохнул. – Если бы вы знали, как мне бывает одиноко. Да что там… Идите, обедайте. Только сперва я вам кое-что подарю. Не каждый день у меня бывают маленькие девочки, особенно – такие милые…
Полли подумала, что он не такой уж и сумасшедший.
– Хочешь колечко, душечка? – спросил ее дядя Эндрью.
– Желтое или зеленое? – спросила она. – Какая прелесть!
– Нет, не зеленое, – сказал дядя. – Мне очень жаль, но зеленое я дать не могу. А желтое – с удовольствием. Бери и носи на здоровье. Ну, бери!
Полли больше не боялась, дядя был совсем не сумасшедший, а кольца и впрямь прелестны. Она подошла к столу.
– Смотрите-ка! – сказала она. – Гудит и гудит, как будто сами кольца.
– Какая странная мысль! – сказал дядя и засмеялся. Смех был вполне естественный, однако Дигори не понравилось слишком бодрое, чуть ли не алчное выражение дядиных глаз.
– Полли, не бери! – крикнул он – Не трогай!
Но было поздно. Он еще говорил, когда Полли коснулась одного кольца – и сразу же, без звука, исчезла. Дигори и его дядя остались одни.
Глава 2.
ДИГОРИ И ЕГО ДЯДЯ
Случилось это так неожиданно, и было настолько страшнее всего, даже кошмара, что Дигори вскрикнул. Дядя Эндрью зажал ему рот рукой, прошипел: «Не смей!», и прибавил помягче: «Не шуми, твоя мама услышит. Разве можно ее пугать?»
Дигори говорил потом, что его просто затошнило от такой подлой уловки. Но, конечно, кричать он больше не стал.
– То-то, – сказал дядя. – Ничего не поделаешь, каждый бы удивился. Я и сам удивился вчера, когда исчезла свинка.
– Это вы и кричали? – спросил Дигори.
– Ах, ты слышал? Ты что, следил за мной?
– Нет, – сердито сказал Дигори. – Вы объясните, что с Полли!
– Поздравь меня, мой мальчик, – сказал дядя Эндрью, потирая руки. – Опыт удался. Девочка исчезла… сгинула… в этом мире ее нет.
– Что вы с ней сделали?!
– Послал… э… в другое место.
– Не понимаю, – сказал Дигори.
Дядя Эндрью опустился в кресло и сказал:
– Что ж, я тебе объясню. Ты слышал когда-нибудь о мисс Ле Фэй?
– Она наша двоюродная бабушка? – припомнил Дигори.
– Не совсем, – сказал дядя Эндрью, – она моя крестная. Вон ее портрет, посмотри.
Дигори посмотрел и увидел на выцветшей фотографии старую даму в чепце. Теперь он вспомнил, что такой же портрет видел еще дома, в комоде, и спросил маму, кто это, и мама почему-то замялась. Лицо было неприятное, но кто его знает, на этих старинных фотографиях…
– Кажется… кажется, она была… не совсем хорошая? – спросил он.
– Ну, – отвечал дядя Эндрью, – это зависит от того, что называть хорошим. Люди узко мыслят, мой друг. Да, странности у нее были. Бывали и чудачества. Иначе ее не поместили бы… сам понимаешь, куда.
– В сумасшедший дом?
– Нет, нет, нет! – дядя был шокирован. – Ничего подобного! В тюрьму.
– Ой! – сказал Дигори. – А за что?
– Бедная женщина! – со вздохом проговорил дядя. – Не хватило благоразумия… То, понимаешь, се… Но не будем в это вдаваться. Ко мне она всегда была добра.
– Да при чем тут это! – вскричал Дигори. – Где Полли?
– Все в свое время, мой друг, – сказал дядя. – Мисс Ле Фэй выпустили. Я был из тех немногих, кого она еще принимала. Видишь ли, ее стали раздражать ординарные, скучные люди. Собственно, они раздражают и меня. Кроме того у нас с ней были общие интересы. За несколько дней до смерти она велела мне открыть тайничок в ее шкафу и принести ей маленькую шкатулку. Как только я эту шкатулку тронул, я почувствовал – да, просто пальцами – что в моих руках огромная тайна. Когда я принес, она отдала мне ее и приказала, не открывая, сжечь сразу после ее смерти с определенными предосторожностями. Конечно, я этого не сделал.
– И очень плохо, – сказал Дигори.
– Плохо? – удивился дядя. – А, понимаю! По-твоему, надо выполнять обещания. Резонно, резонно, вот ты и выполняй. Но, сам посуди, такие правила хороши для слуг, для детей, для женщин, вообще для людей, но не для великих ученых, мыслителей и мудрецов. Нет, Дигори. Те, кто причастен к тайной мудрости, свободны и от мещанских правил, и от мещанских радостей. Судьба наша, мой мальчик, возвышенна и необычна. Удел наш высок, мы одиноки…
Он вздохнул с такой благородной, такой таинственной печалью, что Дигори целую секунду сочувствовал ему. Но тут он вспомнил, какими были дядины глаза, когда он предлагал Полли кольцо, и подумал: «Ага, это значит, что он может делать все, что ему угодно!..»
– Конечно, шкатулку я открыл не сразу, – продолжал дядя. – Я опасался, нет ли в ней чего-нибудь… нежелательного. Моя крестная была чрезвычайно своеобразной дамой. Собственно, она последняя из смертных, в ком текла кровь фей. Сама она еще застала двух таких женщин – герцогиню и поденщицу. Ты, Дигори, беседуешь с последним человеком, у которого была фея-крестная. Будет что вспоминать в старости, мой мальчик!
«Ведьма она, а не фея!» – подумал Дигори и снова спросил:
– А где же Полли?
– Какой ты нетерпеливый! – сказал дядя. – Разве в этом дело? Сперва, конечно, я осмотрел шкатулку. Она была очень старинная. Я сразу понял, что это не Греция, не Египет, не Вавилон, и не страна хеттов, даже не Китай. Она была древнее всех этих стран. Наконец, в один поистине великий день, я догадался, что сделана она в Атлантиде, то есть – на много веков раньше, чем каменные штуки, которые выкапывают в Европе. Да, это вам не грубый топор! Еще на заре времен в Атлантиде были дворцы, и храмы, и ученые.