Самка, высоко подпрыгивая от клокотавшей в ней ярости, бежала прямиком к рубиновой скале.
«Хозяин!» - позвал Малгелендорф. Ответа не было.
Внимание Хозяина по-прежнему было сконцентрировано на колдуне, оставшемся где-то далеко в горах. Малгелендорф смутно чувствовал, что там происходят какие-то пульсации Силы. Что пытается сделать колдун? Напасть? Подготовиться к предстоящему бою? Закрыться от слежки и уйти? Что бы это ни было, Малгелендорф был уверен - Хозяин пресечет в корне любую серьезную попытку изменить установившийся баланс.
Самка неуклонно приближалась. Надо было что-то делать. Обратиться в бегство Малгелендорф не мог если все это время колдун готовился к какому-то ответному воздействию, покидать пределы красной скалы равносильно самоубийству. Хозяину он больше не интересен, и поэтому на его защиту Малгелендорф не может больше рассчитывать. Все, что ему нужно - это оставаться поблизости от скалы до тех пор, пока колдуна не схватят. Но самка…
«От этой бешеной сучки можно ожидать всего, чего угодно», - подумал Малгелендорф, лихорадочно оглядываясь в поисках места, где можно было бы спрятаться. Но никакого подходящего укрытия поблизости не наблюдалось. Да и самка его уже заметила. Если ей приспичит напасть на пего, никакие укрытия не спасут.
Оп попытался рассчитать направление ее движения с тем, чтобы в тот момент, когда самка будет пробегать мимо, оказаться на максимальном от нее расстоянии… например, с другой стороны рубинового утеса. Но, стоило ему переместиться, как она тоже поменяла направление движения, и Малгелендорф обреченно осознал, что эта обезумевшая гадина охотится именно за ним. Облик змеекошки, в котором он находился в данный момент, как нельзя лучше подходил для битвы, но Малгелендорф, сдвинув костяные пластины, дополнительно укрепил броню на шее, груди, плечах и передних ланах. Подобная частичная трансформация существенно снизила бы его скорость, вздумай он обратиться в бегство, но устраивать сегодня еще одни гонки не входило в планы демона. Лучше пожертвовать скоростью, укрепив броню - эти бешеные сучки обожают лупить хвостом с ядовитым жалом куда ни попадя.
Как только она оказалась на расстоянии прыжка, она его совершила, выгнувшись дугой и распрямляясь в воздухе, как пружина. Сцепившись, два демона покатились по камням, кусая, разрывая когтями и жаля друг друга. Сильным пинком задних ног Малгелендорфу удалось отбросить от себя самку. Демоница перекувырнулась в воздухе и, клацнув когтями по камням, мягко опустилась на все семь - включая хвост - конечностей. Они закружились друг вокруг друга.
Малгелендорф был удивлен. Обычно самки не делали никаких пауз между атаками. Они бездумно вступали в бой и переставали нападать только будучи разорванными на пять-шесть частей. Эта охотница вела себя совершенно нетипично. Она дралась с яростью, естественной для самки гьянгеншайна, но - и это стало ясно с первых секунд боя - она нападала так, как будто бы в первый раз охотилась в пустыне. Как будто бы сама еще не понимала толком, на что способна.
«Домашняя зверушка кого-нибудь из соседних Хозяев?» - предположил Малгелендорф.
Сучка быстро оглянулась. Заметив движение ее головы, Малгелендорф отчетливо осознал, что на этот раз он выйдет победителем. Целью самки являлся не только он, но и что-то еще. Это обстоятельство вкупе с неопытностью нападающей почти гарантировало ему победу в поединке. Он никогда не слышал, чтобы самка гьянгеншайна сосредотачивалась на двух вещах сразу (а тем более - во время боя). Это им совершенно несвойственно. Наверняка, идя вразрез с собственной природой, она тратит на несвойственный ей процесс мышления огромное количество внутренних сил. А раз так, он уже почти победил… Малгелендорф прижался к земле, готовясь к прыжку.
А раз так, он уже почти победил… Малгелендорф прижался к земле, готовясь к прыжку.
Самка внезапно сорвалась с места и понеслась к рубиновой скале. Может быть, если бы он прыгнул сразу, все было бы иначе… Но он помедлил из-за странного ощущения: ему вдруг показалось, что самочка ему каким-то образом знакома… что будто бы где-то он ее уже видел… но где - он никак не мог вспомнить. В ней было что-то легкоузнаваемое и вместе с тем - совершенно незнакомое; если бы у Малгелендорфа спросили, где он мог бы встретить эту глупую юную красотку, то он, скорее всего, по здравом размышлении пришел бы к выводу, что никогда прежде ее не видел и видеть не мог.
За миг до того, как он обрушился на нее в затяжном прыжке, самка схватила черный посох, о котором Малгелендорф давно забыл и за сохранность которого совершенно не беспокоился - потому что только полный идиот станет без серьезной причины хватать вещь, наделенную чужим тэнгамом.
Они снова покатились по земле, но Малгелендорф впился в спину самки крепко, всеми шестью лапами, хвостом и зубами и отпускать не собирался. Каким-то образом ей удалось частично вывернуться, но для нее бой был проигран, это было уже ясно - рваные раны, нанесенные когтями Малгелендорфа плюс то количество яда, которое ему удалось вкачать в нее, очень скоро должны были совершенно ее обессилить. Кроме того, в двух передних лапах самка по-прежнему продолжала сжимать подхваченный с земли черный посох.
- Скайлагга, - отчетливо произнесла она. «Сучка!..» - успел подумать Малгелендорф в тот миг, когда колдовское оружие принимало новые очертания. Вытащить когти из тела самки и обратиться в бегство он уже не успел. В воздухе мелькнуло что-то гибкое и острое, слишком стремительное даже для глаз гьянгеншайна. Парализующий импульс. вошедший в тело Малгелендорфа, был настолько силен, что он почти сразу потерял контроль над собственными мышцами. Содрогаясь в конвульсиях, Малгелендорф скукоживался, сжимался в комок беспомощной плоти, выставляя вовне ставшие торчком костяные пластины… Слишком ненадежная защита, чтобы на нее всерьез можно было полагаться… Сознание тонуло во тьме. Самка высвободилась из его когтей и вцепилась ему в глотку. По началу она неумело захватывала больше, чем могла за раз перекусить или разорвать, но быстро освоилась. Малгелендорф почувствовал, как влага пропитывает его кожу и землю под ним… почувствовал, как воздух касается его внутренностей… Вскрыв ему брюхо и грудную клетку, оставив голову висеть на узком лоскутке кожи, самка подхватила посох и побежала обратно.
Но Малгелендорф этого уже не видел.
***
…Обратный путь был труднее всего. Поединок забрал все силы. Она потеряла слишком много крови. Из-за огромно и дозы яда ее сознание мутилось, а мышцы стали вялыми и непослушными.
И все-таки Эльга продолжала бежать. Почему? Она не могла ответить на этот вопрос. Впрочем, она его себе и не задавала. Были вещи, происхождения которых она не понимала и не могла объяснить - к примеру, бесконечность неба над ее головой. Или необходимость доставить Скайлаггу в определенное место.
Но дело - она смутно осознавала это - было не только в яде или большой потери крови. Она чувствовала себя полностью истощенной. Что-то в ней подходило к концу. С каждым новым шагом частичка жизни, казалось, покидала ее. В каком-то смысле она была уже мертва, потому что не ощущала больше ни ярости, ни жажды убийства. Вскоре Эльгу начало знобить и она перешла с бега на шаг. Окружающий мир тонул во тьме. На каком-то уровне сознания она понимала (хотя и не могла выразить это знание словами), что у нее не хватает энергии для того, чтобы поддерживать мир в целостном состоянии.
Она прошла большую часть пути, прежде чем силы окончательно оставили ее.