Да, надо сказать, зыган не пожопился… Интересно, че он там про мою аджну-баха болтал, правда-нет ли? Блин, ежели правда, то эти симпатичные штучки я сам поновлять смогу. Классно бы. Ладно, сначало дельце изладим…
Марат удовлетворенно собрал артефакты и спрятал узелок за пазухой. Грех с таким обеспечением не сработать, да… Все равно, что если бы для исполнения заказанного человечка ядреный гриб тебе бы заказчик подогнал.
Оставалась самая простая, она же самая сложная часть - выход и внедрение, с их предварительной информационной подготовкой. Свистнув полового, испуганно затрясшего башкой - типа скоро уже, вот-вот сготовят! и успокоив - не о том, типа, речь, Марат зарядил его за деловой газетой - нельзя лажануться в базаре за торговые штучки.
…Так, биржа, ага, чем банчим-то… Масло, масло, масло… Одно масло… И все масляные дома - гляди-ка, одни йоббиты да эльфы в правлениях. Ну, это везде так; чем там еще край славен? Немножко воинского припасу… Хотя как "немножко" - вона че, перешибают ляпоту-то эльфам, перешибают. Чревато это дело, как не боятся… Так, по мануфактуре один сяньский да османский ввоз - самим лень, видать. Оба-на! Половина жрачки из-за бугра! Хотя… - Марат вспомнил виденную по дороге картину - океан грязи без дорог. - Не больно-то и удивительно… Перешел к финансовому разделу…Ну-ну. Дело Хавроди живет и крепнет… Конечно, той, времен Смуты, беззастенчивой вакханалии азарта уже нет - разве что оставленные для антуражу мелкие фармазонщики,…вон, глико-ся: Дурекс, спред пять пипсов, плечо до Луны… Без проскальзывания, надо же… Однако развлекались на старинный оркский манер немногие менялы - основная масса игроков и денег старательно возводила трубу, собирающую с рынка всю пенку и улетавшую куда-то туда. Вот так, именно "туда" - никто не мог конкретнее определить то место, где пропитывает собой землю оркская пенка, а потому базарить об этих абстракциях немного в падлу. В цене конкретика - подвел к трубе, та вдохнула; пока летит - откусываешь. Много откусил - молодец, мало - лошина березовый; лох - это "дырка" по йоббитски, дырка ты, значит… Вообще, финансовое наречие - как блатная музыка, не поймешь, где одно началось, а другое кончилось.
Прервавшись для приема сготовившейся пищи, Марат забил исфаханского и продолжил, уже пытаясь очертить круг возможных клиентов. Наконец, неопределенно хмыкнув, достал акинавца и высек из газетного листа колонку набранных петитом объяв.
– Эй, ряз-занския-я, счет давай! И ступай на улицу, извозчика смекни…
Седок попался хоть куда. Намотал изрядно, только по не очень хорошим местам - то шалман на Хырышавке, то мусарня в Брытееве, даже в известную всей Мусорскве нехорошую кофейню на Дверской заезжал. Один раз даже напугал - где-то в Шмарьинских переулках соскочил вдруг, да в проходняк! Но не успел извозчик толком расстроиться, как седок вернулся с каким-то маленьким узелком, сопровождаемый истошным визгом из подворотни. Влез, приказал в центр, где и расплатился не торгуясь.
На Шекельинке, в паре кварталов от Общака, с извозчика спрыгнул не больно характерный для этих чинных кварталов господин. Приземлившись с блатной присядочкой, господин радостно ухмыльнулся, словно вспомнив что-то хорошее, и тем же развинченым блатным переборчиком шуганул цокавшую по панели барышню. Барышня ойкнула и резво застучала по доскам панели, а господин гнусаво пропел:
Соба-ацка лаял-ла,
На дядю фр-раера!
Вертляво обернувшись, проводил барышню утрированно сальным взглядом, дернулся было закинуть за плечо отсутствующий шарф, но не нашел его и отчего-то расхохотался.
Жизнерадостно улыбаясь, господин взошел на крыльцо огромного доходного дома, сдающегося под конторы мелким финансовым домам, окатив хищным взглядом куривших на крыльце юных напомаженых брюкеров. Брюкеры машинально втянули головы в плечи и посторонились.
Едва за господином захлопнулась дверь, и головы непонятно чем напуганных йоббитов начали возвращаться в исходное, как из двери высунулся тот же человек, и с озорной улыбкой приветливо обратился к брюкерам:
– Господа йоббиты! Вам кто-нибудь сегодня говорил, что вы очень симпатичные молодые люди?!
Ошарашенные брюкеры переглянулись и растерянно молчали, впав в некое подобие транса.
– А у братвы в палатках дедушки сморщеные отдуваются…- еще шире улыбаясь, пробормотал под нос человек непонятную фразу, подмигнул и скрылся.
Дверь уже зверски солидного, но пока не слишком большого меняльного дома "Шнырер, Стырер и Крысевич" распахнулась от бесцеремонного… слава Кул-Тху, хоть не пинка! - раздраженно набрала стервозности секретарша, длинная крашеная нежить из Лапландии, Карелии или еще откуда-то с севера, приготовившись заземлить нахала. В еще вибрирующих дверях показался…нифигассе… человек! А ниче, симпампоша, еще б не хмурился. Только вот ворот расстегнут, почему без крыла?… В изумлении выпучив глаза, человек воззрился на лярву, делая совершенно ничем не прикрытую стойку. Порозовевшая нежить аж проглотила отрепетированную осадку "вас ждут?", и судорожно вспоминала свое последнее отражение.
– Девушка! Я не стану катать вату и заявляю вам прямо - наконец-то! Я нашел - это вы! Ваша истинно северная красота - такая неожиданность в этой вульгарной, торгашеской Мусорскве! Настаиваю на ужине, и немедленно! Собирайтесь! Я пока быстренько перетру со Шнырером. У себя он? Кстати, я угадал - вы Брунгильда! Да? И вы из Бергена! - восторженно проорал человек, подходя, присаживаясь на стол и нежно овладевая холодной лапкой лярвы.
– Да. - растеряно ответила Ыпстигнея из Блаблагого, краснея сверх предельного для нежити уровня. - Как вы догадались…
– Породу не спрячешь! Шнырер, спрашиваю, здесь? - на полпути к двери обернулся галантный господин.
– У..у с-себя.
Глава финансового дома Бэмцыон Мыцаакович Шнырер почти успел затянуть крыло на расхлябаном ввиду духоты воротничке. Заслышав в приемной необычно шумного посетителя, он решил, что снова явился пожарный, вымогать на опохмел души…Илахим, да когда ж их, наконец, урезонят, а?! О, он еще и к Ипсочке пристает! Нет, я ему сейчас выскажу… Однако вместо Ипсочки с докладом в дверь ввалился тип такой характерной наружности, что руки Бэмцыона Мыцааковича замерли на крыле, а завтрак, обдав холодом прямую кишку, нехорошо сгрудился у самого сфинктера. Бесстрастно мазнув мертвыми глазами по Шныреру, человек расслаблено прошел к столу, выдернул из-под стола для совещаний посетительское кресло и подсел прямо к хозяину кабинета. Удобно устроившись, человек неторопливо потянулся к замершему финансисту, и сильно шлепнул его по колену, изображая радостную улыбку при том же мертвящем взоре:
– Здорово, раф Шнырер! Да погоди давиться, в доме таки радость! Я ж приехал, гостинца тебе из глубины Шыбирских руд притаранил, э!
– К-к-акого г-гостинца?.. - выдавил Бэмцыон Мыцаакович, пытаясь куда-нибудь пристроить дрожащие руки.
– Да погоди, Быня, с гостинцами. Прям дите малое, гостинчика ему…
– А в-вы, извиняюсь,…в связи с чем? - решился наконец Бэмцыон Мыцаакович. Надо отдать ему должное - он был довольно смелым для йоббита.
– Обан-сон! - искренне удивился посетитель. - Вы че тут, дети мои, не помните, на чьем асфальте колоситесь? Вроде ненадолго я в Дом Родной подымался…
Бэмцыон Мыцаакович дураком никогда не был, и быстро смекнул про "на чьем асфальте". Ситуация, наконец, приобрела некое подобие плановой смены кровли…Похоже, мягкую кровлю вытесняет та, что пожестче…- решил Шнырер. -…Надо бы избежать пересмотра тарифов; может, даже и снизить. Эх, за что мусарне плачу - ни новостей, ни обстановки, ничего!..