Он не мог допустить такого провала по его вине. Вот откуда злость. Зло на самого себя.
– Ну раз так, значит нужно включаться, – бодро сказал Петр сам себе, прислушиваясь не отзовется ли Павел Васильевич. – Нужно исправлять положение, – но тесть молчал.
Петр болезненно усмехнулся, скривив разбитые губы: тесть был несгибаемым коммунистом, каким впоследствии стал он сам, чего от себя не ожидал. Он пошевелился на кровати, проверил, что ноги привязаны полотенцем к спинке крепко, а руки прикованы к раме надежно. Домушники очевидно неплохо разработали его образ жизни, знали об одиночестве и уединенности, поэтому не стали убивать, оставили умирать от голода. Петр сжал пальцы в кулаки и разжал. Наручники обхватывали кисти плотно. Приподнял голову и, в сером свете зарождающегося утра, рассмотрел, что браслеты были сталинские, черные, а не белые, из нержавейки. Ему это понравилось. Петру нравились вещи сработанные в прошлом. Они были надежнее и крепче тех, что делают сегодня.
Напружинив застоявшиеся мышцы, он пододвинулся бедром к правой руке и кое-как улегся ягодицей на большой палец, плотно прижав его к железной раме. Прикрыл глаза и расслабившись внутренне, отпустил все мышцы, ставшие вялыми, как тряпки. Медленно и осторожно Петр стал подтягивать правую кисть вверх, вытаскивая большой палец из сустава. Промучившись минут десять, услышал характерный щелчок – палец выскочил из сустава, сразу же уменьшив ширину кисти.
– Давно не тренировался, – с сожалением пробормотал Петр и начал осторожно с вращением вытаскивать сузившуюся кисть из обхвата наручников.
Обдирая кожу, освободил руку из капкана и довольный собой, усмехнулся. Поднес ее к лицу, осмотрел задиры кожи, капающую на рубашку кровь и точным движением хрустнув пальцем, вставил его в сустав.
– Чебурашки, – ласково буркнул Петр, и уселся на кровати, качнувшись на пружинах. Развязал одной рукой полотенце, освободил ноги и потащил кровать прикованной к ней левой рукой к столу, из ящика которого достал универсальную отмычку, похожую на плоское шило с деревянной ручкой.
– Чебурашки! – сейчас он обругал грабителей: – Ничего-то не соображают в спецприспособлениях. Они должны быть очень простыми, похожими на бытовые предметы, – повторил Петр наставления инструктора-хохла.
Нащупывая отмычкой язычок замка наручников, Петр заученно бормотал любимую присказку учителя:
– Вы нажимаете на спуск, освобождаете курок, который бьет по бойку, а боек по капсюлю. Гремучая ртуть воспламеняется в капсюле и поджигает порох в патроне, который превращается в горячий газ, давящий всей своей силой на днище патрона. И пуля по-пэ-рла по каналу ствола…
Разговаривая сам с собой, он освободил вторую руку, отстегнул наручники от кровати и внимательно их осмотрел. Да, это были старые браслеты, сталинские, вороненые. У замка, с внутренней стороны, нашел цифры: 1936 г. «И откуда достали?..» Они ему понравились. Решил, что скоро придется их использовать.
Прошелся по комнате, помахал руками, разгоняя застоявшуюся кровь. Взялся за покрашенный зеленой краской табурет стоявший в углу между столом и окном. Он был сварганен из железа и весил сорок пять килограммов. Петр поднимал этот снаряд каждый день: утром и вечером. Позанимавшись, бережно поставил на место.
Умылся. Сменил рубашку и брюки: надел спортивные адидасовские штаны и ветровку. Присел около тайника у порога, отодрал приклеенный линолеум, вырвал несколько затертых паркетин из пазов. Сунул руку в ящик под полом, извлек ствол-авторучку, похожий затворным рычагом на дверной шпингалет. Вытащил из коробки газовый патрон, зарядил.
Эту систему «Черемухи» когда-то списали с вооружения в МВД. Он прихватил одну.
А к ней несколько пачек длинненьких патронов, похожих на ревнагановские. Но не все они были со слезоточивым газом. Случайно обнаружил в канцелярии инструкцию о маркировке патронов, где говорилось, что индекс «Z» на латуни означает нервно-паралитическую начинку. Так что у него оказались заряды не только с противным запахом горелой целлулоидной пленки, слезоточивые, но и с запахом фисташек, который был у зарина. А это уже не парализатор – смерть. Или психический сдвиг у атакуемого: от зарина в малых дозах едет крыша.
Петр похвалил себя за то, что сохранил рабочий инструмент. У него было пристрастие к оружию, но огнестрельное он не оставил. Считал, что не может поступить аморально, если существует запрет на хранение огнестрельного оружия. А вот насчет спецвооружения никаких запретов не было. Потому что его не могли иметь люди, не причастные к спецслужбам.
Вытащил на свет полиэтиленовый пакет, где лежал обычный перочинный нож. Не совсем обычный, конечно. Он был и ножом и метательным устройством для стрел с ядовитым наконечником. Из другого пакета извлек самодельный электрошокер. Их было два: один у него, другой у Сереги, пока того не ликвидировали. Узнав о гибели друга, Петр выкрал его электрошокер из отдела криминалистики, и уничтожил.
Он вспомнил, как Сергей предложил ему сделать убойные перчатки, для обоих. Сначала Петр не поверил, что такое возможно. Но позже осознал их преимущество, перед другими инструментами, после того, как Сергей ликвидировал ими третьего секретаря обкома, помешавшего кому-то наверху.
Устройство их было простейшим. Шесть круглых батареек, миниатюрные японские электролитические конденсаторы, транзисторный триггер, создающий переменный ток, катушка зажигания, от мопеда. У Сергея вместо катушки был приделан выходной строчный трансформатор от телевизора.
Высоковольтные провода от бобины прикреплялись к сплетенным из золотой проволоки перчаткам. Металлические перчатки были одеты на кожаные, а те в свою очередь они с Серегой наклеили на хирургические из резины, чтобы изолировать себя от тока.
Петр с удовольствием любовался страшными игрушками и рассовывал их по карманам. Внутри у него потеплело от предвкушения работы. И он понял: ему не хватало именно действия. И главное, появился объект, против которого можно направить свое умение. Он предчувствовал, что за ограблением стоит кто-то опасный, знавший его раньше. Только зря этот умник списал его со счетов. Поторопился…
– Дурашка, – почти нежно пропел Петр: – Позарился на никчемные железяки, на монеты, – он вновь прислушался к себе изнутри. Но тесть не отзывался.
– Притаился, старый пень, – усмехнулся Петр. – Не нравиться?.. Гуманизму хочешь… – Ему стало смешно, и он хохотнул: – Вот мы и дадим им немного гуманизму от исторического материализму.
А с самого дна тайника Петр бережно вытащил доску обвернутую черным бархатом. На ней в углублениях лежали монеты, которые представляли огромную ценность и не только для нумизматов. Старые, потертые и не из драгметаллов. Но Петр знал, что таких монет в мире всего несколько штук. А может быть некоторые из них единственные и принадлежат ему.
Каким образом это сокровище попало в его коллекцию, Петр старался не вспоминать. Бывшие их владельцы все равно мертвы и им не нужны никакие материальные вещи, даже если жизнь после смерти возможна.
Он вспомнил, как забрел в библиотеку, посмотреть книги по нумизматике, и попал на лекцию, где какие-то растрепы вещали, что жизнь после смерти не кончается, а переходит из одного состояния в другое. Петр этому заявлению очень удивился и даже задумался. Но ненадолго. Старался не загружаться насчет того, что может быть потом. Если эти чокнутые правы, то ему уже давно приготовили место в аду.