Предвидя тяжкие лишения и невзгоды, кормщик старался сохранить здоровье людей. Каждый день готовили горячую пищу, печь топили обломками погибших кочей. Мореходы разделились на две половины: одна спала на коче в теплой каморе, другая снаружи, укрываясь одеялами и парусиной. Каждую ночь люди менялись местами.
Степан Гурьев думал об одном: как с малыми потерями провести зиму на необитаемом острове. Наступал сентябрь, надеяться на скорое возвращение домой не приходилось. На десятый день ветер стих, и льды расползлись. Появились разводья, их делалось все больше и больше. Но мореходы выжидали, боясь потерять последний коч. Запасы харчей сильно поубавились — осталась меньшая половина.
Наконец пришло удобное время. Разводей стало много, они проглядывались до самого острова. Мореходы спустили со льдины свой коч и до острова Надежды шли под веслами. Позади поспешал уцелевший карбас. Степан Гурьев, посоветовавшись с кормщиками, решил идти к северной оконечности острова. Там остался годный для жилья просторный дом, поставленный летом.
Высадились мореходы на берег благополучно и сразу выволокли на песок свой единственный коч. Карбас завели до холодов в небольшой заливчик, образованный устьем реки.
Несколько дней готовили дом к зимовью. Проверили конопатку, закончили кровлю. Развалили выгородку, что соорудили для себя англичане. Построили по стенам широкие полати.
Дементий Денежкин со своими мореходами собирали плавник. Бревна пилили, рубили и дрова складывали в поленницы. Баня была готова. Мореходы решили пристроить к избе просторные сени, благо плавника на берегу было достаточно.
Лучшие охотники добывали оленей, и вся артель кормилась свежим душистым мясом. Ловили рыбу в озерах. Два морехода вываривали соль из морской воды, чтобы впрок заготовить и рыбу и оленье мясо. Богдан Лучков оказался скорняком и принялся выделывать оленьи шкуры. Нашлись и хорошие бондари среди мореходов. Они обещали к зиме сделать десятка два больших бочек. А старик Семен Юшков взялся заготовить особую траву, произраставшую кое-где на острове. Поморы знали, что трава эта излечивает цингу, самую страшную болезнь на зимовке.
Словом, когда много народа, дела идут быстро и весело. Но Степан Гурьев понимал, сколько нужно заготовить съестного в запас на такую ораву людей.
Прошло несколько дней, жизнь понемногу входила в привычное русло. Степан Гурьев объявил, что артель может промышлять для себя, а не для хозяина. Все, что добудут мореходы на острове, пойдет в общий котел и будет разделено по паям, кто сколько заслужил. Промысел можно оставить на острове, а в следующие годы прийти за ним на лодье или коче.
Снова наступили солнечные дни. Потянули южные ветры. Снег, выпавший на острове во время неудачного похода, растаял. Плавучий лед исчез и притаился где-то далеко на севере. Море сделалось тихим и гладким, как шелк. Часто приходили туманы. Они окутывали остров плотным, непроницаемым покрывалом. В двух шагах ничего не видно. Туман глушил и звуки. Мореходы боялись выходить из дома. Можно столкнуться с медведем и попасть к нему в лапы. И заблудиться в тумане легко, погибнешь, блуждая около дома.
Дни быстро уменьшались, надвигалось темное время.
Степан Гурьев сидел у берега на куче плавника и, задумавшись, смотрел на бескрайние морские просторы. Над головой резко вскрикивали чайки. Шел прилив, тихо всплескивалось море, приближаясь к ногам Степана. Шум моря убаюкивал. Сквозь дрему Степан услышал чьи-то шаги по скрипящей осыпающейся гальке. Он поднял голову и увидел братьев Мясных.
Никандр после убийства жены Степана Анфисы был жестоко избит мореходами и едва выжил. Сейчас он ходил, тяжело дыша, опираясь на палку, как старик. Вместо левого газа кровавилась рана.
— Степан Елисеевич, — сказал Фома, — что мыслишь с нами делать?
— Твой брат убил Анфису, — тяжело вздохнул Степан, — и должен ответить по закону. А кроме того, вы оба виноваты в том, что привели сюда аглицких купцов.
— Хочешь отомстить за жену?
— Если бы хотел отомстить, вас давно не было бы на свете. По одному слову моему…
— Знаем, — спокойно продолжал Фома Мясной, — нас бы разорвали твои люди. Но ведь жена убита без умысла. Мы с братом не желали ее смерти.
— Это правда, — усмехнулся Степан, — вы хотели убить меня.
— Я бы мог сказать, что спутал твою жену с каким-либо зверем, но не хочу лживить. Да, мы хотели убить тебя. Ты мешал нам.
— А сейчас что вы хотите?
— Отпусти нас.
— Отпустить вас в тундру на смерть?
— Не сейчас, Степан Елисеевич. Перезимуем мы вместе, а кончится зима, брат поправится, и мы уйдем, — Фома Мясной махнул рукой на восток, — уйдем, и ты о нас больше не услышишь.
Оба брата внимательно следили за Степаном. Гурьев понимал, что Фома Мясной говорит правду. Они не хотели убивать Анфису. Если бы братья Мясные ошиблись один раз в жизни, Степан мог бы пощадить их. Но бесчестные дела пустозерцев стали известны приказчику Строгановых. Мясные не останавливались перед убийством и ограблением. Никандр был особенно страшным человеком, он лишил жизни семерых русских промышленников и многих самоедов. На северо-востоке его звали «бешеным волком». Фома был не лучше. От местных властей Мясные откупались крупными взятками.
«Таких людей надо уничтожать, — думал Степан. — Я не могу их отпустить». И в то же время устроить самосуд или посадить их в заточение во время зимовки он тоже не мог. Значит, надо сказать как-то иначе.
— Если бы брат был здоров, мы бы ушли и сегодня, — сказал Фома Мясной. — Но ему повредили внутренности, и он пока не может ходить. Нам надо твердое слово, что отпустишь нас летом. Если нужны деньги, мы заплатим.
— Вы хотите заплатить мне за смерть жены?
— Что ж, если так случилось.
Степан Гурьев вспыхнул, но подумал, что вершить дело надо с умом, иначе разбойники Мясные могут испортить зимовку и погубить ни в чем не виноватых людей.
— Я решил, — сказал он, помолчав, — пусть весной артель скажет свое слово. Люди вс„ знают. Если скажут отпустить вас, идите. Я мстить не хочу.
Братья посмотрели друг на друга.
— Хорошо, пусть так. Мы подчинимся решению артели. И на этом спасибо, Степан Елисеевич.
Братья повернулись и медленно пошли к избе. Никандр Мясной еле волочил ноги. Они надеялись к весне уговорить кое-кого из мореходов в свою пользу. Кого деньгами, кого слезами.
— Здоровье бы мне, — с яростью сказал Никандр, отойдя в сторону, — своими бы руками задушил проклятое отродье! Теперь он нам до смерти враг.
Глава двадцать пятая. БЕДНЫЙ ЖДЕТ РАДОСТИ, А БОГАТЫЙ — ПАКОСТИ
На большом колоколе соборной церкви в Угличе пономарь по прозвищу «Огурец» отбил полдень. Красно-рыжий огромный петух, клевавший овес возле лошадей, взлетел на коновязь и задорно, словно перекликаясь с колоколом, прогорланил свою песню.
Стояли знойные дни августа. Вчера отошел второй спас. Жители Углича отсвятили в церквах яблоки и мед. Созревшие плоды пахли нежно и пряно. В самом разгаре лето, однако в зеленой кроне деревьев видны желтеющие листья. Пчелы по-прежнему вылетают за добычей из ульев, но полет их стал ленивее, медленнее.
Андрея Ивановича Шуйского принимали в верхних покоях вдовой царицы. Накормили сытным обедом, напоили заморской водкой и красным испанским вином. Шуйский, поглаживая бороду, часто поглядывал на царицу Марью и про себя думал: «Хороша царица, что лебедушка белая. И лицом красавица и телом пышна, неужто одна живет? Хошь и царица, а без мужа — как корова без хозяина».