Правда, тогдашнему руководству было известно, что, если бы это входило в его обязанности, он не менее рьяно выступал бы и против правых. Обладавшего неимоверным тщеславием Мюллера считали явным приверженцем существующей государственной системы.
Мюнхенские национал-социалистские партийные деятели высказывали опасение, окажется ли профессионально пригодным для новой Германии этот человек, исправно ходивший в церковь, жертвовавший всего 40 пфеннингов на национал-социалистское движение и бывший к тому же зятем издателя газеты баварской народной партии — «Дер Вюрмтальботе».
В характеристике, данной Мюллеру 4 января 1937 года, было сказано: «Он прет вперед, невзирая ни на что, и, пробиваясь локтями, постоянно старается демонстрировать свою старательность. При этом не стесняется рядиться в чужие перья».
А партийный секретарь мюнхенского района Пазинг добавил к этому: «Мы с трудом можем представить его в качестве члена партии».
Тем не менее у шефа СД хватило фантазии и холодного расчета взять этого рутинера к себе на службу в числе других членов группы Флеша. Не был забыт и антинацист Хубер, естественно, не пользовавшийся никаким авторитетом в местной организации НСДАП.
Гейдрих вызвал к себе Хубера и достал «черный» список. Не говоря ни слова, в гнетущей тишине, он пальцем водил по строчкам, затем вдруг задал неожиданный вопрос: «Так какой из Хуберов вы?»
Хубер дал пояснения. После короткой беседы чиновник покинул комнату, где проходила их встреча. Для Гейдриха стало ясно, что Франц Иосиф Хубер, как и остальные отцы семейств из мюнхенского полицейского управления, будет со всем рвением работать на новый режим, против которого когда-то боролся.
Мюнхенское партийное руководство никак не могло взять в толк, как это «ненавистный противник национал-социалистского движения» вдруг станет стражем режима. И этот человек, «старавшийся совсем недавно заслужить похвалу начальства своими действиями, направленными против нацистов», человек, назвавший в свое время великого фюрера Адольфа Гитлера «приблудным безработным мазилой и дезертировавшим австрийцем», будет теперь работать с ними.
Мюллер и его коллеги были готовы оправдать такую терпимость по отношению к себе. Вместо увольнения со службы мюнхенские криминалисты получили даже повышение: их приняли в число сотрудников СД. Унтерштурмфюреры СС Мюллер, Флеш, Хубер и целый ряд других бывших полицейских с удовольствием нашили на рукава ромбы с эмблемой СД, хотя в душе и сохранили к ней отрицательное отношение.
Гейдрих не ограничился баварцами, использовав также группу берлинских профессионалов, предводителем которых был оберрегирунгсрат Артур Нёбе, ничем не уступавший в профессиональных вопросах Мюллеру.
После казни Нёбе, единственного из группенфюреров СС, принявшего участие в заговоре против Гитлера 20 июля 1944 года, на свет появилась его характеристика, данная преемником Гейдриха — Эрнестом Кальтенбруннером[105], поразительно напоминавшая приведенную здесь характеристику на Мюллера: «Противоречивая натура с болезненным тщеславием… Человек, готовый, не считаясь ни с чем, отбросить в сторону все, что могло бы помешать ему в продвижении наверх».
Нёбе, сын берлинского школьного учителя, 1894 года рождения, саперный обер-лейтенант, работавший в берлинской криминальной полиции с 1920 года, оказался хорошим последователем своего циничного окружения.
Он занимался то наркотиками, то грабежами и убийствами. В 1931 году стал криминалькомиссаром, вступил в нацистскую партию, соблазненный ее обещаниями (тем, что Веймарская республика не могла дать полиции) — повышение зарплаты, техническое оснащение, объединение усилий в борьбе с преступностью, защита от необъективной критики прессы и усиление мер наказания. Более того, он вступил в СА, затем в СС и перевелся в гестапо, где возглавил отдел по исполнению принятых решений. Вскоре, однако, Нёбе пожалел о своем переходе в гестапо из-за начавшейся борьбы между Гиммлером-Гейдрихом и протеже Геринга Рудольфом Дилем. Представив Гейдриху компрометирующие материалы на Рёма, он надеялся уйти из гестапо. Это ему удалось лишь частично.
Кроме мюнхенской и берлинской групп, Гейдрих привлек к себе чиновников и юристов и из других частей Германии, в том числе Вернера Беста, судью из Гессена, который стал ближайшим его сподвижником, а впоследствии и противником.
Сын почтового чиновника Карл Вернер Бест, родившийся 10 июля 1903 года в Дармштадте, изучив право в университетах Фрайбурга, Франкфурта и Гиссена, пошел по судейской линии. Он был сторонником сильной государственной власти, националистом и романтиком — учеником Эрнста Юнгера, считавшим войну «необходимой и естественной формой жизненного процесса». В 1930 году им была опубликована статья, представлявшая собой программное исследование народного «правового» государства. Утверждая «роль государства как высшего проявления надиндивидуального стремления к власти», Бест не поддерживал идеалы либерального государственного устройства и лишал право его общепринятого смысла и значения.
По мнению Беста, право — лишь средство борьбы за власть, «разграничивающее результаты этой борьбы — приход к власти одной стороны и потерю ее — другой». Бест писал: «Целью любой государственной власти является установление господства. Чем всестороннее это господство, тем совершеннее государство».
Он не удовольствовался только словами. Когда в Веймарской республике в середине 1931 года возникла ситуация, связанная с возможностью коммунистического переворота, Бест собрал в пансионате «Боксхаймерхоф» под Вормсом своих сторонников и обратился к ним с предложением проведения национал-социалистского контрпереворота. Тогдашние дискуссии и резолюции стали потом известны как «боксхаймские документы». Красной нитью в них проходило требование Беста: «После самоустранения властных структур и ликвидации коммуны СА и отряды местной самообороны должны взять в свои руки осиротевшую власть и обеспечить строжайшую дисциплину среди населения. Лиц, имеющих оружие, надлежит расстреливать на месте без суда и следствия».
Один из участников того сборища сообщил в полицию о планах Беста, которая тут же на это среагировала, и гессенская юстиция сняла блюстителя прав с работы. Против него было возбуждено судебное дело, однако лейпцигский суд прекратил судопроизводство в октябре 1932 года «из-за недостатка улик». После прихода нацистов к власти теоретик полицейского государства и сам связался с полицией. Один из его друзей, доктор Генрих Мюллер, назначенный рейхскомиссаром Гессена, предложил ему возглавить земельную полицию, на что Бест и согласился.
Но у нового президента гессенской полиции вскоре начались стычки с гауляйтером Шпренгером из-за критического отношения Беста к партийным делам. И в октябре 1933 года ему пришлось уйти. Однако Бест, вступивший в 1932 году в СС и после ухода из полиции возглавивший южный и юго-западный командно-территориальные округа СС, значился уже в списках Гейдриха. В конце 1934 года он вызвал к себе Беста, когда приступил к созданию гестапо, не зная еще его внутренней сущности. Дело в том, что, несмотря на теоретические выкладки по вопросу национальной государственной власти, в нем глубоко укоренились тенденции юриста, придерживавшегося определенных нормативных взглядов. К тому же он являлся самым настоящим чиновником, имел здравое суждение и был не согласен с действиями и постулатами новоявленного поколения сотрудников СД, типа Вальтера Шелленберга.
Но до этого было еще далеко, Гейдрих только налаживал аппарат принуждения «гестапо» — инструмент, при одном упоминании которого миллионы немцев вздрагивали от ужаса.
Гейдрих сознательно поддерживал ужасное реноме гестапо, считая, что слухи, будто бы государственная тайная полиция все знает и жесточайшим образом пресекает любые противорежимные действия, будут содействовать превращению ее в орудие устрашения диктатуры фюрера и способствовать ликвидации любой оппозиции. Позднее Гейдрих признался, что и замышлял гестапо как удовлетворение результатом достигнутой цели.
Впрочем, основы гестапо были заложены еще прусским премьером Герингом. Он выделил специальные политические отделы уголовной полиции и подразделения, занимавшиеся вопросами, связанными с государственной изменой и контршпионажем, из состава уголовной полиции и создал из них отдельную организацию. В апреле 1933 года появилось новое полицейское управление государственной тайной полиции. В его состав входили: 1-й отдел — организационные и управленческие вопросы; 2-й отдел — право; 3-й отдел — собственно политическая полиция и 4-й отдел — шпионаж и контршпионаж.
Подобная структура была введена и в более низкие инстанции. Политическая полиция официально подчинялась непосредственно премьеру, став самостоятельной правительственной структурой Пруссии. В прусском законе от 30 ноября 1933 года было прямо записано, что начальник любого учреждения гестапо должен действовать по прямым указаниям премьер-министра в случаях, если это не предусмотрено соответствующими распоряжениями.
Министерство внутренних дел лишилось любого влияния на политическую полицию. А с 1 апреля 1934 года полицейские управления уже всей страны не имели более права иметь в своем составе политические отделы. Если учесть, что уже упоминаемым распоряжением президента («защита народа и государства») от 28 февраля 1933 года полиции разрешалось производить обыски и аресты без соответствующего правового обоснования, конфисковывать имущество, прослушивать телефонные разговоры и вскрывать почтовые отправления, то можно представить себе, какой властью располагало гестапо.
Но и этого Гейдриху было недостаточно. Он не уставал окрашивать во все цвета опасности, будто бы угрожавшие режиму, следуя вполне определенным традициям шефов полиции всех диктатур при создании аппарата террора — изысканию все новых врагов государства.
Совершенно неожиданно для многих шеф гестапо Гейдрих перестал пребывать в анонимности и открыто предстал перед общественностью. В начале 1935 года в одном из своих выступлений он обратил внимание членов партии на то обстоятельство, что «в результате разгрома вражеских организаций противник еще не уничтожен, враги режима лишь перестроились и теперь необходимо вести их поиск на новом этапе». Далее он пояснил: «Основными нашими противниками являются все те же силы: мировое еврейство, масонство и значительная часть чиновников от религии. Но еще большую опасность представляет скрытый враг, проводящий свою работу нелегально… Его целью является разрушение единства в руководстве государством и партией… Размах этой сети неимоверно велик».
Таким образом, можно было приступать к созданию террористического аппарата, машины насилия. Были образованы три главных управления гестапо. Первое главное управление (административные вопросы и право) возглавил оберштурмбанфюрер СС Бест. Третьим стал командовать штандартенфюрер СС Гюнтер Пачевски. Второе (собственно гестапо из шести отделов) принял унтерштурмфюрер СС Флеш. Генрих Мюллер встал во главе отдела «Марксизм» (наблюдение и вскрытие запрещенных социалистической и коммунистической партий). Франц Иосиф Хубер возглавил отдел «Реакция, правая оппозиция, церкви» (наблюдение за противорежимными устремлениями во вненационал-социалистских организациях, начиная с католической церкви и кончая «Стальным шлемом»), Иосифу Майзингеру[106] достался отдел «НСДАП, аборты, параграф 175, расовые нарушения» (выявление настроенных против Гитлера элементов в партии, гомосексуалистов, случаев аборта, связи с евреями), доктор Роде руководил отделом «Экономика» (контроль за легальными союзами и объединениями, включая «Немецкий трудовой фронт»), советник адвокатуры Тесмер занимался вопросами оформления ордеров на арест и направления заключенных в концентрационные лагеря, а правительственный советник Харль Хассельбахер — масонством и религиозными сектами.
Созданная Герингом сеть наблюдения и контроля уплотнялась. Борьба против государственных врагов могла теперь быть усилена, поскольку для сотрудников гестапо стало ясно, кто же они — враги. При Геринге — это коммунисты и марксисты, новые же хозяева на Принц-Альбрехтштрассе внесли в этот вопрос полную ясность. «Ныне врагом государства является каждый, кто выступает против народа, партии и государства, их основ и политических акций», — поучал гауптштурмфюрер СС Альфред Шведер.
Криминалькомиссар Вендцио на специально организованных занятиях для сотрудников провозглашал: «Под врагами мы подразумеваем коммунистов, марксистов, еврейство, политизированную церковь, масонство, политически недовольных (нытиков), национальную оппозицию, реакцию, „Черный фронт“ (Штрассер, Праг), саботажников, уголовников и преступников, гомосексуалистов, шпионов и предателей. Для всего этого разношерстного сброда характерна единая цель — борьба против духовной и расистской субстанций немецкого народа».
Для регистрации возможных противников режима была заведена специальная картотека. Ее завели как в столице, так и в провинциальных управлениях гестапо на три группы лиц. К первой — А 1 относились те, кто подлежал аресту в первую очередь при подготовке к проведению мобилизации в стране (они отмечались скрепками красного цвета прикреплявшимися на левой стороне карточки). Во вторую — А 2 входили личности, которых было необходимо взять под стражу уже при объявлении мобилизации (отмечались скрепками зеленого и голубого цвета). Третью — А 3 составляли граждане, не представлявшие непосредственной опасности (отмечались скрепками зеленого цвета), за которыми, однако, в случае осложнения ситуации требовалось установить наблюдение.
Для своих врагов гестапо красок не жалело. Вторая скрепка, прикрепляемая к правой стороне карточки, обозначала явного врага государства: скрепка темно-красного цвета предназначалась для коммунистов, светло-красного — для марксистов, коричневого — для террористов, фиолетового — для кляузников и сутяг. Два раза в год — 1 апреля и 1 октября — карточки проверялись на соответствие указанным в них характеристикам.
Такая детализация врагов государства требовала значительных сил и средств. Если вначале в соответствующем отделе берлинского полицейского управления насчитывалось 35 сотрудников, то уже к 1935 году их было 607 человек. Бюджетные расходы гестапо поднялись с одного миллиона марок в 1933 году до 40 миллионов в 1937 году.
Управления гестапо были введены во всех территориальных округах и землях. Они начали вмешиваться даже в дела военной разведки и контрразведки. Постепенно лапы гестапо были наложены и на государственную границу. Пограничные комиссариаты, подчинявшиеся ранее земельным управлениям полиции, были переданы в качестве внешних служб гестапо. Позднее создали специальную пограничную полицию, которая занималась не охраной границ, а выполняла полицейско-государственные функции, выявляя врагов режима и предателей. Подчинялась она III главному управлению гестапо.
На границах гитлеровской Германии опустился «железный занавес». От глаз гестапо не могли ускользнуть даже беженцы. Был введен розыск определенных лиц, осуществлявшийся как на государственном, так и местном уровнях. И здесь нашли широкое применение цветовые гаммы. Карточки розыска кирпично-красного цвета заводились на бежавших заключенных; белого цвета с красной окантовкой на лиц, личности которых подлежали выяснению. Не были забыты и буквенные обозначения: А — подлежит задержанию, В — подлежит задержанию личностей без места жительства, С — выяснить местонахождение, Д — выяснить личность, Е — разыскивается как пропавший, F — потеряны документы, G — подлежит скрытному наблюдению, V — профессиональный преступник, подлежит задержанию.
Розыскная работа гестапо становилась легче по мере узурпации власти полицией. Так, лиц, не имевших гражданства, либо высылали из страны, либо направляли в концентрационные лагеря — с соблюдением соответствующего оформления. Бест 26 июля 1937 года распорядился: «Прием лиц, не имеющих гражданства, в один из подчиненных мне концентрационных лагерей должен осуществляться в соответствии с циркуляром гестапо номер 240. Лагерное начальство после прибытия этого лица направляет мне его удостоверение личности вместе с лагерной карточкой и фотографией».