К середине августа все приготовления были закончены, о чем Гиммлер и Гейдрих поспешили доложить Гитлеру. Приказом фюрера для СД открылся доступ к секретным вещевым складам вермахта. Сохранилась запись в дневнике ведомственной группы абвера от 17 августа 1939 года:
«Фюрер поручил руководителю управления абвера адмиралу Канарису следующее: предоставить 250 комплектов польского обмундирования для мероприятия рейхсфюрера СС Гиммлера».
В соответствии с этим распоряжением капитан Динглер, офицер абвера при штабе VIII военного округа в Бреслау (Вроцлав), получил указание передать польскую форму уполномоченному СД, а также польское оружие и солдатские книжки. Бригадефюрер СС Йост отдал распоряжение доставить полученное в помещение школы СД в городке Бернау, севернее Берлина, на территории которой эсэсовцы, отобранные для операции, репетировали «ночное нападение польских войск».
Большинство статистов получило польские мундиры, карабин и по 30 патронов к нему. Группам, атакующим лесничество и таможню, отводилась роль польских партизан.
«Одеждой этих парней служила зеленая рубаха, штатские пиджаки и брюки различной расцветки. В качестве головных уборов использовались шляпы и кепки», — рассказывал впоследствии участник событий хауптшарфюрер СС Иосиф Гржимек.
20 августа Мельхорн собрал всех участников предстоящей акции в актовом зале школы СД для последнего инструктажа и скупо изложил им суть «особого секретного задания». После этого эсэсовцы загрузились в закрытые грузовики и выехали к месту назначения.
Гржимек вспоминал: «Перед отъездом нам категорически запретили в течение поездки высовываться из машин, общаться с посторонними, ввязываться в разговоры».
Через два дня в управление СД поступили донесения, позволившие Гейдриху заключить, что к началу акции все готово. 23 августа Гитлер назначил время нападения на Польшу — 26 августа, 4.30 утра.
Возможно, Гейдрих был бы менее самоуверенным и тщеславным, знай он, что в эти же часы противники режима из абвера оформляют протокол гитлеровской речи, произнесенной им перед генералами 23 августа, содержавший помимо истинного текста также и апокрифическое заявление диктатора (оказавшееся весьма близким к действительности) о том, что тот намерен послать несколько рот вермахта на границу с целью разыграть «польское нападение».
Этот протокол попал в руки оппозиционного лидера молодежи Германа Мааса, который с помощью руководителя берлинского бюро американского телеграфного агентства Ассошиэйтед Пресс Льюиса П. Лочнера переправил документ в английское посольство. Так что уже во второй половине дня 25 августа правительство Великобритании располагало сведениями о том, что Гитлер собирается начать войну против Польши, прибегнув к целевым провокациям на границе.
Мероприятие могло провалиться и по другой причине. Об этом не подозревал даже Гитлер, отдавая 25 августа в 15 часов приказ начать военные действия против Польши на следующее утро. К этому времени Гейдрих уже успел по телефону отдать последние указания своим подчиненным. Так, Науйоксу было сказано не покидать гостиницу, так как в любую минуту ожидается сигнал к действию. Мельхорн получил приказ направить группу Хелльвига к границе. Мюллер послал в пункты назначения свои грузовики с «консервами».
Однако в это время случилось то, что Гейдрих никак не мог предвидеть. Вечером 25 августа в рейхсканцелярии Гитлера ждали две новости, заставившие диктатора поколебаться: итальянский посол доложил, что дуче не может участвовать в военной авантюре, а из Лондона пришло сообщение о заключении договора о взаимопомощи между Англией и Польшей.
Фюрер спешно вызвал к себе генерал-полковника Вильгельма Кейтеля. Выбежав навстречу, Гитлер закричал: «Все отменить! Срочно Браухича ко мне! Мне нужно время для переговоров».
Часы показывали 18.30. Кейтель бросился к телефону и, связавшись с главнокомандующим сухопутными войсками генерал-фельдмаршалом Браухичем, передал директиву: «Начавшуюся операцию по плану „Вайсс“ в 20.30 прекратить в связи с изменившимся политическим положением!»
Только с огромным трудом удалось остановить запущенную на полные обороты гигантскую военную машину. Изменение обстановки напрямую касалось и Гейдриха. Его приказы о свертывании операции понеслись в Верхнюю Силезию. Однако с группой оберштурмбанфюрера СС Хелльвига, уже просочившейся на польскую территорию, Мельхорну связаться не удалось. В итоге диверсанты Хелльвига обстреляли таможенный пункт Хохлинден, получив вооруженный отпор. Только вмешательство шефа гестапо Мюллера остановило перестрелку.
Мельхорн и Хелльвиг так и не смогли договориться, кто же из них несет большую ответственность за предстоявшую стычку. Очевидно, именно оберштурмбанфюрер принял предварительный приказ Мельхорна за окончательный. Как потом выяснилось, Хелльвиг посчитал пароль «Маленький глухарь» сигналом о полной готовности, а пароль «Большой глухарь» — командой к началу операции. В свою очередь для Мельхорна слова «Маленький глухарь» означали команду «в ружье», «Большой глухарь» — «готовность номер один» и только пароль «Агата» должен был стать сигналом к атаке. Однако подозрительный шеф СД Гейдрих увидел в этом инциденте больше чем простое недоразумение: у него возникло подозрение, что кое-кому умышленно захотелось сорвать акцию.
С самого начала многих удивило, что в качестве ключевой фигуры операции Гейдрих избрал именно оберфюрера СС Мельхорна. Бывший адвокат из Хемнитца, один из старейших и наиболее умных сотрудников службы безопасности, слыл в управлении СД «сомневающимся советником». Он принадлежал к числу интеллектуалов старого типа, которые сопротивлялись беспринципной безрассудности Гейдриха и его ближайшего окружения. В 1937 году Мельхорн был освобожден от должности начальника отдела по надзору за несением службы сотрудниками управления СД и переведен в МВД, по линии которого выезжал в исследовательские командировки в Америку и Японию. Возможно, двойственному мышлению Гейдриха и соответствовала идея привлечь к участию в «военном спектакле» осторожного и осмотрительного Мельхорна. Шефу службы безопасности хотелось иметь гарантию, что во время операции не случится никаких неожиданностей. Однако, когда Гейдриху донесли, что Мельхорн считает операцию «историческим преступлением», шеф СД задумался, а после ее срыва 25 августа решил окончательно избавиться от Мельхорна. Саксонца заменили на Мюллера из гестапо и освободили от занимаемой должности. Более того, Мельхорну запретили впредь переступать порог управления СД. Оберфюрера, единственного человека, которого Гейдрих ценил, но и опасался, перестали повышать в звании. Хелльвигу также пришлось уйти. Его место в предстоящей операции занял уже задействованный как «защитник» штандартенфюрер Труммлер.
Вторая попытка удалась. Стоило 31 августа Гитлеру объявить окончательную дату вторжения (1 сентября, 4 часа 45 минут утра), как Гейдрих отдал соответствующие команды своей тайной армии на польско-германской границе. В 16 часов в гостиничном номере Науйокса в Гляйвице раздался телефонный звонок. Подняв трубку, он услышал только одну фразу, сказанную с металлом в голосе: «Срочно перезвоните!» Эсэсовец тут же набрал известный ему номер на Принц-Альбрехтштрассе и потребовал соединить его с адъютантом Гейдриха. «Бабушка умерла», — прозвучал в трубке тот же высокий голос. Науйокс все понял. Он собрал своих людей и договорился с ними к 19.30 выступить и захватить радиостанцию. Примерно в это же время Мюллер из особняка гестапо в Оппельне дал старт своим грузовикам. Он спешил: трупы надлежало вовремя доставить на место. Имелись «консервы» и для Науйокса. Их следовало оставить у входа на радиостанцию не позднее 20.20.
Тем временем Науйокс и его люди уже подобрались к радиостанции. Около 20 часов служащий Фойтцик заметил, как пятеро неизвестных вошли в машинное отделение и побежали вверх по лестнице по направлению к студии. Фойтцик хотел было поинтересоваться, что эти господа хотят, однако увидел наставленное на него дуло пистолета. Команда Науйокса: «Руки вверх!» — заставила повиноваться и остальной персонал радиостанции. Штурмбанфюрер дал условный сигнал, и его люди подняли шум.
«Мы открыли огонь из пистолетов, — вспоминал он впоследствии, — несколько раз выстрелили в потолок, чтобы создать неразбериху и запугать людей».
Служащих связали и заперли в подвале. Науйокс рассказывал:
«Потом мы изрядно попотели, чтобы понять, как начать передачу».
Наконец, им удалось обнаружить так называемый «грозовой микрофон», по которому радиостанция в случае приближения грозы обычно оповещала слушателей. Науйокс достал текст, и через несколько минут тысячи немцев в округе услышали невнятные беспорядочные выкрики на польском языке, прерываемые выстрелами. Представление длилось всего четыре минуты, после чего Науйокс и его команда ретировались. На улице штурмбанфюрер заметил труп, лежавший перед входом в радиостанцию, — о нем позаботился Мюллер. Науйокс вскользь оглядел тело и дал команду к отходу.
В двух других приграничных точках все также шло по плану. Когда Иосиф Гржимек вместе со своей группой покидал разоренное ими здание таможенного пункта Хохлинден, в темноте он обо что-то споткнулся.
Гржимек вспоминал позже:
«Пригнувшись, я обнаружил несколько человек в польской военной форме, неподвижно лежавших на земле… У всех них головы были наголо побриты. Я присел на корточки, так как решил, что это кто-то из наших товарищей. Но попытавшись приподнять одно из тел, понял, что имею дело с окоченевшим трупом».
Рейхсфюрер СС не слишком расстраивался по поводу нескольких мертвых заключенных из концлагерей. Он дал фюреру то, что требовалось: польскую провокацию. В то время как солдаты и танки третьего рейха уже вели бои на польской территории, пропагандистская машина Гитлера с фальшивым негодованием оповестила мировую общественность о чудовищном преступлении, совершенном на границе великой Германии.
«Польские мятежники перешли немецкую границу», — гласил заголовок передовицы партийного органа «Фёлькишер беобахтер» за 1 сентября 1939 года. Газета сообщала, что чудовищное злодеяние в Гляйвице «очевидно являлось сигналом для начала нападения польских партизан на немецкую территорию».
В другой газете говорилось:
«Подразделения полиции безопасности, несшие пограничную службу, дали отпор непрошеным гостям. Боевые действия продолжаются до сих пор».
Руководство третьего рейха подхватило эту тему. В своем выступлении в рейхстаге 1 сентября Гитлер, например, заявил, что в истекшую ночь на границе произошли четырнадцать столкновений, в том числе три крупных. Министр иностранных дел фон Риббентроп сообщил французскому послу, что польская армия в трех местах перешла имперскую границу. Даже Герман Геринг, связывавший свои собственные планы с курсом Гитлера на войну, рассказывал шведскому посреднику Биргеру Далерусу: «Война разразилась из-за того, что поляки осуществили нападение на радиостанцию в Гляйвице».
Крик, поднятый не только прессой, но и влиятельными государственными деятелями, побудил Мюллера к новому театральному действу. Вместе со своим коллегой, начальником уголовной полиции Артуром Нёбе, и комиссией криминалистов он выехал к местам происшествий, чтобы провести там расследование. Для гостей из нейтральных государств Нёбе приказал изготовить электрифицированную модель пограничных стычек, которая была выставлена в имперском полицейском управлении. Стоило нажать на кнопку, как расположенные скрытно лампочки высвечивали строчивший пулемет. Побывавший на одной из таких демонстраций шеф СД Гейдрих пробормотал: «Да, да, именно так и начиналась война».
Военная игра СД на немецко-польской границе показала, что СС намеревалась завоевать ключевые позиции в экспансионистской политике третьего рейха. Это было в известной степени символично: ведь путь к внешнеполитическим авантюрам открыли именно эсэсовцы.
Гитлеровская Германия начинала эру неограниченной экспансии. Гляйвиц был лишь промежуточным звеном в далеко идущих планах Генриха Гиммлера — начать играть решающую роль в определении немецкой внешней политики.
Но ему приходилось действовать осторожно. Ведь у него пока еще не хватало сил, чтобы навязать свою волю многочисленным властным группировкам гитлеровской иерархии, постоянно враждующим друг с другом. Правда, он контролировал уже второй по значению после вермахта аппарат власти — полицию. Под его командованием было 258 456 эсэсовцев и 4 полка спецподразделений, носивших оружие. В его руках была единственная в своем роде политическая секретная служба. Тем не менее СС демонстрировала силу и власть лишь в тех случаях, когда действовала по заданиям фюрера.
Однако борьба за контроль над внешней политикой страны показала нереальность планов Гиммлера. Еще в период становления режима эсэсовские политики не только бесславно потонули в национал-социалистском болоте, но и привели государство к тяжелейшему внешнеполитическому кризису.
На повестке дня новой внешней политики стоял вопрос о присоединении Австрии. За лидирующее положение в его решении боролись пять группировок: министерство иностранных дел во главе с профессиональным дипломатом, бароном Константином фон Нейратом; внешнеполитический отдел НСДАП, возглавляемый рейхсляйтером Альфредом Розенбергом; внешнеполитическое бюро, руководимое советником Гитлера по внешнеполитическим вопросам Иоахимом фон Риббентропом; заграничная организация НСДАП с гауляйтером Вильгельмом Боле и обосновавшееся в Мюнхене эмигрантское руководство австрийской национал-социалистской партии с территориальным инспектором Тео Хабихтом, назначенным Гитлером. Осенью 1933 года к ним присоединилась и СС.
Дело в том, что австрийская НСДАП летом 1933 года была запрещена авторитарным правокатолическим канцлером Энгельбертом Дольфусом. Преследовавшиеся австрийской полицией тысячи тамошних национал-социалистов бежали в Баварию, попадая прямо в руки Гиммлера, вербовавшего новых рекрутов. Из беженцев был сформирован «австрийский легион», командование которым вверили бригадефюреру СС Альфреду Роденбюхеру с дислокацией в военном лагере Клостер Лехфельд. Более того, оставшиеся в стране сторонники нацистской партии обратили свои взоры к СС. Вахмистр Фридолин Гласс, создавший в своей части национал-социалистскую солдатскую группу, после запрета партии был демобилизован из армии.
Тогда из членов своей бывшей группы и примкнувших к ним демобилизованных солдат Гласс сформировал «штандарт», состоявший из шести рот. Вначале он передал свой полк местному руководству СА. Однако Глассу очень быстро надоели и характер службы, и настроения, царившие в СА. И он выехал в Берлин, где предложил свой полк руководству СС. Весною 1934 года его идею поддержал группенфюрер СС Виттье. Гиммлер распорядился оформить полк в качестве 89-го штандарта СС. Руководство же СА Австрии расценило действия Гласса как предательство.
Сейчас уже трудно установить, посвятил ли Гласс, ставший штурмбанфюрером СС, берлинское руководство СС в свой план ликвидации режима Дольфуса путем организации путча. План этот сам по себе не был чем-то новым: еще летом 1933 года группа национал-социалистских полицейских чиновников Вены намеревалась свергнуть австрийское правительство. Но осуществлен он не был, поскольку Гитлер посчитал, что внешнеполитическая обстановка для этого еще не созрела.
Эсэсовец Гласс не стал считаться с вето фюрера и разработал новый план путча. Он собирался во главе 150 своих солдат арестовать правительство, которое должно было собраться на очередное заседание в ведомстве канцлера в Вене, захватить радиостанцию, заявить о низложении правительства. Он считал, что вслед за тем по всей стране поднимутся штурмовики. Хабихт, доверенное лицо Гитлера по всем австрийским вопросам, услышав о плане Гласса, вызвал того в Мюнхен. Встреча их состоялась в начале июня 1934 года. Гласс утверждал, что значительная часть венской полиции и некоторые войсковые части поддержат национал-социалистский путч. И Хабихт дал свое согласие.
Более того, он познакомил Гласса с нужными людьми — бывшим капитаном Рудольфом Вайденхаммером, начальником штаба СА, и штурмбанфюрером СС Отто Густавом Вехтером, своим заместителем в Вене. Оба они загорелись идеей путча и распределили обязанности: Вехтер брал на себя политическое руководство, а Гласс — военную подготовку путча. Вайденхаммер же должен был осуществлять контакты с внешним миром. 25 июня 1934 года они встретились с Хабихтом в Цюрихе и обсудили последние детали. Гласс получил задание готовить акцию, заручившись поддержкой венской полиции и военных. Вайденхаммер должен был обеспечить доставку оружия и получить согласие австрийского посла в Риме, Антона Ринтелена, выступить в роли нового канцлера.