Его уже буквально накрыл новый камнепад: несколько крупных булыжников откровенно прицельно искали его тела! Один из камней даже шоркнул по правому плечу, выбив приклад. Ах ты гад! Ну лови! Глеб вскинул ружье и нажал оба курка. Выстрелов не последовало. Не взведено? Или предохранитель? Вот уж точно болван! Это надо было вчера разбираться: Глеб впервые в жизни держал в руках такое охотничье ружье без всяких курковых взводов...
Оставалось бежать, опять, опять бежать! Назад по расщелине!.. Кто-то там, высоко над ним, тоже уже не скрывался: топотал вовсю. И из-под его ног сыпались и сыпались на Глеба камни. Гад! Гад! Только бы не обогнал. Справа появился широкий провал в стене, и Глеб рванул туда, в неизвестность, подальше от нового охотника за буквами. Да, видел бы его сейчас Анюшкин со своим теоретизированием! Очень иллюстративно: охотник и буквонос. Нет, буквопис... Букводел... Стены катастрофически сужались. Если кинет камень, не промахнется. Теперь еще раз направо - и Глеб оказался в маленьком воронкообразном каменном цирке. И выхода не было. Не было. Все! Принимаем бой! Он задом отступал к дальней, почти отвесной стене, пытаясь пальцами быстро перещупать все рычажки и выпуклости затворной части. И что-то даже у него там и задвигалось, когда в затылок и спину ударил поток ровного ветра. Глеб резко обернулся: из-под торчащего огромного выступа скалы сильно тянуло радоном. Как из той, запомнившейся с детства, кавказской палаты с лечебными ваннами... Это был вход в пещеру.
Пригнувшись, он нырнул под скалу и уже в абсолютной тьме крепко врезался во что-то лбом... О, если бы можно было громко выругаться!.. Выставив вперед бесполезные в ином плане стволы, Глеб на корточках продолжил свое путешествие в беспроглядную неизвестность. Ветер дул на- встречу совершенно ровно: где-то там, впереди, были огромные полости, из которых так несло этой радоновой мутью. Куда дальше-то? Но тут он замер, камбалой залипнув в слишком мелкую выемку: сзади заметался луч фонарика, нервно выхватывая неровные, но хорошо окатанные своды и стены, покрытые поблескивающими в ответ солевыми кристалликами известняка. Тот, кто его ловил, сделал вперед шаг, другой... Глеба наполовину укрывал легкий поворот, луч не мог зацепить его лица и груди. Только такие белые на серой извести кроссовки... "Охотник" шагнул еще ближе, и свет замер: прямо перед лицом Глеба откуда-то с потолка свисала огромная красная змея. Она висела чуть-чуть покачиваясь, изогнувшись снизу полупетлей так, что ее головка могла свободно следить за любым движением вокруг. Холодные, золотого огня, с хорошо видной в такой близи вертикальной щелкой зрачка глаза красной змеи зло смотрели на свет... Глеб не выдержал и поднял ружье, практически уперевшись в нее дулом. Змея качком повернулась к нему. Выстрел был ужасен хлопок ударил в уши, и, словно плохо натянутая струна, заныла улетающая рикошетом пуля, а стены, казалось, отслоились, отражая бесконечное, повторяющееся и перекрывающее себя эхо. Где-то там, глубоко-глубоко, эхо превратилось в физически ощутимый всем телом гул. Там, видимо, произошел обвал. Из далекой глубины пещеры понесло пылью... И она ожила...
"Охотник" от неожиданности уронил фонарь, но поднять его уже не смог: из всех щелей и щелок, из-за камней, и просто из этой вязкой от пыли темноты наружу ползли змеи... Тысячи змей... Они ползли плотной волной, одна переползая по другой, по третьей, десятой... Пол, насколько хватало света, весь шевелился. Холодные, скользкие твари шипели и шуршали, и этот тихий шорох был громче всех грохотов внутренних обвалов. Глеб, став соляным столбом, смотрел, как ветер мимо подрагивающего от касаний, но все еще продолжающего светить фонарика выносит облако дыма и пыли, как на светлеющем фоне неба убегает кто-то в накидке с острым капюшоном.
И еще он остро ощущал, что по самые лодыжки утонул в шевелящейся массе выползающих из пещеры змей...
Минут через десять-пятнадцать - кто бы посчитал! - шевеление на полу прекратилось. Фонарик, весь заплеванный ядом с налипшей пылью, почти уже не горел. Глеб очень-очень медленно поднял выпавшее у него после выстрела ружье и еще медленней шагнул к свету. Так же плавно, как во сне, нагнулся, поднял фонарик, выключил. Так его не будет видно - "охотник" наверняка где-то еще там. И может быть, он еще не закончил на сегодня... Но Глебу теперь окончательно ясно, что его сегодня разбудил не ангел... Анюшкин-то дрыхнет. И баба Таня... А может, она услышит грохот? Бабахнуло, как из "Авроры". Дажневу такое сравнение понравилось бы. Обязательно понравилось бы. Только вот змей должен был быть не красный, а зеленый. Или это все ему со страху почудилось?.. Похоже, что ему со страху почудилось другое: из глубины пещеры кто-то выходил! Осторожные, но явно торопливые чьи-то шаги четко приближались... Так. Предохранитель он сдвинул. Один раз бахнул. Остался еще один заряд. Кому? Вот уж вопрос... Снаружи явно враг. Изнутри - это еще надо посмотреть. Если успеешь.
Из-за поворота появилось мечущееся пятно какого-то очень трепетного неяркого света - свеча? Глеб выставил навстречу свой фонарь: он-то не охотник, ему сначала все же стоило посмотреть, а лишь потом стрелять... Еще шаг - и он высветил... бабу Таню. Милая бабка спешила к нему вперевалку, с маленьким старинным шахтерским фонариком со свечой за мутным стеклом.
- Глеб! Не слепи ради Христа. Пойдем, пойдем скорее.
Она развернулась и пошла назад. Он, еще ничего не соображая, шагнул за ней. Напоследок оглянулся: по противоположной стене неровным рябым пятном чернела разбрызганная кровь, и под ней - веревкой - обездвиженный кусок змеиного тела...
- Скорей, скорей, Глебушка. А то опять что обвалится. Не пропустит. И так больно кусок большой отпал. Сильно проход пересыпал... Ты огонь-то свой пригаси. И за мной, за мной. Токмо в стопу ступай. Этот ход-то ко мне, к моей избушке ведет. Прямехонько. Тут ранее ручей-то и тек. Давненько... Но теперя новую дыру пробил. А чего ты бабахал? Ай, мил человек, кто за тобой гнался?
До Глеба все доходило не сразу. Но доходило. Например: это в самом деле баба Таня. И она почти за руку ведет его по темнющей пещере, переводя через свежие - от его рук - и застарелые завалы, да так ловко, что иногда без нее он и не в состоянии был бы пролезть. А еще он только что убил змею. А вот тот, кто пытался убить его, убежал. Позорно. А еще по нему проползло не меньше сотни шипящих тварей. и не укусили. Что-то мешало, прилипнув к нижней губе. Глеб слизнул, пожевал. Быстро включил фонарик, посмотрел: это был кусочек красной змеиной шкурки. Вдруг сильно-сильно затошнило. Он остановился, приставил ружье к стене. Шагнув назад, согнулся. Вырвало... баба Таня понимающе ждала. Пошли дальше. В какой-то момент потолок и стены будто вдруг разом растаяли - слабый свет свечи за закопченным стеклом совсем обессилел в огромной, неизвестных пределов, зале. Здесь ветер уже не дул. Он здесь жил. Глеб вновь включил фонарик - и обомлел...
Гигантская линза пещеры отражалась искрящимися острыми сосульками извести в черной глади подземного озера. Он шагнул к воде, посветил вглубь. Дно странно отразило свет: тот переливчато двоился, троился... Это там лед, догадался он. Посветил вокруг - и ничего не увидел. Озеро и чернота. Сталактиты и пустота. Хрусталь, бархат, серебряная парча. Да что же там километры?.. Баба Таня уже довольно далеко ушла вперед, а он все не мог налюбоваться чарующей игрой перебегающих по ближним стенам из лепной алебастровой колоннады белых искр и их голубых отражений в ледяном зазеркалье... Фонарь моргнул, потом еще раз и окончательно пожелтел.