— Стэп, поласкай меня немного!
Она притягивает меня к себе. Мне не надо повторять дважды.
После первого фильма, «Что скрывает ложь», мы идем выпить пива в паб «Warner» — у нас есть немного времени до начала следующего сеанса.
— Скажи мне правду, Джин… тебе было страшно?
— Мне? Я и слова такого не знаю.
— Тогда почему ты сначала так сильно меня сжимала, а на самом интересном месте отпустила руки?
— Я боялась.
— А, вот видишь? Я же сказал…
— Я боялась, что тот тип впереди или кто-нибудь сзади заметит и заявит на нас… что мы шумели. Или из-за непристойного поведения в общественном месте.
— Уж лучше второе.
— Конечно, тогда я тоже в полиции засвечусь.
— Да не бойся ты! А, например, я коллекционирую заявления. Непристойного поведения мне как раз не хватает!
— Ну так вот: со мной ты свою коллекцию не закончишь.
— Это еще почему? У нас два фильма впереди.
Джин делает резкое движение. Я хватаю ее стакан, пока она не вылила на меня пиво.
— Эй, не бойся. Я просто хотела его допить, ведь скоро кино начинается. Если мы опоздаем, что будет с твоей коллекцией?
Она допивает пиво, встает и манжетом куртки вытирает рот.
— Пойдем. Или ты больше не хочешь?
И с весьма двусмысленным видом идет в зал. Мы смотрим «Очень страшное кино». Сначала — фильм ужасов. Теперь — пародия на ужасы. Интересно, что она думает о моем выборе. Но я ее не спрашиваю, и так слишком много вопросов. Джин ерзает в кресле. То и дело смеется над какой-нибудь сценой с дебильным юмором. Уже одно то, что она смеется, — неплохо. Не надо мной ли она смеется? Слишком много вопросов, Стэп. Да что это с тобой: ты потерял уверенность в себе?
Джин встает.
— Ой, я иду в туалет.
— Давай.
— Ты не понял?
— Да, ты же сказала, ты идешь в туалет.
Джин пожимает плечами и с улыбкой пробирается к выходу, слегка наклонившись, чтобы не загораживать экран сидящим на задних рядах. Или чтобы не бросаться никому в глаза? Я оборачиваюсь назад. Там никого. Продолжаю смотреть фильм. Какой-то тип в маске бегает, спотыкаясь. Но мне не смешно. Может быть, потому что я думаю о Джин. Она в туалете. Или, может быть, потому что просто не смешно. Мне бы тоже надо пойти в туалет. «Надо» — это сильно сказано. Просто пойти, чтобы понять, понял я или нет.
В худшем случае Джин скажет: «А что ты подумал?», а я ей скажу: «А ты что подумала? Мне просто нужно было в туалет. Или по-твоему, со мной такого не может произойти?» М-м-м, она ни за что не поверит. Я пробираюсь вдоль ряда, стараясь не шуметь. Потом кто-то впереди смеется, и смех заглушает мой удар о наполовину опущенное сиденье. Я массирую мышцу бедра и проскальзываю в туалет. Ее нигде не видно. Может быть, она и вправду закрылась в кабинке?
— Ну, наконец-то, — она появляется неожиданно из-за тяжелой бордовой занавески. — А я уж подумала, что ты не понял.
Она смеется. Не стоит говорить ей, что я сначала и впрямь не понял.
— Ты меня испугал.
Джин подходит ко мне и целует. Она теплая, мягкая, красивая, ароматная, желанная, и… готовая закончить мою коллекцию!
— Ну, скажешь что-нибудь?
— Да. Что будем делать? Закроемся в кабинке?
Она улыбается.
— Нет, давай останемся здесь.
Джин отводит руки назад, откидывается на локти и почти полностью забирается на раковину. Разводит ноги и тянется ко мне. Я тянусь к ней, чтобы поцеловать и вижу, что из кармана ее куртки торчат трусики. Она их уже сняла, и это возбуждает меня еще больше. Вдруг до нас доносится смех из зала, именно в тот момент, когда я расстегиваю брюки. Это еще больше меня заводит. И вот я в ней. Все. Мы смеемся, пока я вхожу в нее. Потом она вдруг издает стон и начинает часто дышать, а из зала снова слышен взрыв хохота. Я кладу руки ей на ягодицы, сдавливаю ее и вхожу глубже — я снова хочу, чтобы она была моею. Из зала снова слышен смех. Она тоже смеется. Хотя нет, она улыбается. И вздыхает. Потом обхватывает мою шею и слегка кусает меня.
— Давай, Стэп, давай, не останавливайся…
Я медленно двигаюсь, она ерзает на раковине. Из-под юбки видны ее ноги, юбка скользит вниз. Она сидит на белом холодном фаянсе умывальника… Джин охватывает дрожь. Она отводит руки назад, прислоняется головой к зеркалу. Я поднимаю вверх ее ноги и вхожу еще глубже. Она дышит все чаще, я чувствую, что она кончает. Из зала доносится мощный хохот. Слышен шум открывающейся где-то неподалеку двери. Я закрываю глаза, делаю несколько неловких движений и тоже кончаю. А Джин теряет равновесие и соскальзывает с раковины куда-то вбок. Пытается ухватиться за кран, он открывается, и струя воды бьет ей сзади на юбку.
— Ай! Холодная!
Мы смеемся. Я быстро закрываю кран. И тут же застегиваю брюки, приводя себя, насколько это возможно, в порядок. Джин смотрит в зеркало. Сзади юбка совершенно мокрая. Я встречаюсь с ней взглядом.
— Тебе понравилось, а?
Смех из зала раздался как нельзя вовремя.
— А ты остроумный!
— Да уж, я их насмешил.
Тяжелая бордовая занавеска неожиданно всколыхнулась и — пуф! — будто бы по мановению палочки какого-то неловкого фокусника, перед нами явилась женщина.
— Ой, мне никак отсюда не выпутаться, занавеска такая тяжелая. Туалет здесь, да?
— Да, дверь направо — наша, — говорит Джин, стараясь не встречаться с женщиной взглядом. И исчезает за занавеской.
— Спасибо, — отвечает женщина и проходит мимо, даже не заметив меня.
А я, напротив, очень хорошо кое-что заметил, и, наклонившись, иду следом за Джин в зал.
— Эй, ты тут забыла кое-что.
Она на лету выхватывает у меня свои трусики.
— Дай быстро, — и Джин надевает трусики, откинувшись на спинку кресла. — Мамма миа, если бы та женщина их там нашла, что бы было!
— Да, если бы она открыла занавеску чуть раньше, вот тогда что было бы! Знаешь, что там происходило?
— Да, ты пополнял свою коллекцию!
И снова зал взорвался смехом.
* * *
Чуть позже, после второго фильма. В ресторане «Warner», оформленном в калифорнийском стиле или что-то в этом роде. Жареная куриная грудка с пармезаном и свежие листья шпината. Салат «Цезарь» на двоих.
— Эй, тот листик был мой! — Джин тычет в меня вилкой. — Я просто его не заметила!
— А этот? — я сую в рот еще один, выхватив его с ее стороны.
— И этот тоже.
Но она не успевает остановить меня, и я заталкиваю листок в рот. И жую его с открытым ртом, как какой-то прожорливый травоядный пес.
— Фу, как противно… мне просто противно на тебя смотреть!
— Бэээ! — блею я в ответ.
И в этот момент…
— Вы веселые… именно такими и должны быть пары! Молодые бранятся, только тешатся…
Я тотчас закрываю набитый шпинатом рот. Впрочем, я не очень доверяю этой дамочке. Хотя о каком доверии можно говорить, если я и видел-то ее один раз и… в туалете. Это та самая женщина, которая чуть нас не застукала… в эротических позах. Джин узнает ее и, покраснев, опускает глаза. И фыркает. Сама же все это устроила, а теперь ей, видите ли, стыдно.
— Извините, что я вас спрашиваю, вы не знаете, где здесь туалет?
Джин, кажется, нашла в тарелке очень интересный листок шпината, но все же она отрывается от тарелки и вилкой указывает в глубину зала. Я делаю то же. Но без вилки.
— Там! — говорим мы в унисон и тут же взрываемся смехом.
— Почему вы смеетесь, вы тоже туда собирались пойти?
Я с иронией смотрю на Джин.
— Нам туда надо?
Джин мотает головой, делает губами какие-то странные движения, но на этот раз ей удается не покраснеть.
— Нет, пока нет, скоро начнется наш фильм.
— Что, еще один будете смотреть? Ну и парочка, просто не разлей вода!
— Да… — я смотрю на Джин с улыбкой. — Должен сознаться, кино нас очень соединяет. Особенно киношный туалет.
— Что-то я не поняла.
Джин неодобрительно качает головой, потом улыбается женщине, умиленная ее наивностью.
— Да он пошутил!
— Ладно, извините. Пойду — не могу больше, наверное, слишком много выпила. А может, возраст.
— Да что вы, синьора. Мы тоже часто ходим в туалет…
Джин сильно толкает меня в плечо.
— Хватит! Пошли, фильм уже начинается!
Уже через минуту мы сидим в другом зале. Здесь идет фильм о старых временах. В «Warner» — это премьера. Джин прижалась ко мне и покусывает ногти. С экрана доносятся слова, которые я тебе еще не сказал. Кевин Костнер потерял жену и не хочет начинать все сначала. Он не хочет больше жить. Пишет письма, кладет их в бутылку, и они исчезают в море, одна за другой, — его любовь потерпела кораблекрушение. Но он ни к кому в этих письмах не обращается. Потом одна журналистка находит его послание в бутылке. Письмо трогает и ее, и складывается любовная история. Включается свет. Первая серия закончилась. Джин смеется, хлюпая носом и прячась за распущенными волосами, потом смотрит на меня и снова смеется. И хлюпает носом.
— Ты плакала! — я тычу в нее пальцем.