Она уже почти решилась вернуться к себе, но в самый последний момент передумала. Осталась еще одна неизученная комната – гришаевская. Она глянет на нее одним глазком и сразу же уберется восвояси.
Шторы в комнате фольклориста были задернуты, но недостаточно плотно: оставалась маленькая щелочка, через которую при особенном желании можно было увидеть, что творится внутри. Не то чтобы Але так уж сильно хотелось узнать, как поживает этот негодяй. Просто точно кто-то в спину толкнул, прижал носом к стеклу, аккурат напротив щелочки.
Поначалу в царящем внутри полумраке невозможно было рассмотреть ровным счетом ничего, но по мере того, как глаза привыкали к смене освещения, детали обстановки стали обретать четкость. Гришаевская спальня была точно такой же, как ее собственная, небольшой и в меру уютной. Единственное, что отличало ее от других комнат на этаже, – это присутствие жильца. Гришаев сидел на кровати спиной к окну и сосредоточенно рылся в дорожной сумке. Аля уже хотела уйти, когда увидела кое-что крайне необычное. Там же, на кровати, поверх вороха одежды лежала саперная лопата, топографическая карта и компас. Аля как раз раздумывала над тем, зачем фольклористу этот набор юного бойскаута, когда Гришаев сгреб свое барахлишко обратно в сумку и вышел из комнаты. Карту и компас он, похоже, спрятал, а саперная лопата так и осталась лежать на кровати. Любопытно, любопытно...
– ...Подсматриваете? – послышался знакомый и уже до боли неприятный голос.
Аля вздрогнула, резко обернулась. За ее спиной, опершись о балконные перила, стоял Гришаев.
– Вы?! – от неожиданности она совсем растерялась. – Что вы здесь делаете?
– Я?! – Гришаев поправил свое дурацкое кепи. – Вышел воздухом подышать. Простите, не хотел отвлекать вас от столь важного занятия, – он улыбнулся, обнажая на удивление белые зубы.
– От какого занятия? – переспросила она, чувствуя, как заливается краской стыда.
– Как от какого? От подглядывания за соседями. Знал бы, что вы тут обосновались, устроил бы маленький стриптиз вам на радость, – гришаевская улыбка сделалась убийственно вежливой.
Стриптиз – однако какое самомнение! Можно подумать, ее способен воодушевить стриптиз в его исполнении?!
– И ничего я не подглядываю! – Аля отошла от чужого окна, будь оно неладно, с вызовом посмотрела на фольклориста. – Я тоже вышла свежим воздухом подышать, если хотите знать!
– Да ну?! – удивился он. – И дышали вы, прижавшись носом к моему окну? Думаете, в моей комнате воздух свежее?
– Ничего я не думаю. – И как только этот гад здесь оказался?.. – Просто после того, как вы снесли с петель мою дверь, я переселилась на ваш этаж, в соседнюю комнату. Я всего лишь осматривалась, пока вы не подкрались! – она вперила негодующий взгляд в Гришаева. Оказалось, что этот мерзавец успел подойти на непозволительно близкое расстояние. Мало того, сам он оказался неожиданно высокого роста, так что взгляд уперся не в его наглую очкастую рожу, а чуть пониже наглухо застегнутого ворота клетчатой рубашки. Пришлось запрокидывать голову и смотреть на противника снизу вверх. – Как это вы так неслышно подкрались?! – Лучшая защита – это нападение. – Всего секунду назад были в своей комнате, и вот уже здесь.
Прежде чем ответить, Гришаев потянул носом воздух, поморщился и неожиданно спросил:
– Что это у вас за духи такие противно приторные?
– Духи?.. – Да не пользовалась она в такую жару духами, только дезодорантом. С чего он выдумал про духи?!
– Воняет от вас как-то, – Гришаев снова поморщился, демонстративно помахал перед носом рукой. – Что ж вы таким дешевым парфюмом пользуетесь? Ладно, я человек простой, неприхотливый, но ведь, помимо меня, в Полозовых воротах обитают куда более рафинированные господа. Вот учуют они это жуткое амбре и подумают о вас что-нибудь нехорошее.
Господи, да что же он такое унюхал, этот урод?.. Чем же от нее так пахнет?.. От этих неловких мыслей под пристальным и одновременно насмешливым взглядом Гришаева Аля уже не только покраснела, но и покрылась испариной.
Все, с нее довольно! Не станет она больше с ним разговаривать... Аля шагнула к своей двери и снова уперлась в гришаевскую грудь.
– Пропустите, – процедила она сквозь сцепленные зубы.
– А разве я вам мешаю?
Морду его нахальную она видеть не могла, но ей и голоса хватило. Издевается... И про запах он тоже издевается. Ничем от нее не пахнет, просто этот негодяй решил воспользоваться ее же тактикой: лучшая защита – это нападение. Вот и напал, гад такой...
– Дмитрий Сергеевич, не заставляйте меня просить дважды. Мне нужно идти. – А рубашка у него старая, ношеная-переношеная, уже изрядно полинявшая, и пуговицы пришиты разноцветными нитками. Сам похож на бомжа, а еще смеет упрекать ее в неопрятности!
– Да, конечно, – он и не подумал двинуться с места. – Только послушайтесь дружеского совета: примите душ перед тем, как решите нанести визит Егору Ильичу.
Что-то в последнее время не то творилось с чашей ее терпения, что-то слишком быстро эта чаша переполнялась. Вот и сейчас последняя капля упала с тихим и неотвратимым бульканьем, необратимо расплескав все Алино долготерпение. И в это же самое мгновение она с силой и невиданной для себя злостью носком сандалии врезала Гришаеву по ноге. Если судить по огласившим округу завываниям, удар получился знатный.
– Ах ты... – для этнографа Гришаев выражался крайне витиевато и нецензурно.
Слушать его возмущенные вопли Аля не стала, гордо расправив плечи, удалилась в свою комнату. Боевого запала хватило лишь на то, чтобы громко хлопнуть балконной дверью, а дальше все – копившаяся в душе обида вырвалась наружу потоком злых слез.
Выплакаться от души не получилось, потому что в дверь громко и настойчиво постучали. Неймется ему, пришел добить...
– Пошел к черту! – она вытерла зареванное лицо, решительно подошла к двери.
– Аля, это я, – голос был Егора, а вовсе не гришаевский. – Аля, все в порядке? Открой дверь!
Из-за своих страданий она совсем забыла, что приглашена на чашечку кофе.
– Егор, одну минуточку! Ты иди, я сейчас подойду.
– Аля, у тебя в самом деле все нормально? – в голосе Егора послышалась тревога.
– Нормально, просто я только что из душа. Дай мне еще пару минут.
– А, ну тогда ладно. Жду с нетерпением, – за дверью послышались удаляющиеся шаги.
Из душа... Аля прижалась горячим лбом к стене. Душ два раза за утро – это, пожалуй, перебор. Она бы на месте Егора удивилась такой чистоплотности.
На то, чтобы привести себя в относительный порядок и замаскировать следы недавних страданий, ушло минут пять. Еще десять ушло на то, чтобы понять, что перстень со змеей снять невозможно. Мыло не помогло, и масло, скорее всего, тоже не поможет. Похоже, печать Василиска можно снять лишь с помощью напильника, но это уже форменное кощунство. Все, теперь уже дедов подарок никак не скроешь, и расспросов наверняка не избежать. Как все это некстати! Хорошо хоть, что палец больше не болит.
В коридоре пахло свежесваренным кофе. Дверь в комнату Егора была гостеприимно приоткрыта, аромат кофе усилился.
– Можно? – Аля вежливо постучала.
– Входи! – дверь в ту же секунду распахнулась настежь. – А у меня как раз все готово! – Егор улыбался Але радостной и немного тревожной улыбкой и, кажется, не собирался расспрашивать о причинах ее опоздания. Галантный и добрый. Это хорошо. Такой парень не станет говорить ей гадости и вгонять в краску. Общаться с таким одно удовольствие. И еще он обещал защитить ее от свихнувшегося фольклориста. Самое время защищать. Может, пожаловаться на Гришаева?
Хоть идея эта была очень заманчивой, но Аля от нее отказалась. Не без сожаления, надо сказать. Если бы Гришаеву набили морду, она бы, пожалуй, забыла о человеколюбии и от души порадовалась, но втягивать в разгорающийся на пустом месте конфликт Егора не стоит. Не того масштаба военные действия, чтобы вводить в дело тяжелую артиллерию. Как-нибудь сама разберется. Чай, не маленькая.
Кофе, который, наверное, и в самом деле был вкусным, Аля оценить не смогла. Зато по достоинству оценила шоколадные конфеты, к нему прилагающиеся. Шоколад был, пожалуй, единственной ее гастрономической слабостью, и отказаться от него в свое время было очень и очень тяжело. Хорошо, что те времена прошли, и можно не думать о лишнем весе.
За разговорами ни о чем недавняя обида улеглась, утратила прежнюю актуальность. И про колечко вопреки опасениям Егор ничего не спросил, хотя колечко, безусловно, заметил. Разговоры в основном вертелись вокруг Полозовых озер, местных жителей, поместья и его обитателей. Наверное, памятуя о происшествии минувшей ночи и трагических утренних событиях, тему озерного змея Егор больше не затрагивал, наоборот, старался отвлечь Алю забавными историями и анекдотами. И уже в самом конце, когда кофе был давно выпит и добрая половина конфет уничтожена, предложил прогуляться по окрестностям. Идея была хорошей, потому что, как ни крути, а знакомиться с Полозовыми озерами ей придется, и лучше бы знакомиться не в одиночку, а в компании знающего и надежного человека. Такого, как Егор.
* * *
– Красивые здесь места, ничего не скажешь. Сто очков вперед дадут всяким там разрекламированным курортам, – Егор вел ее по дорожке вдоль Мертвого озера в сторону деревни.
– А дед собирается превратить Полозовы ворота в фешенебельный отель, – прутиком, отломанным от растущей у дома развесистой ивы, Аля на ходу сбивала былинки. – Собирается упаковать легенду о Василиске в яркую обертку и продавать всем желающим за умеренную плату.
– Плохо, – Егор нахмурился.
– Что плохо?
– Плохо, если твой дед воплотит свою затею в жизнь. Поток туристов тут же уничтожит здешнюю атмосферу тайны. Какой Василиск, находящийся в здравом уме и трезвой памяти, рискнет явить свой устрашающий лик такой толпе?! Попрячутся и змеи, и русалки, и призраки... – он осекся. – Прости, это я, не подумав, ляпнул.
– Про призраков? – Аля взмахнула прутиком, сказала не слишком уверенно: – Может, он мне всего лишь примерещился, этот призрак? Я ж выпила вчера много, а еще с дороги – уставшая. Спать легла с тяжелой головой, да еще после гришаевских баек, может, в самом деле привиделось? – она с надеждой посмотрела на Егора. – А то, что окно было настежь распахнуто, так, может, я сама его во сне и открыла?
– А за тобой раньше такое водилось? Я имею в виду снохождение? – уточнил Егор.
– Не знаю, – Аля постаралась вспомнить. – Может, в раннем детстве что-то и было.
– А если у родителей спросить?
– Не у кого спрашивать, – она отшвырнула прутик. – Я в детском доме росла.
– Прости, – Егор, казалось, смутился.
– Ничего страшного.
– А Игнат Петрович?
– А Игнат Петрович меня совсем недавно нашел.
– Хорошо, что нашел. Совсем без родных, наверное, тяжело?
– Я привыкла, да и сравнивать мне не с чем. – Аля улыбнулась и, чтобы перевести разговор в другое русло, спросила: – А ты чем занимаешься в свободное от безделья время?
– В свободное от безделья время я работаю в банке. Работа у меня, Аля, скучная и нудная, но один несомненный плюс все же имеется: я многое могу себе позволить. В том смысле, что могу поехать в любой уголок мира, какой захочу. Я люблю путешествовать и во многих местах уже побывал. Думаю, полученный от путешествий заряд с лихвой компенсирует тяжкий труд банковского клерка, – он широко улыбнулся и тоном заправского гида сообщил: – А теперь, многоуважаемая Алевтина, соблаговолите посмотреть налево. Перед вами Настасьина топь во всей своей жуткой красе, – и тут же добавил уже совершенно другим, серьезным тоном: – Никогда не видел ничего подобного. Ведь и не скажешь, что здесь топь. На первый взгляд лужайка лужайкой. Пришлому человеку тут сгинуть – раз плюнуть. А вон, видишь, тропиночка?