— Нет, мадам Трюдо, но я работала сиделкой в госпитале и встречала таких, как он. Физически они обычно в полном порядке.
Страшный грохот на лестнице. Короткий болезненный вскрик. Франческа сорвалась с места, за ней, квохча и причитая, кинулась мадам.
Алан Пейн лежал у подножия лестницы. Глаза его были закрыты, нога неловко подвернута. Франческа мрачно обозрела эту картину, повернулась к мадам Трюдо и изрекла:
— Беру назад свои слова о физическом здоровье. Теперь ему понадобится костыль. И самая настоящая сиделка.
Алан открыл глаза и увидел Ангела. Золотом сквозили кудри, от ресниц на щеки падала густая тень. Ангел читал последнюю страницу “Пари-Матч” и беззвучно хохотал. Потом поднял полные веселых слез глаза и оказался Франческой Мэллори.
— Это я вас разбудила?
— Нет, что вы. А почему… почему я спал?
— Потому что вам вкатили димедрол в… заднюю верхнюю поверхность бедра.
— Странно. Я точно помню, что собирался гулять. Димедрола в моем плане не было.
— Вы не учли собственной способности притягивать неприятности. Говоря напрямую, вы упали с лестницы.
— Ой, Господи. Что за идиот…
— Нет, голова в порядке. Вы сильно растянули ногу. Настолько сильно, что у вас случился болевой шок.
— Но димедрол…
— Погодите. Прибежал врач и вколол вам обезболивающее.
— Димедрол?
— Нет, промедол. Но у вас оказалась аллергия на анальгетики. Вот тут и возник димедрол.
— Теперь понял.
— Не все. С биополем шутки плохи. Местный врач практикует сорок лет, но с вами впервые в жизни перепутал дозировку. Вкатил вам двойную снотворную дозу вместо одинарной противоаллергической. Вы спали двенадцать часов.
— А где врач?
— Его увела домой жена. После таких выкрутасов у него расшалились нервы, и мадам Трюдо полечила его своим универсальным средством.
— Кофе и коньяк?
— Я бы сказала, коньяк и кофе. Отличное средство. Мадам Трюдо весела как птичка.
— А доктор?
— Ручаться можно только за одно: он все забыл, включая профессиональный позор. Нет худа без добра, зато вы выспались.
Алан слабо улыбнулся и прикрыл глаза. Через некоторое время он смущенно завозился под одеялом. Лицо Франчески немедленно приобрело абстрактно-доброжелательное выражение. Она решительно откинула одеяло и протянула ему руку.
Вот теперь он покраснел.
Она завела глаза к потолку и сказала противным голосом мымры-училки из начальной школы:
— Дети, не все из вас станут летчиками, единицы — балеринами, и лишь некоторые — мороженщиками. Но у всех вас есть нечто общее. Это роднит всех людей на Земле. Без этого невозможно жить. Этого можно стесняться, это можно ненавидеть, но не делать этого нельзя. Я, дети, имею в виду…
— Франческа!
— Правильно! Писать! Все люди писают. Короли и фотомодели. Космонавты на орбите и шахтеры под землей. Короче, обопритесь на меня — и можете сделать вид, что вам приспичило почистить зубы.
Она отвела его в ванную комнату и даже не стала стоять под дверью. В госпитале случалось и не такое, но сейчас ей почему-то не хотелось его смущать.
Он действительно почистил зубы. И причесался. Помогая ему допрыгать до кровати, Франческа чувствовала свежий аромат его туалетной воды. И руки у Алана были приятные, сильные, теплые, с худощавыми, изящными пальцами музыканта. Франческа давным-давно научилась рассматривать и оценивать руки людей, особенно мужчин. Это была целая наука!
Немного погодя, он тихонько произнес:
— Вам не нужно сидеть здесь всю ночь. Я вовсе не так уж и болен.
— Вы совсем не больны. Ограничены в передвижениях, только и всего. Завтра принесут на выбор костыли и палку, я советую начать с костылей. С ними вы будете чувствовать себя уверенней. А с вами я посижу еще часок, пока не заснете.
Алан слабо улыбнулся.
— Ну а если я не засну всю ночь? Я ведь выспался.
— Заснете. И наберетесь сил. Вам нужно выстоять в борьбе со стихиями.
— Может, мне просто не выходить из комнаты?
— Тогда к вам в кровать заползет редкий вид скорпиона. Крыша обрушится. Да мало ли что может случиться! Вот на этот случай я и посторожу. Спите!
Он заснул быстро и бесшумно, как ребенок. То есть теоретически дети должны засыпать именно так. Опыт Франчески так далеко не распространялся. Девушка сидела с ногами в кресле и осторожно рассматривала уснувшего англичанина. Пардон, шотландца!
Высокие скулы, тонкий нос с горбинкой, чистый лоб, красивый рот. Темно-русые волосы слегка вьются, хотя и подстрижены довольно коротко. Будь его кожа смуглой от загара, Алан Пейн был бы неотразим, неожиданно решила для себя Франческа и немедленно смутилась из-за своих мыслей.
Ему лет тридцать, наверное. Сейчас, во сне, он казался юношей, почти мальчиком, но вчера и при первой встрече она решила, что он почти старик. Значит, нечто среднее. Те самые лет тридцать.
Кто он по роду занятий? У него руки музыканта или хирурга. Хотя нет, у хирургов руки красные от постоянного мытья антисептиком. А у музыкантов сплющены подушечки пальцев. Лесоруб, плотник, скалолаз и охотник отпадают по целому ряду причин.
Непонятно. Загадочно. Версий никаких. Он вполне мог бы сойти за миллионера, но пансион мадам Трюдо… Тогда, скажем, эксцентричный миллионер. Вот это подходит. Эксцентричный миллионер из Шотландии. Мельмот-Скиталец. Наверняка холост. Кольца нет. С девушками вежлив, корректен, но бесстрастен. А может, уже выбрал себе такую же холодную, холеную миллионершу. Они объединят капиталы и заживут счастливо, а детей купят в супермаркете.
Настроение немедленно испортилось, и Франческа показала язык спящему Алану Пейну, как будто он был виноват, что ей в голову лезет противная миллионерша.
Посидев еще с полчаса, Франческа начала клевать носом и решила покинуть комнату Пейна. Ужасно боясь на что-нибудь налететь, она проделала путь вниз на цыпочках и с высунутым от усердия языком, но уже у самой двери в свою комнату почувствовала, как кто-то мягко тронул ее ногу под коленкой.
Только усталость последних двух суток могла до такой степени расшатать крепкие доселе нервы Франчески Мэллори. Она зажмурилась и заорала во все горло, с наслаждением, с облегчением, с восторгом, и орала до тех пор, пока не кончился воздух в легких, а потом открыла глаза и увидела укоризненный взгляд мадам Трюдо.
— Душечка, ты до смерти перепугала Крюшона.
Огромный рыжий кот прижимался к обширной груди мадам Трюдо и смотрел на Франческу дикими от ужаса глазами. Девушка рассмеялась и погрозила коту пальцем.
— Это он меня до смерти перепугал. Доброй ночи, мадам Трюдо.
С этими словами Франческа прошествовала в свою комнату, повалилась на кровать прямо в одежде и заснула младенческим сном.
Мадам Трюдо вздохнула и отправилась к себе. Выпитый с доктором коньяк продолжал чудотворно действовать на ее нервы, новая помощница была истинный клад, пребывание англичанина в пансионе сулило некоторые развлечения — словом, жизнь мадам Трюдо на сегодняшний момент определенно нравилась.
Алан Пейн спал свинцовым тяжким сном без сновидений. Во всяком случае, во сне было абсолютно темно. Под утро тьма во сне стала вязкой и душной. И тогда он стал ворочаться и сбросил одеяло, но вместо одеяла тьма накрыла его с головой, и чей-то голос сообщил, что уныние есть тяжкий грех. А потом тьма наполнилась гулким эхом чьих-то голосов, и надсадно плакал на краю тьмы ребенок, и Алан Пейн ненавидел этого ребенка, и жалел его, и искал его во тьме, чтобы убаюкать, прекратить этот бессмысленный плач, но тьма заклубилась, заглушила голоса, а потом вздыбилась грозовой тучей и опала дождем на лицо Алама Пейна.
Он проснулся в слезах и долго лежал без сил, глядя на солнечный луч, ползущий по стене. Потом из пылинок, танцующих в луче, соткался образ Ангела по имени Франческа, и Пейн заснул, на этот раз крепко и спокойно.
Ночью прошел дождь, но сейчас было еще слишком рано, и никто не видел, как над Жьеном полыхнула двойная радуга.
3
Следующая неделя была одной из лучших в жизни мадам Трюдо. Во всяком случае, она уже давно не чувствовала себя так хорошо.
Единственной ее заботой осталась старушка из Дижона, но это и заботой не назовешь, учитывая приносимый старушкой во время покера доход.
Энтомолог окончательно скрылся в лугах, потому что у бабочек, видите ли, начался этот… как его… нерест? Нет, нерест — это у рыб. Ну, в общем, энтомологу уйти из лугов было никак не возможно. Раз в день мадам посылала соседского мальчишку в означенные луга с судками горячей пищи, а через день обновляла цветы в вазе в комнате ученого — на всякий случай, вдруг вернется?
Молодой травмированный англичанин полностью перешел под опеку Франчески. Как и все домашние хлопоты, за исключением готовки. Девушка и впрямь оказалась сущим кладом — мыла, подметала, бегала на рынок, успевала вести книгу расходов (сама мадам начала это муторное дело лет пять назад да бросила через два дня, скучно стало), кормила котов, а в промежутках успевала выгуливать англичанина в саду, рассказывать мадам анекдоты из “Пари-Матч” и самозабвенно ругаться с молочником.