Если не ошибаюсь, он погиб где-то в Сирии… во всяком случае, не во Франции.
- А родителей вашего отца?
Снова послышались детские голоса, но на сей раз она не обратила на них внимания.
- Его мать умерла от рака, когда папе исполнилось пятнадцать лет… А отец был подрядчиком по столярным и плотничьим работам. Мама говорила, что у него под началом было человек десять. Однажды, когда мой отец еще учился в университете, деда нашли повесившимся в мастерской, и выяснилось, что он был на краю банкротства.
- Но вашему отцу все же удалось закончить курс?
- Да, он одновременно учился и работал у аптекаря.
- А какой характер был у вашего отца?
- Очень ласковый. Я понимаю, что мой ответ не может вас удовлетворить, но именно таким он и запомнился. Очень ласковый и немного грустный.
- Бывали у него ссоры с вашей матерью?
- Я никогда не слышала, чтобы отец повысил голос… Правда, если он не был занят дома, то, как правило, все свое свободное время проводил у больных. Помнится, мама упрекала его за то, что он не следит за собой, ходит всегда в одном и том же неглаженом костюме, иной раз по три дня не бреется. А я говорила ему, что у него колется борода, когда он меня целует.
- Об отношениях вашего отца с коллегами вам, очевидно, мало что известно?
- То, что я знаю, исходит от мамы, только тут трудно отделить правду от полуправды. Она, конечно, не лжет, но в ее изложении все выглядит так, как ей хотелось бы видеть… Раз она вышла за отца, то одно это уже делало его человеком необыкновенным.
"Твой отец - лучший врач в городе, - говорила она мне. - И, безусловно, один из лучших врачей во Франции. К сожалению…" - Госпожа Руслэ снова улыбнулась. - Вы, разумеется, догадываетесь, что за этим следовало… Отец не сумел приспособиться… Он не хотел поступать, как другие… Мама не раз давала ему понять, что дедушка повесился отнюдь не из-за угрозы банкротства, а потому что страдал неврастенией… У него была дочь, которая какое-то время провела в психиатрической больнице… - Что с ней стало?
- Не знаю… Думаю, что и мама ничего о ней не знает. Во всяком случае, она уехала из Мюлуза.
- А ваша матушка по-прежнему живет там же?
- Мама давно переехала в Париж.
- Вы можете дать ее адрес?
- Орлеанская набережная, двадцать девять-бис. Мегрэ вздрогнул, но она ничего не заметила и продолжала:
- Это на острове Сен-Луи… С тех пор, как остров стал одним из самых модных районов Парижа… - Знаете, где было совершено покушение на вашего отца?
- Конечно, нет… - Под мостом Мари… В трехстах метрах от дома вашей матери.
Она обеспокоенно нахмурилась.
- Это ведь мост через другой рукав Сены, не так ли? Мамины окна выходят на набережную Турнель.
- У вашей матери есть собака?
- Почему вы об этом спрашиваете?
Несколько месяцев, пока ремонтировали дом Мегрэ на бульваре Ришара Ленуара, супруги жили на Вогезской площади и часто по вечерам гуляли по острову Сен-Луи. В этот час владельцы собак или слуги обычно прогуливали своих питомцев по набережным Сены.
- У мамы только птицы. Кошки и собаки приводят ее в ужас. - Внезапно переменив тему разговора, она спросила:
- Куда же поместили отца?
- В ближайшую к мосту Мари больницу.
- Вы, несомненно, хотели бы… - Не теперь… Возможно, позднее я попрошу вас навестить его, чтобы окончательно установить его личность. Но сейчас голова и все лицо у него забинтованы.
- Он очень страдает?
- Он без сознания.
- За что же его так?
- Вот это я и пытаюсь выяснить.
- Может быть, произошла драка?
- Нет. По всем данным, его ударили, когда он спал.
- Под мостом?.. Комиссар поднялся.
- Вы, наверно, сейчас пойдете к маме?
- Это необходимо.
- Разрешите позвонить ей по телефону, чтобы сообщить о случившемся?
Мегрэ помедлил с ответом. Он предпочел бы увидеть, какое впечатление произведет это известие на госпожу Келлер. Однако отказать не решился.
- Благодарю вас, господин комиссар. Об этом происшествии напечатают в газетах?
- О покушении, вероятно, уже напечатано, но лишь несколько строк, и фамилия вашего отца, конечно, не упоминается - ведь и я узнал ее лишь около полудня.
- Мама будет настаивать, чтобы фамилию не называли.
- Я сделаю все, что в моих силах.
Когда госпожа Руслэ провожала гостя до передней, крошечная девчурка подбежала к ней и уцепилась за юбку.
- Сейчас пойдем гулять, детка. Беги попроси Нана одеть тебя.
Торанс расхаживал взад и вперед перед домом госпожи Руслэ. Маленький черный автомобиль Сыскной полиции выглядел довольно жалко среди длинных, сверкающих никелем частных машин.
- Набережная Орфевр?
- Нет. Остров Сен-Луи, Орлеанская набережная… Дом был старинный, с огромными воротами, но содержался в отличном состоянии. Медные ручки, перила, лестница, стены - все было начищено, отмыто, выскоблено. Даже консьержка, в черном платье и белом переднике, походила на служанку из хорошего дома.
- Вы приглашены?
- Хм… Нет, но мадам Келлер ждет меня.
- Минутку, прошу вас… Швейцарская походила на маленькую гостиную, где пахло не кухней, как обычно, а воском для паркетов. Консьержка сняла телефонную трубку.
- Как доложить?
- Комиссар Мегрэ.
- Алло!.. Берта?.. Скажи, пожалуйста, мадам, что некий комиссар Мегрэ просит его принять… Да, он здесь… Ему можно подняться?.. Благодарю… Можете подняться… Третий этаж, направо.
Поднимаясь по лестнице, Мегрэ вдруг подумал, стоят ли еще на причале, у набережной Селестэн, фламандцы или же, подписав протокол, уже спускаются по руке к Руану. Не успел он позвонить, как дверь распахнулась и молоденькая, хорошенькая горничная окинула комиссара любопытным взглядом, будто бы впервые увидела живого полицейского.
- Пожалуйста, сюда… Позвольте вашу шляпу… Комнаты с очень высокими потолками были отделаны в стиле барокко: повсюду позолота, мебель, щедро украшенная резьбой… С порога слышалось щебетанье попугайчиков. В приоткрытую дверь гостиной видна была громадная клетка, а в ней - не менее десятка птичьих пар.
Прождав минут десять, Мегрэ в знак протеста закурил трубку. Впрочем, он тотчас же вынул ее изо рта, как только в гостиную вошла госпожа Келлер. Мегрэ был поражен, увидев перед собой маленькую, хрупкую и еще молодую женщину. Она казалась лет на десять старше дочери, не больше.