- А ведь вам известно, почему он покушался на вас!
Во взгляде больного промелькнуло любопытство. Казалось, бродяга был удивлен, что Мегрэ удалось столько разузнать.
- Это случилось два года назад, когда вы еще ночевали под мостом Берси. Однажды ночью… Вы меня слышите?
Тот кивнул.
- Однажды ночью, в декабре, вы невольно явились свидетелем преступления, в котором был замешан этот человек.
Келлер, казалось, раздумывал, как ему поступить.
- Тогда он столкнул в реку, - продолжал Мегрэ, - хозяина баржи, подле которой вы ночевали. Правда, его-то вытащили слишком поздно… Опять молчание и полное безразличие на лице больного.
- Это правда? Увидев вас в понедельник на набережной Селестэн, убийца испугался, что вы проболтаетесь.
Больной с трудом повернул голову и посмотрел прямо в лицо Жефу ван Гуту.
Однако в его взгляде не угадывалось ни ненависти, ни злобы - ничего, кроме проблесков любопытства.
Мегрэ понял, что ему ничего больше не удастся вытянуть у бродяги, и, когда сестра попросила посетителей уйти, комиссар не стал настаивать. Они вышли.
В коридоре речник вскинул голову:
- Ну как? Здорово вы продвинулись в этом деле? Фламандец был прав: на сей раз выиграл он.
- Я тоже, - торжествующе продолжал ван Гут, - умею выдумывать всякие истории!
Не стерпев, Мегрэ буркнул сквозь зубы:
- Заткнись!
Пока Жеф в обществе Торанса сидел в кабинете на Набережной Орфевр, Мегрэ провел около двух часов у судьи Данцигера. Тот позвонил помощнику прокурора Паррену и попросил его зайти. Затем Мегрэ подробно - от начала до конца - изложил им свою версию преступления.
Судья делал у себя в блокноте пометки карандашом и, когда Мегрэ закончил, со вздохом произнес:
- В общем, у вас нет против него ни одной улики.
- Ни одной, - подтвердил комиссар.
- За исключением несовпадения во времени в его показаниях. Но любой опытный адвокат отведет этот аргумент.
- Знаю.
- У вас есть надежда добиться признания?
- Никакой.
- Бродяга будет по-прежнему молчать?
- Я в этом убежден.
- Как вы думаете, почему он занял такую странную позицию?
Объяснить это было трудно. Особенно тем, кто никогда не сталкивался с людьми, ночующими под мостами.
- Вот именно: почему? - вставил слово помощник прокурора. - Ведь он чуть не отправился на тот свет. Мне думается, он должен был бы… В самом деле, как иначе мог думать помощник прокурора, который жил с семьей в Пасси <Пасси - один из фешенебельных районов Парижа.>, устраивал у себя дважды в месяц приемы и заботился прежде всего о собственной карьере и о повышении оклада.
Но не так думал бродяга.
Ведь существует же правосудие!
Еще бы! Но те, кто не боится спать зимой под мостами, завернувшись для тепла в старые газеты, меньше всего думают об этом самом правосудии.
- Ну, а вы, комиссар, его понимаете? Мегрэ не решился ответить "да", поскольку это вызвало бы недоумение.
- Видите ли… для него суд присяжных, разбирательство дела, вопросы, приговор и тюрьма - все это не имеет существенного значения.
- Видите ли… для него суд присяжных, разбирательство дела, вопросы, приговор и тюрьма - все это не имеет существенного значения.
Что бы подумали эти двое, если бы комиссар рассказал им о стеклянном шарике, который он вложил в руку пострадавшего? Или хотя бы о том, что бывший доктор Келлер, чья жена живет на острове Сен-Луи, а дочь вышла замуж за крупного фабриканта аптекарских товаров, хранит у себя в кармане, как десятилетний мальчишка, стеклянные шарики?
- Он все еще требует встречи с консулом? Речь снова зашла о Жефе.
Взглянув на помощника прокурора, судья нерешительно заметил:
- При таком положении дела я едва ли смогу подписать ордер на его арест. Судя по вашим словам, комиссар, если я даже и допрошу ван Гута, то это все равно ни к чему не приведет.
Да, чего не смог добиться Мегрэ, вряд ли добьется судья!
- Что же дальше?
Что дальше? Прежде чем прийти сюда, Мегрэ уже знал, что партия проиграна. Остается только одно: отпустить ван Гута да еще принести ему извинения, если он потребует.
- Простите, Мегрэ, но при таких обстоятельствах… - Я понимаю… Предстояло пережить несколько неприятных минут. Это случалось не в первый раз и всегда, когда он сталкивался с людьми недалекими.
- Извините, господа, - тихо произнес Мегрэ, покидая кабинет судьи.
Немного спустя комиссар повторил эти слова уже у себя в кабинете.
- Извините, мосье ван Гут! Правда, я приношу извинения только формально. Знайте: своего мнения я не изменил. Я по-прежнему убежден, что это вы убили своего хозяина, Луи Виллемса, и сделали все возможное, чтобы избавиться от бродяги, который мог оказаться нежелательным свидетелем. А теперь можете вернуться на свою баржу к жене и ребенку. Прощайте, мосье ван Гут!
Вопреки ожиданиям, речник не возмутился, а только с некоторым удивлением поглядел на комиссара и, уже стоя на пороге, протянул ему длинную руку, проворчав:
- Всякий может ошибиться, верно?
Мегрэ сделал вид, что не заметил протянутой руки, и пять минут спустя с головой погрузился в текущие дела.
В последующие недели полиция произвела нелегкую работу, проверив все обстоятельства дела как в районе набережной Берси, так и у моста Мари. Допросили множество людей. Бельгийская полиция прислала запрошенный материал, который подкололи к остальным материалам расследования.
Что же касается комиссара, то в течение трех месяцев его часто видели у причала на набережной Селестэн. Сунув руки в карманы, с трубкой в зубах, он, словно бездельник, прохаживался мимо моста Мари. Тубиб выписался из больницы и снова вернулся в свое убежище под сводом моста. Вещи ему возвратили.
Иногда Мегрэ как бы случайно останавливался возле бродяги. Разговор их бывал недолог:
- Живем?
- Живем!
- Рана вас больше не беспокоит?
- Временами немного кружится голова… Они избегали говорить о случившемся, но Келлер прекрасно понимал, зачем приходит сюда комиссар. И Мегрэ тоже знал, что тот все понимает. Это превратилось уже в своеобразную игру. Невинную игру, которая длилась до наступления летней жары.
Однажды утром комиссар остановился перед бродягой, который жевал краюху хлеба, запивая ее красным вином.
- Живем?
- Живем!
Быть может, Франсуа Келлер решил, что его собеседник достаточно ждал? Посмотрев на стоявшую на приколе бельгийскую баржу, очень похожую на "Зваарте Зваан", он заметил:
- Хорошо живется этим людям.