И сделала это жена, с особой торжественностью, прошептав:
– Бедняжка Луи… – Тут она заметила башмаки, торчащие из под простыни, и насупила брови. – Что это такое?
Мегрэ не сразу сообразил.
– Кто ему надел эти башмаки?
– Они и были у него на ногах, когда его обнаружили.
– Это невозможно. Луи никогда не носил желтых башмаков, примерно с двадцати шести лет, с тех пор, как стал моим мужем. Он знал, что я не позволила бы ему. Видишь, Жанна?
Жанна утвердительно кивнула.
– Прошу вас убедиться, вся ли одежда принадлежит ему. Что касается личного, то нет никакого сомнения, правда же?
– Ни единого. Но башмаки не его. Он чистит их почти каждый день. Разве я не знаю? Сегодня утром надел черные, с двойной подметкой; он все время ходил в них на работу.
Мегрэ снял простыню.
– Это его пальто?
– Да.
– А костюм?
– Да, но галстук – не его. Никогда бы он не надел такого кричащего галстука. Этот почти красный! Ужас!..
– Ваш муж вел правильный образ жизни?
– А как же! Моя сестра может подтвердить. Утром он садился на углу в автобус, который точно в восемь семнадцать привозил его на станцию в Жюви. Он всегда ездил с нашим
соседом, месье Бодуэном из управления налогов. На Лионском вокзале спускался в метро и выходил на остановке «Сен Мартен».
Сотрудник института подал Мегрэ какой то знак. Комиссар понял его и проводил обеих женщин к столу с разложенными на нем вещами пострадавшего.
– Надеюсь, мадам узнает это?
Там лежали серебряные часы с цепочкой, зажигалка, ключ и рядом с кошельком – два кусочка синего картона.
Мадам Туре сразу посмотрела на картонки.
– Билеты в кино, – удивленно сказала она.
– Кинотеатр новых фильмов на бульваре Бон Нувель, – рассматривая билеты, подтвердил Мегрэ. – Судя по цифрам, их использовали сегодня.
– Это невозможно. Слышишь, Жанна?
– Мне это все кажется странным, – важно заметила сестра.
– Может быть, осмотрите кошелек?
Она послушалась и снова насупила брови:
– У Луи сегодня утром не было столько денег.
– Вы уверены?
– Да, я ежедневно проверяю у него в кошельке деньги. Он никогда не имел больше одной тысячефранковой и двух или трех стофранковых банкнотов.
– Может, он что нибудь получил?
– До конца месяца еще далеко.
– А после работы у него всегда оставалась в кармане определенная сумма?
– Кроме тех денег, которые он потратил на метро и сигареты. На проезд в электричке он имел постоянный билет.
Она хотела положить кошелек в мешочек, но остановилась:
– Может, он вам еще нужен?
– Пока да.
– Никак не пойму, почему у Луи заменены башмаки и галстук. И вообще удивительно, что его в это время не было на работе.
Мегрэ больше ни о чем ее не спрашивал. Попросил подписать какие то бумажки.
– Вы поедете домой?
– Когда мы сможем забрать тело?
– Видимо, через день или два.
– Вскрытие будет?
– Возможно, а впрочем, не обязательно.
Мадам Туре посмотрела на часы.
– У нас поезд через двадцать минут, – обратилась она к Мегрэ. – Не смогли бы вы подвезти нас до вокзала?
– Монику ждать не будешь? – удивилась сестра.
– Вернется одна.
Когда обе дамы прошли к Лионскому вокзалу, Сантони с усмешкой проговорил:
– Сильна! Ее муженек вряд ли мог как следует разгуляться.
– Куда уж…
– Что вы думаете о приключении с башмаками? Будь они новые, можно было бы допустить, что он купил их только сегодня.
– Не осмелился бы.
Разве не слыхали, что она говорила?
– Да и купить яркий галстук он тоже не решился бы.
– Интересно, похожа ли дочь на мать?
Когда они вернулись в полицию, служащий сказал Мегрэ:
– Месье, вас спрашивала какая то девушка. Кажется, она договорилась о встрече. Я послал ее наверх.
– Давно ждет?
– Минут двадцать.
Мгла перешла в мелкий дождик, и мокрые следы ног образовывали мраморные прожилки на всегда запыленных ступеньках. Большинство кабинетов пустовало. Только из под
некоторых дверей пробивался свет.
– Мне оставаться с вами? – спросил Сантони.
Мегрэ утвердительно кивнул: поскольку он начал следствие с Сантони, то и продолжать следует вместе.
Девушка сидела на диване в приемной. В глаза бросилась ее светло синяя шляпка. Дежурный писарь встал:
– Это к вам, шеф.
– Знаю. – Мегрэ повернулся к ней и спросил: – Мадемуазель Туре? Пройдемте, пожалуйста, в мой кабинет.
В кабинете Мегрэ пригласил девушку сесть. Он зажег лампу с зеленым абажуром, ее свет падал на кресло, стоявшее возле стола.
– Дядя сказал мне, что отец умер.
Мегрэ ответил не сразу. Мадемуазель Туре плакала.
Как и ее мать, она держала в руке платочек, свернутый клубочком, и мяла его. Мегрэ в детстве любил так мять кусок замазки.
– Я думала, что застану тут мать.
– Она уже уехала в Жюви.
– Как она это перенесла?
– Держалась мужественно.
Моника была красивой, совсем не похожей на мать, но унаследовала от нее тучность. Однако это не бросалось в глаза – сказывалась молодость. На ней был элегантно сшитый
костюм, что немного удивило комиссара, поскольку она вряд ли могла сшить его сама, – видимо, купила в дорогом магазине.
Что случилось? – спросила наконец девушка, и на глазах у нее опять заблестели слезы.
– Ваш отец убит.
– Когда?
– Сегодня между половиной пятого и без четверти шесть.
– Как это могло случиться?
Почему то Мегрэ показалось, что все сказанное ею звучит не совсем искренне. Мать еще можно было понять – у той такая натура. По мнению мадам Туре, умереть в глухом
переулочке бульвара Сен Мартен – большой позор. Она устроила свою жизнь, и не только свою, но и всей семьи, а эта смерть не вмещалась в установленные ею рамки, а тем
более на покойном – о ужас! – были желтые башмаки и красный галстук.
Моника же казалась несколько другой – осторожной и словно побаивающейся каких нибудь неожиданностей или коварных вопросов.
– Вы хорошо знали характер и привычки отца?
– Да… Но, наверно…
– Меня еще интересует, были ли вы дружны, делился ли отец с вами своими мыслями, душевными переживаниями?..
– Он был хорошим отцом…
– Он считал себя счастливым?
– Кажется.
– Вы встречали его в Париже?
– Не понимаю. Вы имеете в виду – на улице?
– И вы и он работали в Париже. Мне уже известно, что одним поездом вы не ездили.
– У нас разные часы работы.
– Могли бы встречаться во время обеденного перерыва.
– Иногда…
– Часто?
– Нет. Скорее редко.
– Вы бывали у него на работе?
Девушка заколебалась.
– Нет, – ответила она, – мы встречались в ресторане.
– Вы ему звонили?
– Не помню.
– Когда последний раз вы с ним обедали?
– Несколько месяцев назад. Перед отпуском.
– Где именно?
– В «Эльзасской кружке», ресторане на Севастопольском бульваре.
– Ваша мать знала об этом?
– Кажется, я ей говорила.