Что бы я стала делать там, внизу? Я привыкла есть три раза в день. И знала, что у Жюстины мне это будет обеспечено.
- Почему вы приехали сегодня? - спросил Мегрэ довольно холодным тоном.
- Разве я вам сейчас не сказала? Сначала я поехала в Йер. Мне не хотелось, чтобы на похоронах бедного Марселя никто не шел за гробом.
- Вы все еще любили его?
Она немного смутилась.
- Мне кажется, я его по-настоящему любила. Я много говорила с вами о нем, когда вы заботились обо мне после его ареста. Знаете, Марсель был неплохой человек. В сущности, даже наивный, я сказала бы, застенчивый. И как раз потому, что был застенчивый, хотел вести себя, как другие. Но только он перехватывал через край. Там, в горах, я все это поняла.
- И вы его разлюбили?
- Мои чувства к нему изменились. Я видела других людей. Могла сравнивать. Доктор помог мне понять.
- Вы были влюблены в этого доктора?
Она несколько нервно засмеялась.
- Я думаю, что в санатории все более или менее влюблены в своих врачей.
- Марселей вам писал?
- Иногда.
- Он надеялся, что вы опять будете жить вместе?
- Первое время, кажется, да. Потом он тоже изменился. Мы оба изменились, но по-разному. Он очень быстро постарел, почти сразу. Не знаю, видели ли вы его с тех пор. Прежде он хорошо одевался, следил за собой. Был гордый. А потом... с тех пор, как он случайно приехал на побережье...
- Это он устроил вас к Жюстине и Эмилю?
- Нет. Я знала Жюстину понаслышке. Я сама явилась к ней. Она взяла меня на испытательный срок как помощницу, потому что для другого я уже не годилась.
Там, в горах, мне сделали четыре операции, у меня все тело в рубцах.
- Я спросил вас, почему вы приехали сегодня.
Мегрэ неустанно возвращался к этому вопросу.
- Когда я узнала, что это дело ведете вы, я, конечно, подумала, что вы вспомните обо мне и велите меня разыскать. Это, разумеется, потребовало бы времени.
- Если я правильно понял, то с тех пор, как вы вышли из санатория, вы больше не общались с Марселем, но посылали ему деньги?
- Случалось. Я хотела, чтобы он мог иногда доставить себе какое-нибудь удовольствие. Он не показывал виду, но у него бывали трудные времена.
- Он вам это говорил?
- Говорил, что он неудачник, что всегда был неудачником, что не способен даже стать настоящим подлецом.
- Он говорил вам это в Ницце?
- Он никогда не приезжал ко мне в "Сирены". Знал, что это запрещено.
- Значит, здесь?
- Да.
- Вы часто бываете на Поркероле?
- Почти каждый месяц. Жюстина теперь слишком стара, чтобы самой проверять свои заведения, а господин Эмиль никогда не любил разъезжать.
- Вы ночуете здесь, в "Ковчеге"?
- Всегда.
- А почему Жюстина не предоставит вам комнату у себя? У нее же довольно большая вилла.
- Она никогда не позволяет женщинам ночевать под своей крышей.
Он понял, что затронул чувствительное место, но Жинетта все еще не поддавалась.
- Боится за сына? - пошутил он, раскуривая трубку.
- Это может показаться смешным, а между тем это правда. Она всегда заставляла его держаться за ее юбку; поэтому по характеру он и стал скорее похож на девицу, чем на мужчину. Она до сих пор обращается с ним, как с ребенком. Он шагу не смеет ступить без ее разрешения.
- А женщин он любит?
- Скорее боится. Я говорю, вообще. Знаете, у него нет к этому склонности. Здоровьем он никогда не отличался. Он все время лечится, принимает лекарства, читает медицинские книги.
- А еще почему, Жинетта?
- Что?
- Почему вы приехали сюда?
- Так я же вам сказала.
- Нет.
- Я подумала, что вы, наверное, заинтересуетесь господином Эмилем и его матерью.
- А точнее?
- Вы не такой, как другие полицейские, и все же...
Когда случается что-нибудь мерзкое, всегда подозревают людей определенной среды.
- И вы считали нужным мне сказать, что господин Эмиль не имеет отношения к смерти Марселя?
- Я хотела объяснить вам...
- Объяснить что?
- Мы с Марселем остались добрыми друзьями, но о том, чтобы жить вместе, не могло быть и речи. Он об этом больше и не помышлял. Думаю, и не хотел этого.
Понимаете? Он больше не имел никакого отношения к нашей среде. Послушайте, я сейчас видела Шарло...
- Вы его знаете?
- Я несколько раз встречала его здесь. Нам случалось есть за одним столом.
- Вы собирались повидать его сегодня на Поркероле?
- Нет. Клянусь, я говорю правду. Только меня стесняет ваша манера задавать вопросы. Прежде вы мне доверяли. Вы немного жалели меня. А теперь меня больше не за что жалеть, правда? Я теперь даже не чахоточная.
- Вы много зарабатываете?
- Меньше, чем можно было бы думать. Жюстина - страшная скряга. И сын ее тоже. Конечно, я ни в чем не нуждаюсь. Даже немного откладываю, но недостаточно, чтобы жить потом на ренту.
- Вы говорили о Марселе.
- Я уже не помню что!.. Ах да. Как вам объяснить?
Когда вы его знавали, он пытался играть роль закоренелого преступника. Посещал в Париже бары, где можно встретить людей вроде Шарло и даже убийц. Делал вид, что принадлежит к их бандам, а они не принимали его всерьез.
- Значит, он был там на вторых ролях?
- Потом и это прекратилось. Он перестал встречаться с этими людьми, жил на своей лодке или в лачуге.
Много пил. Всегда находил способ достать вина. Денежные переводы от меня тоже ему помогали. Но я знаю, что думают, когда человека вроде него находят убитым.
- Что именно?
- Вы тоже это знаете. Воображают, что это связано с определенной средой, что это сведение счетов или месть. А здесь совсем не то.
- Вы хотели сказать мне именно это, не правда ли?
- Я уже забыла, что хотела сказать. Вы так изменились! Простите, я имею в виду не внешность.
Мегрэ невольно улыбнулся ее смущению.
- Прежде даже у себя в кабинете на набережной Орфевр вы были не похожи на полицейского.
- Вы очень боитесь, чтобы я не заподозрил людей из вашей среды? Уж не влюблены ли вы, случайно, в Шарло?
- Конечно нет.