— Нет, — возразил Дронго, — я готов вас сопровождать. Пойдемте на улицу.
— Извините, — возразила она, — теперь уже я не готова. Идемте лучше в бар. У нас не так много времени.
Дронго покорно кивнул. Он чувствовал себя немного виноватым.
Они вошли в бар и увидели сидевшего у стойки Ионаса, который медленно цедил виски. Ингрид нахмурилась. Она прошла к столику и села на стул, спиной к Балодису. Дронго сел рядом и спросил, что она будет пить.
— Мартини, — попросила Ингрид, и он отправился заказывать мартини для нее и текилу для себя. Когда он вернулся, она сидела за столом, глядя перед собой.
Свой мартини она пила маленькими глотками, продолжая молчать. В этот момент к ним подошла официантка и попросила Ингрид спуститься в холл, куда был переключен телефон. Ей звонили из Риги.
— Это мама, — пояснила Ингрид, поднимаясь из-за стола, — она очень волнуется из-за меня.
Дронго видел, как она вышла из бара и направилась в холл. К нему подошел Балодис.
— Вы правильно выбрали, — сказал он, чуть шатаясь, — среди всех наших девочек Ингрид самая лучшая. И самая надежная. Она из хорошей семьи, не то что эти… Эти… — он повертел пальцами и, наклонившись, чуть не упал. Когда Дронго хотел встать, чтобы его поддержать, он легко отстранился.
— Я не настолько пьян, — твердо сказал он.
— Надеюсь, — пробормотал Дронго. — Вы придете на ужин?
— Конечно. — Было видно, что он с трудом сохраняет равновесие. — А вы не пойдете ужинать с Лилией?
— Здесь все про всех знают, — разозлился Дронго. — Нет, не пойду.
— Ну и правильно, — согласился Балодис, — не нужна вам эта Лилия. Зачем вам быть вторым, после Круминьша? Или третьим? Или сотым? Может, вам нравится стоять в очереди?
— Вы пьяны, — строго сказал Дронго, — и не нужно так говорить о женщине. Расскажите лучше, с кем вы подрались в прошлом году в Ницце, когда ездили с другой группой.
— Это мое личное дело, — нахмурился Ионас, — и к группе не имеет никакого отношения.
— В таком случае идите скорее в номер. Вам лучше поспать, — посоветовал Дронго.
— Иду, — неожиданно легко согласился Ионас.
И глядя перед собой он вышел из бара. Дронго увидел, что, выходя, Балодис споткнулся и едва не опрокинул большую вазу стоявшую у двери.
«Надеюсь, что он доберется до своего номера», — подумал Дронго.
В бар вернулась Ингрид. Она переложила свою сумочку на другой стул и села напротив него. Подняла свой бокал с мартини. Чуть пригубила его.
— Иногда мне кажется, что ничего страшного не было, — вдруг призналась она, — не было нападения на Ингебору, не было угроз в мой адрес. А иногда ночью я вижу, что на меня нападает маньяк и я ничего не могу сделать.
Он слушал ее молча.
— Вы думаете, это серьезно? — спросила она.
— Не знаю, — ответил Дронго, — пока непосредственной угрозы я не ощущаю. Но если я пойму, что такая угроза существует, я постараюсь вас предупредить.
Он увидел, что в бар вошел Круминьш. Он был одет в синюю помятую рубашку с короткими рукавами и светлые брюки. На ногах у него были шлепанцы. Увидев знакомые лица, он подошел и сел за столик, даже не спросив разрешения.
— Добрый вечер, — вежливо сказал Дронго.
— Добрый, — буркнул Круминьш. — Что здесь можно выпить?
— У вас на брюках пятна крови, — громко сказала Ингрид, показывая на светлые брюки режиссера.
— Это не кровь, — возразил он, — это красное вино. Мы сегодня пили его с Лилией, и я опрокинул бокал себе на брюки. Здесь есть химчистка?
— Вам лучше переодеться, — предложил Дронго.
— Знаю, — вздохнул Круминьш, — мне вообще лучше сбросить с себя кожу. Кажется, уже пришла пора. Как змеи сбрасывают старую кожу.
— У вас сегодня плохое настроение, — заметил Дронго.
— У меня теперь всегда плохое настроение, — отмахнулся режиссер. — Я сейчас постучал к нашему гримеру, и она сказала мне, что не хочет меня видеть. Вот так. А еще сегодня днем…
— Здесь дама, — напомнил Дронго, показывая на Ингрид.
— Извините, — буркнул Круминьш, — все они одинаковы. Все женщины — стервы. Простите, Ингрид, я не имел в виду вас. И принесите мне водки, — попросил он официантку, которая подошла к нему
Едва официантка отошла от их столика, раздался крик. И еще один. Потом еще. А затем началась паника. В холле забегали люди.
— Что случилось? — спросила Ингрид, чуть приподнимаясь.
— Не вставайте, — приказал Дронго, дотрагиваясь до ее плеча, — сидите. Кажется, там что-то случилось.
Он поднялся и вышел из бара. Увидев стоявшего в холле растерянного портье, он подошел к нему.
— Что случилось, сеньор? — спросил Дронго по-английски.
— Убийство, — выдохнул портье, — кажется, убили кого-то из вашей группы, сеньор. Вы приехали с латышской группой?
Глава восьмая
Дронго вбежал в кабину лифта и поднялся на третий этаж. Лена Доколина, был почти убежден Дронго. Наверняка маньяк решил начать именно с нее. Ингрид он уже угрожал, Ингебору облил кислотой, оставалась только Лена. Как он объяснит Зитманису, что не чувствовал никакой угрозы. Как он сумеет рассказать об ощущении самоуспокоенности, которое царило у них в группе. Все лениво не любили друг друга, и все имели причины для взаимной неприязни. Но атмосферы ненависти он не чувствовал. Может быть, только Рута Юльевна была излишне активна. Дронго подумал, что его успокоила рука Витаса Круминьша, когда он прикоснулся к Лилии Омельченко, чуть ниже спины. Да, да, его успокоила именно эта рука. Он был уверен, что там, где занимаются сексом, насилие невозможно. И уж тем более там нет места маньякам. Если в группе есть женщины, такие, как их гример, они легко могут снимать любое сексуальное напряжение. Но кто мог убить Елену Доколину? Может быть, это была Рута Юльевна, которую девушка так ненавидела? Или режиссер Круминьш, у которого не получалось с молодыми женщинами и который поэтому мог заранее ненавидеть Доколину? Может быть, это был Меднис, который, кажется, приставал к Доколиной и получил отпор? Или Балодис? Кто из них? У Ингрид не было никаких причин убивать свою напарницу. К тому же Ингрид заняла первое место, а Лена — третье. Скорее, Доколина должна была завидовать своей более удачливой напарнице, у которой были дорогие наряды, всемогущая мать и известный отчим. Но тогда кто?
Он вышел из лифта, и к нему шагнула обезумевшая от ужаса Елена Доколина. Она была в халате и смотрела на Дронго заплаканными глазами.
— Успокойтесь, — бросился он к ней. Значит, маньяк убил не Доколину.
Но уже через несколько секунд он снова был потрясен. Дверь в номер Лилии Омельченко была открыта. Она лежала на полу, почти перед дверью, и у виска уже запеклась темная кровь. Убийца точно нанес удар, проломив ей голову каким-то тяжелым предметом. Вокруг суетились сотрудники службы безопасности отеля. Ждали полицию.
Директор отеля отчитывал кого-то из сотрудников, показывая на камеру наблюдения, стоявшую в коридоре. Дронго, знавший итальянский, сумел разобрать в череде испанских слов знакомые выражения. Директор распекал своего сотрудника за не работавшую камеру.
Дронго подошел ближе и взглянул на камеру. Кто-то успел поработать здесь, перед тем как войти в номер к своей жертве. Неизвестный аккуратно перерезал два провода, отключив таким образом визуальный обзор камеры. Очевидно, дежурный сотрудник не придал никакого значения тому, что одна из камер вдруг перестала работать. Наверное, он решил, что утром вызовет оператора, который проверит работу камеры.
«Оператор, — вспомнил Дронго, осматриваясь по сторонам. — Так профессионально отключить камеру мог либо оператор Меднис, либо режиссер Круминьш. Никто другой не знал бы, какие именно провода нужно перерезать. Тогда выходит, что почти наверняка убийца — один из них».
Дронго вернулся к входу в номер. Там уже толпились люди. Появилась Рута Юльевна, успевшая одеться. Было полное ощущение, что она готовилась к этому событию и даже тщательно причесалась. Она прошла сквозь толпу, вошла в номер, увидела в коридоре погибшую, чуть пошатнулась, но успела схватиться за стену.
— Это ваша сотрудница? — спросил кто-то из испанцев.
Рута Юльевна стояла, закрыв глаза и не глядя на толпившихся вокруг людей. Дронго посмотрел на погибшую. Она была в том самом платье, в каком спустилась к нему на первый этаж. Очевидно, проснувшись, она вспомнила о назначенной встрече, спустилась вниз и предупредила Дронго об ее отмене. Затем поднялась наверх и прямо в платье снова легла в постель. Последним к ней стучал Круминьш. Он сказал, что она не хочет его видеть. Наверное, она спала и не хотела ему открывать. Режиссер ушел вниз, и в этот момент произошло убийство. Выходит, убийца заранее готовился и успел перерезать провода.
Дронго отошел от двери и, подойдя к камере, протянул к ней руку. Он не достал. Значит, ни одна из женщин не могла перерезать провода. Хотя женщина могла принести стул. В конце коридора есть стулья. Если встать на один из них, можно попытаться достать до камеры. Вернее, до проводов. Но откуда Рута Юльевна, Рита или Лена могли знать, какие именно провода следует отключить. Теперь предположим, что каким-то образом знали. Нужно будет уточнить, где в момент преступления были Рута Юльевна и Лена. Где была Ингрид, он знает — она вышла в холл, куда ее позвали. Но предположим, что Ингрид решила его обмануть и поднялась наверх по лестнице на третий этаж. Взбежать наверх можно за десять-пятнадцать секунд. Но принести стул с другого конца коридора не так легко.
Дронго пошел в конец коридора. Здесь не было стульев и стояли небольшие столики. Он дотронулся до одного из них. Столики были тяжелые, поднять их было невозможно. Значит, стулья нужно было нести из холла, который находился рядом с его дверью на площадке третьего этажа перед лифтами. Он пошел обратно, засекая время.
Номер Лилии Омельченко находился в самом конце коридора. На то, чтобы пройти туда и обратно, даже пробежав это расстояние, нужно было не меньше полминуты. Да еще нужно было перерезать провода и снова вернуться со стулом обратно, чтобы поставить его на место, пройти в третий раз этот путь и наконец постучать в номер Омельченко.
Нет. Он взглянул на часы. Кто угодно, но только не Ингрид. У нее бы не хватило времени на такой пробег со стулом. Она бы просто физически не успела. Значит, хотя бы в отношении одного человека он может не сомневаться. А вот оператор Меднис вызывает у него очень большое желание пообщаться. Ведь Меднис выше него ростом и мог достать до проводов, не вставая на стул. К тому же он знал, какие именно провода нужно отключить.
«Похоже, у Медниса скоро начнутся проблемы, — подумал Дронго. — Следователя наверняка заинтересует не работающая камера наблюдения».
— На этаже появились Круминьш и Ингрид, очевидно, решившие, что ожидание в баре слишком затянулось. Рядом с дверью погибшей стоял растерявшийся Балодис. Он посмотрел на Дронго.
— Как это могло случиться? — спросил он дрожащим голосом. — Кто ее мог убить?
— Не знаю, — мрачно ответил Дронго, — но ясно, что мы с вами недосмотрели.
— Кто это мог сделать? — снова переспросил Ионас. — Кто ее убил? Может быть, посторонний? Может быть, ее хотели ограбить?
— Не говорите глупостей, — посоветовал Дронго, — чтобы не выглядеть смешным. Никто чужой сюда зайти не мог. По всему отелю стоят камеры наблюдения. Кто-то специально вывел из строя одну камеру, наблюдавшую за этой частью коридора, и ударил несчастную Лилию. Никаких других вариантов быть не может.
Очевидно, он говорил слишком резко, так как Ионас смутился и не стал спорить. Лена стояла рядом с убитой, закрыв лицо руками, словно опасаясь разрыдаться. Круминьш взглянул внутрь и поморщился. Он, зажимая рот, быстро отошел от группы людей. Очевидно, его тошнило. Ингрид, стоявшая рядом с ним, отвернулась. Ее лицо было белым, губы дрожали. Дронго посмотрел по сторонам. Все шестеро возможных подозреваемых были здесь. Витас Круминьш, который, очевидно, последним видел гримера. Ингрид, находившаяся в баре. Балодис, который ушел из бара за несколько минут до убийства. Эуген Меднис. Он курил у окна, с мрачным выражением лица. Рута Юльевна поправляла сбившуюся прическу. И Лена Доколина, продолжавшая стоять в халате, закрыв лицо руками. Здесь были также другие постояльцы отеля и сотрудники службы безопасности «Аль-фонсо».