— Нам нужно связаться с латышской полицией, — сказал сотрудник службы безопасности следователю. Тот кивнул в знак согласия.
— И еще, — добавил Дронго, — насколько я могу судить, в прошлом году одна группа уже работала вместе с сеньором Гарсиа в Ницце и Барселоне. Мне удалось узнать, что тогда тоже была выведена из строя камера в отеле.
— Да, сеньор, — растерянно подтвердил Гарсиа, — я об этом совсем забыл. В прошлом году у нас в Барселоне тоже не работала одна камера. И мне говорили, что неизвестный хулиган перерезал провода. Тогда никого не удалось найти.
— Когда это было? — спросил сотрудник службы безопасности, записывая что-то в свой блокнот. — Мы все проверим, — сказал он, переглянувшись со следователем.
— Спасибо, сеньор. — Следователь поднялся и протянул руку Дронго. — Мы с вами завтра еще встретимся.
— Не сомневаюсь, — ответил Дронго и поочередно пожал всем руки.
Выйдя из комнаты, он посмотрел на часы. Первый час ночи. Отель был переполнен сотрудниками полиции. Дронго подумал, что сегодня ему не дадут заснуть до утра. Его триста первый номер выходил прямо на площадку перед лифтами, и там постоянно появлялись все новые и новые люди.
Он переоделся и спустился вниз. Ночь была удивительно теплая, но со стороны реки тянуло прохладой, поднялся легкий ветерок. Дронго подумал, что может немного погулять, перед тем как заснуть. В этот момент он увидел у ограды одинокую женскую фигуру. Он подошел ближе.
Там стояла Лена и задумчиво смотрела перед собой. Она была одета в короткую темную юбку и светлую блузку. Очевидно, ей тоже не спалось после случившегося, но покидать территорию отеля она боялась. Увидев подходившего Дронго, она обернулась и улыбнулась.
— Почему вы не спите? — спросил Дронго.
— У нас на этаже столько полицейских, — пояснила она, — и мне совсем не хочется спать. После случившегося. И вообще оставаться в отеле.
— Я собираюсь прогуляться по городу, — сообщил Дронго, — если хотите, можете ко мне присоединиться.
Лена посмотрела на него. В глазах мелькнула радость, смешанная с сомнением.
— Вы возьмете меня с собой? — спросила она.
— Конечно, — улыбнулся Дронго, — но только, если вы хотите.
Она взглянула на его высокую атлетическую фигуру. Такой мужчина внушал доверие.
— Очень хочу, — призналась она, — я так боюсь оставаться одна.
— Тогда пошли, — решил Дронго, — не нужно здесь долго стоять. Иначе у сотрудников полиции могут возникнуть к нам дополнительные вопросы.
Глава десятая
Ночные города разительно отличаются от дневных. Он знал это еще по Кракову Тогда, в Г восьмидесятом, они ходили по ночному Кракову, удивляясь его строгой красоте, которая в сочетании с гулкой ночной тишиной создавала особый | эффект сопричастности к прекрасному. Днем в сутолоке, среди спешащих людей и загрязняющих атмосферу выхлопами машин, трудно разглядеть зримые черты города. Они исчезают в энергетике людей, населяющих этот город. И только в ночной тишине, когда ничего не отвлекает от созерцания прекрасного, можно по-настоящему насладиться величественным и спокойным городом. Севилья по-праву считается одним из самых v красивых городов Испании. Но не только благодаря кафедральному собору и своему историческому центру, где причудливые переулки и улочки создают неповторимую атмосферу средневековой Андалузии. Город солнца и света поражает не только причудливыми линиями мусульманской, мавританской архитектуры, но и впечатляющими фресками последующих культур, особенно ренессанса и барокко, наложивших свой отпечаток на архитектуру города.
Дронго и Лена вышли на площадь и, перейдя улицу, двинулись по авениде де ла Конститусьон. Они проходили мимо собора, который ночью казался несколько мрачным, но особенно величественным. Своим фасадом он выходил прямо на улицу, по которой они шли. Их гулкие шаги раздавались в тишине ночного города. Редкие прохожие оборачивались на Доколину. Она была более высокого роста, чем испанки, а ее белокурые волосы вызывали томительное волнение у проходивших мимо испанцев.
Южанам почему-то особенно нравятся блондинки, может, поэтому в Италии был создан настоящий культ золотых волос, когда тысячи девушек перекрашивали свои волосы. В Испании не было подобного повального помешательства, и все же испанские девушки охотно перекрашивали волосы, надеясь понравиться большему числу мужчин.
— Вы пользуетесь популярностью, — нарушил молчание Дронго, заметив, что проходившие мимо двое испанцев восторженно зацокали языками, посматривая на высокую блондинку. К тому же она была в короткой юбке, так выгодно обнажавшей ее длинные ноги.
— Иногда мне хочется содрать мою красоту ногтями, чтобы на меня никто не смотрел, — неожиданно сказала его спутница.
Дронго нахмурился. Когда так говорит двадцатилетняя красавица, внешние данные которой позволяют ей чувствовать себя достаточно уверенно, значит, у нее с психикой не все в порядке. Или с судьбой.
— Красота редкий дар, — осторожно сказал Дронго, — она дается не каждому. Наверное, Бог решил наградить именно вас.
— Не знаю, — пожала плечами Лена. — Но я думаю, пословица «Не родись красивой, а родись счастливой» верна. На конкурсе мне все говорили, что я обязательно возьму первое место. С моими данными я его обязательно выиграю. А я заняла только третье. Нет, я не обиделась, я, конечно, понимала, что Ингрид и Ингебора очень красивы, но все равно было обидно.
— Но вы все равно сюда приехали, — напомнил Дронго.
— Верно, — согласилась она, — но только из-за того, что случилось с Ингеборой. Хотя я думаю, что она родилась счастливой. У нее несчастья быть не может.
— Она не приехала с вами, — осторожно заметил Дронго.
— И очень хорошо, что не приехала, — вспылила неожиданно Лена. — Думаете, мне приятно, что я заняла ее место? Все время чувствовать на себе неодобрительные взгляды. И помнить, что я приехала сюда только потому, что с ней случилась беда.
— Вы в этом не виноваты, — сказал Дронго, внимательно глядя на свою собеседницу.
— А может, виновата, — неожиданно сказала она. — Мне иногда кажется, что я вообще очень виновата. И несчастную Ингебору облили из-за меня, чтобы я могла поехать в Испанию.
— Что? — удивился Дронго, чуть замедлив шаг. — Как вы сказали?
— Может, и так. — Лена взглянула на стену собора, мимо которой они проходили. — Правда говорят, что здесь похоронен сам Колумб?
— Наверное, правда, — ответил Дронго, — хотя некоторые историки считают, что сюда привезли останки его сына Диего, а прах Колумба до сих пор покоится в Санто-Доминго. Завтра утром у вас нет съемок и вы можете посетить этот собор. Он находится рядом с нашим отелем. Нужно только перейти площадь.
— Вы были во многих странах? — неожиданно спросила она.
Он молчал.
— Вы не можете говорить об этом? — испугалась Лена.
— Нет, — улыбнулся Дронго, — эти времена уже давно прошли. Я думаю не об этом. Я вспоминаю, в скольких странах я побывал. Никогда не считал, но, наверное, около семидесяти. Кроме Австралии и Антарктиды я был практически везде.
— Как интересно, — протянула она, — а я нигде не была.
— У вас еще все впереди, — улыбнулся Дронго. — Сколько вам лет?
— Двадцать только исполнилось, — призналась она, — четыре месяца назад.
— Значит, я более чем вдвое старше вас, — сказал он. — Уверяю вас, все самое лучшее еще впереди.
— Моя мама говорит мне то же самое, — призналась Лена.
— Сколько лет вашей маме?
— Сорок два, — сказала она, и он, споткнувшись, едва не упал. Кажется, такие удары он скоро начнет получать на каждом шагу. Ее маме было сорок два года. Столько, сколько и ему. Получается, что он мог быть отцом этой красивой девушки. Кажется, впервые он так явно ощутил свой возраст.
— Она говорила мне, что для мужчины сорок лет — самый лучший возраст, — продолжала Лена.
Чему он удивляется? Все правильно. Все так и должно быть.
Он родился тысячу лет назад, в другое время и в другую эпоху. Он, словно «горец» из одноименного фильма, прошел сквозь эпохи и страны, чтобы оказаться в Севилье, летом первого года нового века. Дронго слушал свою спутницу и вспоминал.
Сколько стран и путешествий, сколько разных людей и различных историй. Сколько счастья и боли за одну жизнь, сколько примеров предательства и потрясающей мужской дружбы. Сколько…
— Вы меня не слушаете? — спросила Лена.
— Конечно, слушаю, — ответил Дронго, — и ваша мама права. В сорок лет мужчина становится взрослым.
— А женщина? — лукаво взглянула она на него.
— Только в тридцать, — ошарашил он ее своим заявлением, — именно в этом возрасте женщина неуловимо меняется, превращаясь во взрослого человека.
— Значит мне еще ждать десять лет, — разочарованно произнесла она, — ну, это так долго.
— А вы хотите счастья немедленно и много?
— Конечно. Вот вы говорили, что я не должна переживать из-за этого случая с Ингеборой. Я ведь переживаю не из-за того, что поехала в Севилью. Мне ее жалко было. А сейчас я думаю, что все правильно. Вы знаете, что с ней случилось после этого?
— Нет, — ответил Дронго, — мне кажется, она уже выписалась из больницы. — Конечно, выписалась, — повернулась к нему Лена, — и скоро ее свадьба. Вы бы видели, как ее любит Юрис, ее жених. Он буквально не отходит от нее. Ему все равно, какая она будет, он ее так сильно любит.
— Значит; ей повезло, — резонно заметил Дронго, — иногда встречается такая любовь. Одна на тысячу. Или на миллион.
Доколина замолчала. Она осторожно вздохнула, посмотрела на Дронго и пошла дальше.
— Лучше налево, — предложил Дронго, — мы выйдем на площадь Нуова, где находится памятник Веласкесу.
— Кто это такой? — спросила Лена.
— Великий испанский художник семнадцатого века, — пояснил Дронго, — в Мадриде вокруг музея Прадо стоят три статуи великих художников — Веласкеса, Мурильо и Гойи. Если будете возвращаться через Мадрид, обязательно пойдите в музей Прадо. Вам очень понравится.
— Пойду, — кивнула Лена, — мне вообще нравится в Испании. Здесь и люди такие доброжелательные, и архитектура такая замечательная. Очень красиво. Если бы не наша группа… — Она замолчала, не решаясь больше ничего сказать.
Дронго замедлил шаг. Посмотрел на свою спутницу.
— Чем вам не нравится наша группа? — спросил он.
— А вам нравится? У нас случилось такое несчастье. Я ведь не дурочка и понимаю, что кто-то заранее отключил камеру, потом прошел в номер к нашему гримеру и убил ее. Кто-то из наших мужчин. Я теперь не знаю, кому верить.
Круминьш? Эуген Меднис? Или Ионас? Кто из них убил Лилию? Кто? Я не знаю. И поэтому мне очень страшно.
— А женщин вы не подозреваете?
Она снова долго молчала. Прошла шагов двадцать, прежде чем ответить. И наконец сказала:
— Нет, не подозреваю. Я точно знаю, что женщины не было в соседнем номере.
— Почему в соседнем? — не понял Дронго. — Ведь ваш номер находится в другой стороне.
Она молчала.
— Вы были в момент убийства в соседнем с номером Омельченко номере, — переспросил более настойчиво Дронго.