Но свои мысли она не озвучила. Ставшую классической фразу Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручили» – Алина никогда не употребляла, считала ее затасканной, но про себя повторяла довольно часто. Всякий раз, когда ей хотелось ответить на нежность Давида, именно она ее останавливала. Заставляла оставаться холодноватой. Чтобы не приручать и не нести потом за это ответственности...
– Пойдем, я тебя уложу? – не повышая голоса, предложил Давид. – А потом уберу здесь все и приду к тебе...
Алина кивнула и собралась сделать шаг, но Давид поднял ее и понес в гостевую спальню на руках. Уложив любовницу в кровать и заботливо укрыв одеялом, присел рядом и спросил:
– Тебе что-нибудь нужно? Молока, воды, чаю?
Она покачала головой.
– Может, ту тельняшку, которую ты хотела достать?
– Выкини ее вместе с постельным бельем. А мне дай, пожалуйста, пижаму. Она в комоде.
Давид сходил в спальню и принес то, о чем Алина просила. Она быстро облачилась в пижаму и сожалением протянула:
– Я буду скучать по своей майке. Мы с ней были неразлучны целых два года.
– Это небольшая цена за спокойствие.
– О чем ты?
– Раз Светлана перед смертью занималась сексом в твоей кровати, значит, ее совершенно точно убил муж. Кого бы еще, кроме него, она впустила в квартиру хозяйки, для того чтобы предаться плотским утехам? Постоянный любовник у нее вряд ли имелся, а случайного она наверняка не привела бы...
«Логично, – мысленно согласилась с ним Алина. – Света была очень здравомыслящей женщиной и не пригласила бы в квартиру чужака. Тем более для секса, ведь рисковать работой ради сомнительного удовольствия глупо…»
– Возможно, ты прав, – вынуждена была признать она.
– Конечно, я прав, – улыбнулся Давид. – А теперь спи...
Алина закрыла глаза. И уже через несколько секунд провалилась в сон.
Глава втораяПрошлое
1
Алина выпрыгнула из постели ровно в восемь утра. Она проспала. Поэтому необходимо было собраться не как обычно за час, а минут за двадцать. Сделать это было крайне сложно, ибо на такую банальную процедуру, как умывание, у нее уходило не менее четверти часа. А еще надо было привести в порядок волосы, тронуть блеском губы, пробежать пуховкой по лицу, повертеться перед зеркалом, любуясь плодами своего труда. Да и кофейку выпить не помешало бы. Но на все эти приятные и необходимые манипуляции Алина решила наплевать, ведь если она опоздает, ее тренерша Маргарита Эрнестовна весь день будет зла, как фурия, и не даст спокойно потренироваться, изводя своими придирками.
Алина наспех умылась, расчесала волосы, но губы все же подкрасила. И не забыла провести кисточкой с румянами по щекам. Видела бы ее мама, наверняка заворчала бы, что столь юной девушке косметика только вредит. Но Алина была с ней не согласна. Конечно, в семнадцать лет пользоваться тональным кремом еще рано, и жирные подводки рисовать неуместно, но чуть оживить губы, подчеркнуть скулы просто необходимо. Тем более, когда этих самых скул как будто и нет. Вот щеки есть – пухлые, не вяжущиеся с остальными чертами лица: маленьким носом, изящным подбородком, тонкими бровями. Будто щеки были позаимствованы у другой женщины, деревенской молочницы или пастушки.
Девушка крутанулась перед зеркалом, окинула себя взглядом. Вот фигура у нее – что надо. Длинные ноги, тонкая талия, красивые руки, натренированные многолетними упражнениями с ракеткой. А как великолепно она смотрится в своем теннисном костюмчике, особенно когда белая плиссированная юбка взмывает вверх, обнажая стройные бедра... Все же хорошо, что она упросила маму записать ее в секцию большого тенниса, а не какого-нибудь дзюдо, иначе к своим семнадцати годам была бы похожа на кряжистый пень или тумбочку на кривых ножках. Конечно, теннис требует колоссальных затрат – одна хорошая ракетка стоит, как двухкамерный холодильник, – но зато перспективы открываются... Алина мечтательно закрыла глаза, представив, как через год будет участвовать в Уимблдоне, как все будут ею восхищаться, и как сразу после дебютного и, естественно, победного матча какой-нибудь лорд пригласит ее на свидание.
Алина заставила себя вернуться к действительности. Мечты о славе, конечно, приятны, но если она опоздает на тренировку, вредная Маргарита может отстранить ее от предстоящего в конце месяца первенства Москвы, а тогда и Уимблдона ей не видать, как своих ушей.
Девушка, на бегу натягивая пуховик, вылетела из подъезда и припустила к метро. Она просто обязана успеть к началу тренировки! Иначе лекция о том, что смазливая мордашка не гарант жизненного успеха, ей обеспечена. Вообще Алина считала, что Маргарита Эрнестовна слишком строга и порой даже несправедлива к ней. А все почему? Да потому, что тренерша старая и страшная, она, несмотря на то, что когда-то была известной теннисисткой, так и не смогла сделать хорошую партию, оставшись в свои сорок старой девой, Алина же молода, красива, и мужики сходят по ней с ума. Так что причина каждодневных придирок не в скромных способностях ученицы, а в банальной женской зависти.
Подошел поезд. Алина заскочила в него, кинула сумку на сиденье, сама же осталась стоять – еще выпачкает свои белые брючки в какой-нибудь гадости, отстирывай их потом. Вообще к вещам Алина относилась очень бережно, носила их аккуратно и подолгу. А что поделаешь, если сама ты только что окончила школу, мама работает медсестрой, получая гроши, а отца у тебя отродясь не было?
– Девушка, с вами можно познакомиться?
Избитый вопрос прозвучал над ухом Алины, когда она уже собралась выходить.
– Нет, – автоматически буркнула девушка и придвинулась к двери.
– А почему?
Алина вскинула глаза на приставучего идиота, на поверку оказавшегося довольно симпатичным пареньком ее возраста, и отчеканила:
– Потому что.
После чего вышла, даже не глянув больше на расстроенного поклонника. Алина уже привыкла резко «отшивать» таких вот малолетних почитателей своей красоты. Они ей были ни к чему. Мужчины, с которых нечего взять, ее не интересовали. Уже лет в пятнадцать Алина поняла, что представителей сильного пола красит не атлетическая фигура или точеный профиль, а счет в банке. Поэтому молодые стройные студенты, интересные и милые сердцу ее ровесниц, ей были глубоко безразличны. Что они могут предложить Алине, красавице, умнице, спортсменке? Свое сердце? Обожание? Неуемный темперамент? Нет уж, увольте. Гораздо приятнее, когда у твоих ног весь мир. Пусть и положил его к этим самым ногам толстый, пожилой язвенник…
Алина вышла из метро. В лицо сразу ударил порыв ледяного ветра. А она-то и не заметила поначалу, до чего на улице промозгло. Что и не удивительно – осень.
Девушка надвинула на голову капюшон и, перепрыгивая через лужи, быстрым шагом двинулась к знакомому зданию спортшколы, в которой занималась уже восемь лет. Пришла сюда Алина по своей воле, а не как большинство детей, записанных в секцию по прихоти родителей, мечтавших о головокружительной карьере своих чад. Помнится, мама ее долго отговаривала, заманивала в хореографию или на гимнастику, но Алина бредила теннисом. И видела себя только на корте. Причем сама не знала, почему именно на нем. Ведь тогда, восемь лет назад, теннис не был символом успеха, в него не играли ни президент, ни олигархи. Да и самих олигархов, как, впрочем, и президента, в России еще не было.
– Азарова! – окликнули ее из темноты.
Алина обернулась, приготовившись оправдываться. Она опоздала-таки на две минуты и предполагала, что Маргарита так просто этого не оставит.
– Азарова, ты случайно не знаешь, меня никто не искал? – спросила тренерша, приближаясь. Она почему-то редко называла Алину по имени.
Девушка облегченно выдохнула – видимо, взбучки она избежала, так что можно расслабиться.
– Нет, Маргарита Эрнестовна, а что?
– Да девочку сегодня должны привести, Снежану Ганину. Может, слышала о такой?
Алина отрицательно замотала головой и поинтересовалась:
– А кто это?
– Очень одаренная теннисистка. С перспективами. Взяла юниорский кубок мира в Нидерландах и все возможные в родной Белоруссии. Теперь к кубку Кремля готовится.
– А вы при чем? – не очень вежливо осведомилась Алина, обидевшись на комплимент в адрес другой спортсменки. Она была очень ревнива к успеху других, особенно если его признавала Маргарита, от которой ничего кроме «нормально сыграла» ей самой слышать не доводилось.
– У меня тренироваться будет.
– Так она же из Белоруссии.
– Сейчас девочка с родителями перебралась в Москву. Сменила гражданство. На предстоящем кубке будет представлять Россию.
– И сколько девочке?
– Как и тебе, семнадцать. – Маргарита хмуро взглянула на подопечную и добавила: – Но смотри, чего она уже добилась!
Алина вспыхнула и, не говоря ни слова, развернулась, чтобы уйти. Однако тренерша схватила ее за рукав:
– Если увидишь Ганину, проводи ко мне.
Алина буркнула «ладно» и убежала в раздевалку.
Настроение было испорчено. И даже восхищенные, с оттенком зависти, взгляды девчонок, бросаемые на ее налитую грудь во время переодевания, не смогли его улучшить. Алина злилась. От злости швыряла полотенце, носки, резинку для волос. И надо было этой Ганиной-Фиганиной припереться именно в ее школу, навязаться именно ее тренеру! Теперь все будут охать, ахать, умиляться при виде провинциалки-новенькой, особенно Маргарита, вечно недовольная результатами своей подопечной Азаровой. Вот, скажет, посмотри на Снежаночку, кубков у нее – на полке не помещаются, а у тебя только три. И упорная она, и быстрая, и серьезная...
Алина зло пнула дверцу своего ящика. И имя-то у этой Ганиной, будто по заказу: звучное, красивое. Не то что у нее. И выглядит она, наверное, при таком-то имени о-го-го. Скорее всего, блондинка с белоснежной кожей, не зря же ее родители Снежаной назвали. Алине от таких мыслей стало еще хуже. Она ведь привыкла быть королевой. Если не корта, то хотя бы красоты.
– Азарова, чего зависла? Ну-ка марш в зал! – услышала Алина грозный окрик тренерши и поспешила из раздевалки.
Но на протяжении всей тренировки образ белокурой соперницы не давал Алине сосредоточиться. Успокоилась она только тогда, когда в темном коридоре школы юный легкоатлет признался ей в любви.
2
Алина проснулась оттого, что кто-то тряс ее за плечо. Она открыла один глаз и увидела перед собой недовольное мамино лицо.
– Чего тебе? – хриплым со сна голосом спросила Алина.
– Вставай.
Девушка посмотрела на часы – они показывали десять минут девятого – и недовольно отмахнулась.
– Рано еще, мне сегодня к десяти. – Она отвернулась от матери, проворчав: – Поспать не дадут.
– А мне дадут? – истерично выкрикнула мама Галя. – Я с ночной пришла. Только легла, а тут этот твой...
Алина села на кровати, соображая, кого подразумевает мама. И только теперь, когда сон совсем слетел, услышала пронзительный звук автомобильного гудка, врывающийся в квартиру с улицы через приоткрытую форточку.
– Эдик, что ли, приперся?
– А кто еще? – более спокойно сказала мать. – Сигналит, дурила, уже пятнадцать минут. Весь дом, наверное, разбудил.