– Я быстро.
Я прошел в зал, пакетик с кокаином лежал на столе в вазочке. Расчертил большую дорожку, поглотил ее, развалившись в кресле. Тело наполнялось силой, давление подскочило, в висках приятно стучал пульс, я встал, вдыхая через нос, наполнил легкие, что предало мне еще больше сил. Мышцы наполнились кровью.
Щелкнула дверь в ванной, Ира вошла в зал в черном прозрачном пеньюаре.
– Давай включим музыку.
– Давай, – беря пульт в руки, ответил я.
Акустика наполнила зал сетом «In trance» Armin Van Buuren, Ира протянула мне руки: – иди ко мне.
Я встал, она впилась в мои губы, проникая острым языком. Мои руки гладили ее спину, ягодицы. Дыхание ее участилось, животом она сильно прижимала мой эрегированный член, заточенный в трусы.
– Зая, давай еще по дорожке, – предложила она.
– Я уже принял, тебе я насыплю в попочку.
Мое предложение особенно произвело на нее впечатление, и она более страстно впилась в мои губы.
– Сейчас, – оторвалась она от моих губ и побежала в прихожую.
Вернулась она с двумя тюбиками смазки «Contex» long love, кинула их на диван, видимо желая чтобы я трахал ее бесконечно.
Глава 4. Дорога
В десять утра мы вместе приняли душ. Ира приготовила салат и бутерброды с семгой.
– Зая, – говорила она, жуя салат, – я буду сильно по тебе скучать.
– Две недели это не такой уж и большой срок.
– Я уже скучаю, хотя ты еще рядом, пиши мне и звони.
– Ну, если не тебе, то кому еще?
– Кто тебя знает.
Действительно кто меня знает, если я и сам не знаю себя достаточно хорошо. Позавтракав, она помогла мне собраться в дорогу, мы сходили в супермаркет, купили продуктов. К трем я был полностью собран.
Звонила Юля.
– Николай, через десять минут мы будем у тебя.
– Я готов.
– Вот и отлично, – радостно говорила она, – как будто у нас совместный отпуск, и вначале шестого мы летим на Балеварские острова.
В прихожей Ира устроила шоу, провожая меня, растрогалась и даже пустила слезу, как будто отправляла меня на вечную каторгу или в последний путь. Может быть, он и впрямь последний? Если это и так, меня это ни сколько не тревожит.
Выйдя из подъезда, я выкинул своего злейшего врага, убеждавшего меня всю жизнь в том, что он как никто другой самый дорогой и ценный в моей жизни. Он говорил: «Я и есть жизнь!». Издав напоследок слабый, отчаянный писк, схожий с визгом поросенка, мозг упал у контейнеров с мусором. Земля под ногами неизвестно от чего содрогнулась.
Со всех сторон, обгоняя друг друга, неслись тысячи облезлых, голодных крыс. Мой мертвый, пугливый насос от страха сжался в груди, а ноги в паре с глазами уже были готовы уносить меня прочь. Но не Я, как и тело, была их цель. Они бросились к нему, вступив в ожесточенную борьбу за кусочек яда. Мозг и вне МЕНЯ остался прежним, обманув безумных крыс, выдавая себя за неописуемое лакомство.
Крысы отгрызали и проглатывали маленькие кусочки мозга, скользя, он проходил по пищеводу, попадая в желудок, моментально всасывался в стенки, проникал в кровь, парализуя нервную систему. Их мертвые, бьющиеся в конвульсии и вытянутые в смертельной судороге тела, не настораживали других, все также с остервенением бьющихся за яд.
Юля и наш программист Олег смотрели на меня. Привет, привет! И мы едем. Проезжая мимо Свято – Михайловского собора, я вынул из груди мертвый, изъеденный насос и выкинул его в форточку. Упав на асфальт, он превратился в прах от лучей солнца и был подхвачен осенним ветром. Следом Я выкинул руки, и они, обезумев от недостающей ранее свободы, принялись загребать все, что только попадалось на их пути. Окурки, фантики конфет, обертки шоколада, монеты, скорлупу семечек, экскременты птиц. У цирка Я выкинул язык, он упал в лужу, обрызгав грязью собравшихся людей. Он захлебывался, булькал, надувая грязные пузыри, но, ни на секунду не переставал изрыгать понос, восхищая публику. Восторженно крича, они требовали «бис». Я выкинул глаза у «Мышеловки». Лживые, подлые глаза! Глаза, которые превращали меня в вечно голодного, безмозглого пса с незакрывающейся слюнявой пастью и высунутым языком. Глаза радостно закатились внутрь, продолжая смотреть.
Я – хочу видеть!
На сенной я выкинул уши, не способные уловить слова, трогающие душу. Я выкинул легкие, не дающие дышать полной грудью, выкинул почки, селезенку, нос, от прежнего меня не осталось ничего, лишь груда костей и член, комфортно чувствующий себя в заднице Иры.
Я оброс новым мясом, наполнился наэлектризованной кровью, выросли новые органы, застучало сердце, способное глухим звуком ломать любые стены. Я стал другим! Во мне умер нормальный человек, и, возродившись, Я предстал этому миру личностью.
Впереди сидящая Юля, практически всю дорогу неумолкавшая, повернулась ко мне. Не видя моего перерождения.
– Коля, с тобой все нормально? – спросила она.
– Более чем, так как мне не было никогда.
– Странный ты какой-то.
В Балезино мы приехали к самому поезду. Я, груженный сумками Юли, протиснулся в вагон, она давала какие-то поручения Олегу, которые ему необходимо сделать до ее приезда. Вместе мы разложили вещи в купе, проводник принес нам постельное белье, я незамедлительно расстелил его, разделся и лег.
– Юля, я пару часов вздремну, устал ужасно.
– Не дожидаясь ответа, я опустил голову на подушку и под стук колес погрузился в царство Морфея.
Снилось что-то необычное и даже важное, но боль в паху лишила возможности удержать созерцания в памяти. Стоило мне промедлить, и мой мочевой пузырь бы лопнул. Я подскочил, натянул трико, мельком взглянул на сидящую Юлю и незнакомого мне мужчину. Практически бегом я влетел в туалет. Освободив содержимое мочевого пузыря, я наслаждался вновь обретенным внутренним комфортом, долго стоя над унитазом. Умыл лицо, отметив, что физическое состояние мое довольно бодрое. За окном светло, странно, неужели я спал несколько часов? С этой мыслью я зашел в купе меня очевидно ожидали. Юля, а с ней мужчина лет сорока, высокого роста, худой, но его лицо было жирным, как будто эта голова принадлежит другому телу. Коротко стриженые темные волосы, с беспокойными, мертвыми глазами и лицом типичного бандита – отморозка или такого же мента. Определить сразу невозможно, кто он, первый или второй, отличий, как правило, между ними никаких нет. С напускной радостью он сказал:
– Ну, наконец-то, сосед! – улыбнулся он во весь рот, показывая несколько черных нижних зубов пораженных какой-то болезнью или камнем. – Я Саша, – протянул он руку.
– Коля, – пожал я ему руку, заметив больные, уродливые ногти на его руках и местами изъеденную кожу экземой.
Я вытер лицо и сел напротив. На столике стояла бутылка коньяка «Арарат», несколько салатов в пластиковых контейнерах, нарезанный лимон, буженина и вино в тетрапаке.
– Сколько времени? – спросил я, одновременно пытаясь найти мобильный в куртке.
– Почти сутки спишь! – с явным упреком сказала Юля. – Что ищешь?
– Трубу, – ответил я.
– Вот – она протянула мне мобильный – Ира твоя извелась бедная.
Мне не понравился ее тон, но я ничего не сказав, взял мобильный из ее рук. От Иры было семь смс, она просила позвонить или написать когда я проснусь. Я написал: «я проснулся, все нормально, не переживай, ты как?».
– Ты как коньячку? – спросил меня Саша.
– Положительно, если чуть позже, еще не до конца проснулся.
– А я вот выпью, вы как Юлия?
– Я еще-то не допила, – ответила она.
– Ваше здоровье! – произнес он тост, моментально осушив рюмку, зажевал лимон, – Коля, я, как и ты, могу вечно спать в поезде, – говорил он, – для меня эти тук-тук, тук-тук, словно гипноз, ничего меня так не успокаивает как стук колес.
– Может быть и на меня, но я этого не знал, – отвечал я.
Юля засмеялась.
– Именно из-за этого ты и проспал сутки, поешь, – предложила она.
– Я не помню, в какой из этой сумок сок? – смотрел я на нее, надеясь получить ответ.
– Над тобой, посмотри там, – ответила она.
Действительно, на верхней полке лежали две коробки персикового сока и бутылка минеральной воды. Я открыл одну из коробок и практически залпом осушил её наполовину. Пришло смс от Иры: «Зая, какого хера эта сука берет твой телефон? Я звоню тебе, а говорю с ней. Я тоже спала, как убитая, вечером с Аней идем в кино. Целую!»
– Ну что, хряпнем по пятьдесят? – опять предложил он.
– Сейчас можно, – согласился я.
Он наполнил две рюмки.
– За знакомство!
Я взял рюмку, взглянув на Юлю.
– У меня есть, ты покушай.
Она была права, есть я хотел сильно, коньяк приятно обжог горло и, смешавшись в желудке с соком, отозвался теплой волной.
– Вы знаете, – начал он, не морщась пережевывая дольку лимона, – в Туву, далековато.
– В Тыву, если быть точным, – жуя салат, не известно зачем поправил его я.
– Какая нахер разница, ой, прошу прощения, – посмотрел он на Юлю. – А ты знаешь, обращаясь ко мне, говорил он, – там кроме баранов и конопли ничего нет, и народец они очень тяжелый.
Юля оторвалась от телефона, вероятно, писала в месседже, или во что-то играла.
– А вы что там бывали?
– Нет, не был, и слава Богу, – сказал он так, будто речь идет о преисподние, – приходилось мне по роду службы, сталкиваться с ними. Я ведь зам по БиОР, – сообщил он, ничего не говорящую мне аббревиатуру, но потому с каким выражением он говорил, можно решить то, что говоря о себе, он Господь Бог и не меньше, – что бы вы понимали, я заместитель начальника по безопасности и оперативной работе, – сказав это, он вытянулся.
На моих глазах он превратился в какого-то павлина, из передач по каналу «Diskoveru», которые смешно вытягивают шею, раскрывают хвосты, пытаясь произвести впечатление на самку.
– Юля, работаю я в исправительной системе и ежедневно имею дело с отъявленными негодяями, в том числе и с Тувинцам, и скажу я вам, может выпьем, – взглянул он на меня.
В знак согласия я кивнул головой, поглощая буженину. Он быстро наполнил рюмки.
– Выпьем, – поднял он рюмку, – за то, чтоб у нас всё было, и нам ничего за это не было, – произнося тост, он как-то странно улыбнулся, видимо вспомнив именно то, благодаря чему у него, что-то появилось, но мысль о том, что за это могут наступить негативные последствия, тяготит его. Типичная жизнь Российского чиновника.
Выпили, я практически смёл всё то, что было на столе и еще не чувствовал себя сытым.
– Юля, я прервался, прошу прощения, – лебезил он, – и вот тувинцы, такой народ, скажу я вам, неуправляемый и непробиваемый.
Юля смотрела на него, не отрывая глаз, судя по всему ей было интересно.
– Понимаете, что я имею в виду?
– Не совсем, – ответила она.
– Наша исправительная система, это не Европейское сюсюканье, к преступникам у нас особый подход, есть особые учреждения, где к этим подонкам применяют древние, но очень эффективные методы. В одном из таких учреждений работает ваш покорный слуга, – чуть поклонившись, продолжил он, – задача таких учреждений заключается в исправлении, или как говориться «в ломке», особо отъявленных, воров в законе, криминальных авторитетов, лидеров ОПГ, радикальных правдолюбов. Скажу вам честно, у меня исправлялись все и отказывались от принципов, которыми жили долгие годы, – сжав ладонь в кулак, явно зверея от воспоминания применяемых методов. – Но вот тувинцы…… Выпьем?
– Я пас, – отказался я, радуясь за тувинцев всей душой.
– Вы Юля? – схватил он коробку с вином, готовый наполнить ей бокал.
– Нет, у меня еще есть, – подняла она бокал, наполненный чуть больше половины.
– Совсем не много, – настаивал он.
Юля ничего не ответила, и он долил вина. В купе я находился как неодушевленный предмет, как биологическая камера, ведущая видео и аудио наблюдение. Я не существовал для него, слившись со стеной, что меня вполне устраивало. Такие как он – очевидные звери! Абсолютно не отличающиеся ни чем, а порой на порядок превосходящие тех, кому по роду службы они обязаны показать гуманность и Верховенство закона, напротив, уничтожают людей, озлобляют их и со спокойной душой отправляют в общество. Вероятно, он считает себя настоящим мужчиной, брутальным мужчиной, а такие как я на его фоне считаются офисными серыми мышами. Жаль тех людей, кто находиться под гнетом этого кровожадного создания. Я смотрел в его глаза, видя сияющие небоскребы тщеславия, из его уст лился яд, а из брюха выпирало надутое, детское, ранимое эго, дыры которого он латал, втаптывая в грязь всех тех, до кого дотягивалась его нога в берцовом ботинке. Он с остервенением топтал, стараясь как можно сильнее измарать людей. Он ненавидит людей, он уничтожил бы нас всех до единого и все потому, что он не имеет в себе ничего из того, что присуще людям.