Он уверен, что у тебя есть все данные для того, чтобы твой номер стал гвоздем программы. Ясное дело, он не видел, как ты танцуешь, не слышал, как поешь, но считает: это все - дело наживное. А вот красота - то, с чем надо родиться. Европейцы, они такие - приезжают сюда в полной уверенности, будто бразильянки в смысле темперамента все до единой - не женщины, а вулкан, и все умеют танцевать самбу. Если у него и вправду серьезные намерения, советую до того, как покинешь страну, заключить с ним контракт, и пусть заверит подпись в швейцарском консульстве. Завтра я буду на пляже у отеля: разыщи меня, если будет что неясно.
Швейцарец с улыбкой взял Марию за руку и показал на стоявшее в ожидании такси.
- Ну а если у него - или у тебя - возникнут другие планы, помни, что за ночь здесь берут триста долларов. На меньшее не соглашайся.
Прежде чем Мария успела ответить, они уже сидели в такси, а швейцарец повторял заранее выученные слова. Разговор был простой:
- Работать? Доллары? Бразильская звезда?
А Мария тем временем вспоминала последние слова переводчика - триста долларов за ночь! Это целое состояние! И не надо страдать из-за любви - она ведь может соблазнить его, как соблазнила хозяина магазина, выйти за него замуж, завести ребенка, обеспечить сносную жизнь родителям. Что ей терять? Швейцарец уже стар, долго не протянет, а она останется богатой вдовой - Марии казалось, что в Швейцарии денег много, а женщин - мало.
Ужин проходил в молчании - улыбка, улыбка в ответ - и Мария стала постепенно понимать, что такое "ток пошел", а ее спутник показал ей альбом с надписями на неведомом ей языке и фотографиями женщин в бикини (действительно, не чета ее купальнику - красивей и откровенней), вырезки из газет, яркие крикливые афиши и буклеты, где мелькало единственное знакомое слово - "Бразилия". Мария много пила, боясь, что вот-вот последует то самое предложение (хотя ей в жизни еще такого не предлагали, но триста долларов на дороге не валяются, а от выпитого все становилось как-то проще, особенно если вспомнить, что никого из ее родного городка поблизости нет). Однако швейцарец вел себя как настоящий джентльмен - даже пододвигал стул, когда она садилась. Наконец она сказала, что очень устала, и назначила ему свиданье назавтра, на пляже (ткнуть пальцем в цифру на циферблате часов, сделать волнообразное движение и медленно повторить несколько раз "завтра").
Он вроде бы понял, тоже посмотрел на свои часы (наверняка швейцарские) и кивнул.
Спала она плохо. А когда все же удалось задремать, приснилось, будто все, что было, - было сном. Но проснувшись, поняла - нет, не сон: в скромном номере на спинке стула висело платье, под стулом стояли туфли, в условленный час на пляж должен был прийти швейцарец.
Запись в дневнике Марии, сделанная в день знакомства со швейцарцем:
Все мне подсказывает, что я готова совершить ошибку, но не ошибается тот, кто ничего не делает. Чего хочет от меня мир? Чтобы я не рисковала? Чтобы вернулась туда, откуда пришла, и не осмелилась сказать жизни "да"?
В одиннадцать лет, в тот день, когда мальчик спросил, нет ли у меня лишней ручки, я совершила ошибку. Именно тогда я поняла, что жизнь не всегда дает вторую попытку и что подарки, которые иногда она тебе преподносит, лучше принимать. Да, я рискую, но не больше, чем решившись сесть в автобус, привезший меня в Рио, - ведь он мог попасть в аварию. Если я должна хранить верность кому-то или чему-то, то в первую очередь - самой себе. Если ищу любви истинной и большой, то сначала надо устать от мелких чувств, случайных романов. Мой ничтожный опыт учит меня: никто не владеет ничем, все на свете призрачно и зыбко - и это касается и материальных благ, и духовных ценностей.
Мой ничтожный опыт учит меня: никто не владеет ничем, все на свете призрачно и зыбко - и это касается и материальных благ, и духовных ценностей. Человек, которому случалось терять то, что, как ему казалось, будет принадлежать ему вечно (а со мной такое бывало часто), в конце концов усваивает, что ему не принадлежит ничего.
А если мне ничего не принадлежит, я не могу тратить свое время на заботы о том, что не мое; лучше жить так, словно сегодня - первый (или последний) день твоей жизни.
***
На следующий день, в присутствии Маилсона, переводчика-телохранителя, который теперь называл себя еще и ее импрессарио, Мария сказала, что принимает предложение - если получит документ, заверенный в консульстве. Швейцарец, для которого такое условие было, по всей видимости, не в новинку, ответил, что и сам этого хочет, поскольку для работы в его стране нужна официальная бумага, где черным по белому было бы написано - никто, кроме нее, не сможет делать то, что собирается делать она. Достать такой документ нетрудно - у швейцарских женщин нет призвания к самбе. Они отправились в центр города, и Маилсон потребовал комиссионные - 30 процентов от полученных Марией 500 долларов.
- Сейчас идет неделя выплат. Одна неделя, понимаешь? Ты будешь получать 500 долларов в неделю, но уже без вычетов, потому что я беру деньги только с первой выплаты.
До этой минуты предстоящее путешествие, сама мысль о том, чтобы куда-то уехать, - все казалось нереальным, чем-то вроде мечты, а мечта - штука очень Удобная, потому что мы вовсе не обязаны осуществлять то, о чем мечтаем. Мы избавлены от риска, от горечи неудач, от тяжких минут, а состарившись, всегда можем обвинить кого-нибудь - родителей ли (это бывает чаще всего), супругов, детей - в том, что не добились желаемого.
И вот возникает шанс, на который мы так надеялись, но лучше бы он не возникал! Как сможет она достойно ответить на вызов жизни, ей неведомой, как сумеет избежать опасностей, о которых даже не подозревает? Как оставит все, к чему так привыкла? Почему Пречистая Дева простерла свою щедрость уж так далеко?
Мария утешала себя тем, что в любую минуту сможет отказаться от этой затеи, обратить все дело в шутку, заявить, что не несет никаких обязательств, - дескать, просто хотела новых впечатлений, чтобы, вернувшись домой, было что рассказать. В конце концов, живет она за тысячу километров отсюда, в бумажнике у нее - 350 долларов, и, если завтра она решит собрать чемоданы и сбежать домой, ее никогда не найдут.
***
Вечером того дня, когда они ходили в консульство, Марии захотелось пройтись одной по берегу моря, разглядывая детей, волейболистов, нищих, пьяниц, продавцов кустарных поделок (типично бразильских сувениров, изготовленных, правда, в Китае), тех, кто бегал трусцой или занимался гимнастикой в чаянии отогнать старость, иностранных туристок, мамаш, пестующих своих чад, пенсионеров, играющих в карты. Вот она приехала в Рио-де-Жанейро, побывала в ресторане самого наипервейшего разряда, в швейцарском консульстве, познакомилась с иностранцем, с его переводчиком, получила в подарок платье и туфли, которые в ее городке никому - никому решительно - были не по карману.
А что теперь?
Она глядела на линию горизонта, за которым скрывался противоположный берег моря; учебник географии утверждал, что, если двигаться по прямой, окажешься прямо в Африке, где львы и гориллы. А если отклониться немного к северу, попадешь в волшебное царство под названием Европа, где стоят Эйфелева башня, и башня Пизанская, и Диснейленд. Что она теряет? Как и всякая бразильянка, она научилась танцевать самбу раньше, чем выговаривать слово "мама"; не понравится - всегда можно вернуться. Тем более что она уже усвоила - подвернувшуюся возможность надо использовать.