В этом году мы, ведомые победоносной дланью Господней, сумели изгнать магометан обратно в Африку. Много лет нехристи владели нашей землей почти безраздельно, но Вера давала нам силы выигрывать сражение за сражением. За маврами были изгнаны евреи, а те, что остались, обратятся к Христу, если потребуется, то и против воли.
Но хуже евреев и мавров оказались те, кто предавал нас, утверждая, будто верит в Христа. Они также понесут наказание, когда меньше всего будут того ожидать; это лишь дело времени.
Теперь нам надлежит обратить свое оружие против волков в овечьих шкурах, что коварно подбираются к нашей пастве. Вам выпал шанс показать всем, что зло не останется незамеченным, ибо если эти женщины преуспеют, дурные новости распространятся повсюду, плохой пример будет подхвачен, и поветрие греха обернется ураганом. Покажи мы слабость, мавры возвратятся, евреи воспрянут, и полуторатысячелетние усилия по установлению Мира Христова пойдут прахом.
Утверждают, будто пытки учреждены судом Святой Инквизиции. Ничто не может быть далее от правды! Напротив, во времена, когда римское право узаконило пытку, Церковь изначально ее порицала. Теперь же, в связи с суровой необходимостью, мы тоже вынуждены ее применять, но лишь в исключительных случаях. Папа дал нам на то свое дозволение – не приказ – и выразил надежду, что мы не станем им злоупотреблять. Это дозволение распространяется исключительно на еретиков. Девиз суда Инквизиции, столь несправедливо оболганного: мудрость, справедливость и благоразумие. Каким бы ни было обвинение, мы никогда не отказываем приговоренным в таинстве исповеди перед тем как они предстанут перед судом Небесным, на котором раскроются все тайны, неизвестные даже нам. Мы печемся единственно о спасении этих заблудших душ, и именно для этой цели инквизитор обязан задействовать все известные ему способы, чтобы помочь им сознаться в своем грехе. Только в таких случаях нами иногда применяются пытки.
Между тем враги славы Божией называют нас бессердечными палачами, не принимая в расчет того, что в наших судах суровые меры применяются с умеренностью и снисхождением, каких не знает светская власть. Прибегнуть к пытке дозволяется лишь один раз в течение процесса, так что, надеюсь, вы не упустите эту предоставившуюся вам возможность. Если поведете дело недолжным образом, вы опорочите наш суд, и мы вынуждены будем освободить тех, кто явился в мир лишь для того, чтобы сеять семя греха. Все мы слабы, всесилен лишь Господь. Но Он делает нас сильными, когда дарует нам честь бороться во славу Его Имени.
Прочь сомнения! Если эти женщины виновны, они должны раскаяться, прежде чем мы предадим их воле Господней.
И хотя это ваш первый опыт, и сердце ваше исполнено того, что вы принимаете за сострадание – и что на деле является не более чем слабостью, – помните, что рука Христа не дрогнула, когда он изгонял менял из Храма. Ваш наставник укажет вам, какие следует применять процедуры, чтобы, когда придет время, вы смогли без содрогания использовать кнут, колесо и прочие орудия. Помните: нет казни более милосердной, чем очистительное пламя костра. Огонь пожирает плоть, но счищает с души скверну, чтобы она без труда воспарила к престолу Господа.
Значение нашей деятельности в стране, Церковь которой стремится упрочить свое влияние, а народ как никогда остро нуждается в слове Божьем, невозможно переоценить. Порой лишь страх может вывести душу на путь истины. Порой, чтобы утвердить мир, приходится воевать. Неважно, что говорят о нас современники, ибо нас ждет благодарность потомков.
И даже если потомки не признают нашей правоты и станут сурово судить нас за то, что нам приходилось быть жестокими, дабы наставить ближних в милосердии и смирении, кои заповедал человечеству Сын Божий, заслуженная награда ожидает нас на небесах.
Семя зла следует изничтожить, пока оно не успело пустить корни и прорасти. Помогите тем, кто стоит над Вами в этой священной миссии, не омрачая сердца ненавистью, но и не проявляя постыдной жалости к слугам Врага. Помните, на Небесах всех нас ждет иной Суд, где каждого станут судить согласно тому, насколько он был тверд, проводя он на земле волю Господа.
Б. Т. Т., Е. П.
ВЕРЬ, И ПУСКАЙ В ТЕБЯ НИКТО НЕ ВЕРИТ
В сю ночь мы не размыкаем объятий и просыпаемся в тех же самых позах, в каких нас накрыло огненное кольцо. Я поворачиваю голову, разминая затекшую шею.
– Пора вставать. У нас много дел.
Хиляль поднимается, сетуя на то, что в это время года солнце в Сибири встает слишком рано.
– Давай, хватит лениться. Нам пора. Иди к себе, собирайся и жди меня внизу.
* * *
Администратор в лобби отеля снабжает меня картой и объясняет, как добраться до места. Дорога должна занять не более пяти минут. Хиляль недовольна, потому что завтрак еще не накрыли, и мы покидаем отель натощак.
Миновав два квартала, оказываемся на месте.
– Да ведь это же церковь!
Вот именно, церковь.
– Больше, чем рано вставать, я ненавижу только... это! – Девушка машет рукой в сторону синей маковки, увенчанной золотым крестом.
Двери храма открыты, в них как раз входят несколько пожилых женщин. Я оглядываюсь по сторонам и убеждаюсь, что улица совершенно пуста, ни прохожих, ни машин.
– Прошу тебя, сделай кое-что для меня.
Хиляль впервые за утро улыбается. Я о чем-то ее прошу. Она мне необходима.
– Это могу сделать только я?
– Да. Ты, и никто больше. Только не спрашивай, почему.
* * *
Я беру Хиляль за руку и веду ее в храм. Мне приходилось бывать в православных храмах, но я никогда толком не знал, как там следует себя вести, знал лишь, как ставить свечи и молиться всем святым и ангелам, ища у них защиты. И в то же время меня всегда прельщала красота православных церквей, построенных по единому образцу: сводчатый потолок, просторный центральный неф, боковые арки, написанные с молитвой и постом иконы в золотых окладах, перед которыми бьют поклоны пожилые женщины, прежде чем приложиться губами к защитному стеклу.
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
Когда мы стали работать вместе, Монике было всего двадцать; она была моей почитательницей, убежденной в том, что книги бразильского писателя, переведенные на другие языки, могут снискать успех во всем мире. Ради этого Моника бросила факультет химического машиностроения в университете Рио-де-Жанейро, вместе со своим парнем перебралась в Испанию и принялась стучаться в двери европейских издателей и рассылать им письма, уговаривая обратить внимание на мои сочинения.
Когда эти усилия не принесли никаких результатов, я приехал в маленький городок в Каталонии, где жила Моника, пригласил ее в кафе и предложил оставить это безнадежное дело и заняться своей собственной жизнью и своим будущим. Она решительно отказалась и заявила, что не вернется в Бразилию, потерпев поражение. Я попытался убедить ее, что это не поражение, ведь она не только не пропала (раздавая рекламные буклеты и работая официанткой), но обрела бесценный опыт выживания в чужой стране. Но Моника стояла на своем. Я ушел в твердом убеждении, что она губит свою жизнь, огорченный, что мне не удалось ее переспорить из-за ее невероятного упрямства. Впрочем, через полгода положение совершенно переменилось, а еще через полгода она зарабатывала столько, что смогла купить квартиру.
Моника верила в невозможное и потому выигрывала сражения, которые любой другой – включая меня – неизбежно бы проиграл. В этом и состоит доблесть воина: понимать, что воля и храбрость – не одно и то же. Храбрость привлекает к себе страх и лесть, а сила воли предполагает терпение и обязательность. Воистину сильные мужчины и женщины часто бывают одиноки, ибо от них веет холодом. Многим кажется, будто Моника хладнокровна, но это глубокое заблуждение. В ее душе горит огонь, столь же яркий, как и много лет назад, когда мы сидели в том каталонском кафе. И несмотря на то, что уже столь многого добилась, она по-прежнему полна энтузиазма.
Я как раз собирался рассказать Монике о нашей недавней беседе с Ж., когда в лобби появились две мои болгарские издательницы. Ничего удивительного: множество народу – из тех, кто участвует в ярмарке, – остановились в этом отеле.
Одна из издательниц обращается ко мне с дежурным вопросом:
– Когда же вы к нам приедете?
– На следующей неделе, если вы беретесь организовать поездку. У меня только одно условие: вечеринка после автограф-сессии.
Женщины растеряны.
Китайский бамбук!
Моника смотрит на меня с ужасом:
– Нам надо уточнить расписание...
– Но я совершенно точно готов прилететь в Софию на следующей неделе, – прерываю ее я. И добавляю на португальском: – Я тебе потом все объясню.
Моника видит, что я не шучу, но издательницы все еще колеблются. Они спрашивают, не соглашусь ли я немного повременить с приездом, чтобы они успели подготовить мне достойный прием.
– На следующей неделе, – настаиваю я. – В противном случае придется перенести поездку на неопределенный срок.
Только теперь они наконец понимают, что я совершенно серьезен, и принимаются обсуждать с Моникой детали. В это время к нам подходит мой испанский издатель. Разговор на время прерывается, все знакомятся, и из уст теперь уже испанского издателя вновь звучит все тот же вопрос:
– Когда же вы снова приедете к нам Испанию?
– Сразу после Болгарии.
– А точнее?
– Примерно через две недели. Можно провести автограф-сессию в Сантьяго-де-Компостела и еще одну в Стране Басков, с вечеринкой, на которую можно пригласить и читателей.
Во взглядах болгарских издательниц я вновь вижу недоверие, Моника натянуто улыбается.
«Не бойтесь брать на себя обязательства!» – сказал мне Ж.
Лобби заполняется людьми. Участники всех крупных выставок, будь то книжная ярмарка или выставка станков для тяжелой промышленности, как правило, размещаются в одних и тех же отелях, и самые важные встречи проходят в гостиничных барах, лобби или на ужинах, таких, как сегодня. Я приветствую всех издателей и всем, задавшим вопрос-приглашение: «Когда вы к нам приедете?» – отвечаю согласием. Я стараюсь подольше беседовать с каждым, не давая Монике вмешаться и спросить, что, черт возьми, здесь происходит. Ей остается только вносить в ежедневник все эти визиты, о которых я договариваюсь у нее на глазах.
В какой-то момент я прерываю разговор с арабским издателем, чтобы поинтересоваться, сколько стран мне предстоит в ближайшее время посетить.
– Послушай, ты ставишь меня в дурацкое положение, – раздраженно шепчет по-португальски Моника.
– Так сколько?
– Шесть стран за пять недель. Между прочим, эти ярмарки проводятся для книгоиздателей, а не для писателей. Тебе не обязательно принимать все приглашения, ведь я слежу за...
Тут к нам подходит мой издатель из Португалии, и мы не можем продолжить наш разговор. Мы с издателем обмениваемся ничего не значащими фразами, и я его спрашиваю:
– Вы случайно не собираетесь пригласить меня в Португалию?
Он признается, что краем уха слышал наш с Моникой разговор.
– Я серьезно. Было бы замечательно устроить автограф-сессию в Гимаранше и Фатиме.
– Если только вы в последний момент не передумаете...
– Я не передумаю. Обещаю.
Мы договариваемся о сроках, и Моника записывает в ежедневник: Португалия, еще пять дней. Наконец появляются российские издатели, мужчина и женщина. Моника облегченно вздыхает и тянет меня поскорее в ресторан.
Пока ждем такси, она отводит меня в сторонку.
– Ты спятил?
– Ну да, много лет назад. Ты когда-нибудь слышала о китайском бамбуке? Он целых пять лет представляет собой крошечный росток, тем временем разрастаясь корнями. Но наконец приходит пора, когда вдруг выстреливает вверх и достигает высоты в двадцать пять метров.